II. Евхаристическая экклезиология

28 - 30 мая

Московская область, Богоявленское

Свято-Филаретовский институт продолжает серию конференций, посвященных православной экклезиологии. На конференции 2017 года обсуждались особенности церковной рецепции евхаристической экклезиологии протопресвитера Николая Афанасьева, а также современное восприятие Евхаристии как центра жизни церковного собрания. Состоявшийся разговор выявил целый ряд проблем, связанных с современным пониманием Церкви и ее границ , рассмотреть которые предполагается на конференции 2018 года.

Актуальность темы обусловлена тем, что вне пределов храмового богослужения или прихода трудно увидеть и засвидетельствовать наличие церковной жизни, основанной на собственно новозаветных началах. Да и внутри приходской ограды жизнь нередко определяется не столько законом любви, сколько соображениями административными и экономическими, а то и прямо диктуется запросами секулярного общества.

Никео-Цареградское исповедание говорит о Церкви как о предмете веры христиан, а значит как о живом организме, теле Христовом, существующем не только в прошлом или будущем, но и в настоящий момент истории, о чем каждый верный может свидетельствовать любому «внешнему»: «Приди и посмотри». Таким образом, верующий во Христа должен знать «свое собрание», опознающееся, по слову Спасителя, по взаимной любви Его учеников (Ин 13:35).

Учение о Церкви стало основной областью богословских исследований XIX-XX веков, причем не только в восточных, но и в западных церквах. За это время по-новому были поставлены вопросы кафолической природы Церкви, ее соотношения с тварным и нетварным миром, актуального содержания понятия «спасение», соединения «закона веры» и «закона молитвы» в церковном сознании древних и современных христиан, миссии церкви в секулярном мире и т.п. Но целый ряд экклезиологических проблем еще нуждается в постановке и обсуждении на современном уровне церковной мысли и практики. Среди них можно назвать, например, следующие:

• открытость Церкви и необходимость выявления ее границ;
• единая природа Церкви и сосуществование в ней различных экклезиологий;
• исповедание единства, святости, апостоличности и соборности Церкви и эмпирическое выражение этих свойств в современности;
• таинство Церкви и проблема сакраментализма;
• общение в Церкви и его каноническое, мистериальное и мистическое измерения;
• конфессиональные подходы к пониманию единой природы Церкви и перспективы межконфессионального диалога и др.

Разумеется, современный разговор о тайне и таинстве Церкви не может обойти стороной и проблему богословского языка. Очевидно, что уже далеко не весь опыт церковной жизни можно выразить в онтологических понятиях, в то время как разговор о Боге и Церкви в понятиях экзистенциальных также не является приемлемым для всех в христианском мире.

Организаторы конференции надеются, что заинтересованный, вдумчивый и свободный диалог ее участников по названным и близким к ним вопросам принесет свои добрые плоды.

Заявку для участия в конференции в качестве докладчика с темой и тезисами доклада просим присылать в Оргкомитет конференции до 1 апреля 2018 года. Заявку для участия в качестве слушателя можно прислать до 20 апреля 2018 года.

В заявке необходимо указать фамилию, имя и отчество участника, город, место работы или служения, должность, эл. адрес и телефон.

Питание, проживание, проезд из Москвы к месту проведения конференции (Истринский район Московской области, дом Культурно-просветительского центра «Преображение») и обратно – за счет принимающей стороны. Оргвзнос – 2500 руб. Планируется публикация сборника материалов конференции, размещаемого в РИНЦ.

Оргкомитет
E-mail: [email protected]
Телефон: +7 495 623 03 80; +7 968 937 34 64; +7 962 986 91 08

Председатель оргкомитета: Дмитрий Сергеевич Гасак, первый проректор СФИ

Протоиерей Александр Шмеман

О ПОНЯТИИ ПЕРВЕНСТВА

1. Под первенством или «приматом» мы разумеем в настоящей статье такую власть, которая превышает власть епископа, ограниченную его епархией. История Церкви и каноническое предание знают первенство областное — в группе церквей или епархий (церковная провинция, митрополичий округ), первенство в т. наз. автокефальных церквах -— патриарха, архиепископа и т. д., первенство, наконец, вселенское — Рима. Константинополя. 1) В православном богословии давно уже назрела необходимость выяснить природу и функции всех этих видов первенства, и, прежде всего, сам принцип первенства. Вопрос поставлен жизнью. Ибо в церковной практике и в канонической мысли наблюдается полнейшая неясность как в определении сущности «высшей церковной власти», так и ее объема, и способов проявления. Эмпирически, в «действующем церковном праве» такая «высшая власть» определена с достаточной точностью в том, что касается отдельных автокефальных церквей. Но «действующее церковное право» никоим образом нельзя просто отожествить с каноническим преданием Церкви. Оно само неизменно подлежит канонической оценке и может быть в противоречии с каноническим преданием. Например, можно указать на возражения русских иерархов и канонистов против синодального управления Русской Церкви, признававшегося ими «неканоническим». 2) В истории церкви одно «действующее право» сменяется другим, оно есть

1) Исторический обзор и канонический анализ разных форм первенства, см. Н. Заозерский: «О Церковной Власти». Сергиев. Посад, 1894, стр. 218 и сл.

2) Много материала собрано в отзывах и мнениях русских архиереев, собранных в связи с Предсоборным Присутствием, 1906—1912 гг.

всегда продукт применения канонической нормы, канонического предания к данным эмпирическим условиям, но потому оно и подлежит всегда оценке в свете этой нормы. 3) В отношении же «областного» и «вселенского» первенства мы не имеем даже сколько-нибудь общепринятого «действующего права». Так, областное первенство, несмотря на то, что оно с наибольшей ясностью засвидетельствовано каноническим преданием, 4) как бы вообще выпало из структуры Православной Церкви, точнее, было вытеснено из него централизмом автокефалий. Вопрос же о первенстве вселенском либо вообще отвергается, даже в качестве вопроса, либо же решается столь туманно и сбивчиво, что и канонически и практически грозит стать предметом серьезных разногласий в Церкви. 5)

Между тем, решения вопроса о первенстве, как сказано выше, требует сама жизнь. Было бы нетрудно показать, что, с одной стороны, те канонические неурядицы и расколы, которыми, увы, омрачена жизнь Православной Церкви в последние десятилетия, все так или иначе связаны с этим вопросом о первенстве, вернее, с отсутствием целостного и общецерковного понимания его сущности и функций. Та же нерешенная проблема, с другой же стороны, является главным препятствием к положительному и плодотворному развитию церковной жизни и там, где эта последняя не омрачена открытыми разделениями.

3 ) См. о. Н. Афанасьев: «Неизменное и Временное в Церковных Канонах» в сборнике «Живое Предание», Париж, без даты, стр. 82-96, и его же «Каноны и Каноническое Сознание» в «Пути» (отдельный оттиск).

4 ) См.. Заозерский: цит. соч., стр. 228 и сл.: П. В. Гидульянов: «Митрополиты в первые три века Христ—ва», Москва, 1905; Никодим Милаш: Правила Православной Церкви с толкованием, т. I, СПБ, 1911, стр. 70 и сл. срв.; Вальсамон. толк, на 2 прав. Второго Всел. Соб. в Аф. Синтагм. 2, 171; В. В. Болотов: Лекции по истории древней Церкви, вып. 3, 1913, стр. 210 и сл.; В. Мышцин: Устройство Церкви в первые два века. СПБ, 1909.

5 ) Как, например, можно указать на полемику, возникшую вокруг «Окружного Послания» Вселенского Патриарха в неделю Православия, 1950 г. См. мою статью «Вселенский Патриарх и Прав. Церковь» в Церковном Вестнике Зап. Европ. Экзархата, 1951 г., там же Библиография. К спорам о вселенском первенстве мы еще вернемся ниже.

6 ) Так, например, не трудно убедиться в том, что печальные «юрисдикционные» разделения в Русской Церкви за рубежом, в их каноническом аспекте, сводятся неизменно к вопросу о подчинении той или иной высшей власти, то есть, к вопросу о первенстве. См. мою брошюру «Церковь и Церковное Устройство», Париж, 1949, и там-же библиографию, а также статьи «Спор о Церкви» (Церк. Вест. Зап. Европ. Экзарх. 1950, № 2 (23, и «О Нео-Папизме» (там же, 1953). С другой стороны, развитие церковной жизни в Америке, например, чрезвычайно затруднено полным отсутствием связи между десятью «юрисдикциями», официально не враждующими

Вопрос о месте и смысле первенства в нашем учении о Церкви ставят нам, православным, и со стороны инославия. Экклезиология, тема Церкви находится сейчас в центре интересов во всем христианском мире, в связи с пробуждающимся повсюду стремлением к единству. Особенно в католическом богословии к православному пониманию примата относятся с новым и уже не только «полемическим» интересом, и тут углубление и оживление экклезиологической темы открывает возможность давно уже прерванного диалога. 7) Таким образом, целый ряд обстоятельств настойчиво требует более глубокого «осознания» вопроса о первенстве, и если вряд ли можно надеяться на его немедленное решение, то остается и то, что без такого «осознания», без серьезного уразумения его в свете православного Предания, решение его невозможно.

2. Мы определили выше первенство, как вид или форму власти. Это определение нужно сразу же существенным образом уточнить. Начать нужно с общего вопроса: существует ли в Православной Церкви власть над епископом и возглавляемой им Церковью — епархией? Для определения сущности первенства вопрос этот имеет первостепенную важность. Между тем, ответы, даваемые на него экклезиологией с одной стороны и «действующим правом» с другой, находятся между собой в открытом противоречии. Богословски, экклезиологически ответ, вне всякого сомнения, должен быть отрицательным: власти над епископом и его епархией быть не может. В пределах этой статьи мы не имеем возможности вопрос о природе власти в Церкви поставить во всем его объеме. На центральное значение его при построении православной экклезиологии указал недавно в ряде исключительно ценных работ о. Н. Афанасьев. 8) Здесь достаточно напомнить, что «власть входит в Церковь, как один из ее организационных моментов, но власть в Церкви должна соответствовать ее природе, а не быть гетерогонной по отношению к ней». 9) Это значит, иными словами, что, как и все прочие служения в Церкви, служение власти есть «харизма», благодатный

между собою, но из-за неимения «центра общения», фактически разделенными в своей жизни. Здесь также проблема «первенства» и, следовательно, инициативы объединения является центральной.

7) Много материала собрано в новой книге Stanislas . Jaiki, OSB: «Les tendances nouvelles de l’ecclésiologie», Rome, 1957.

8) o . H . Афанасьев: «Трапеза Господня», Париж, 1952, «Служение мирян в Церкви», 1955.

9 ) Его-же: «Власть Любви», в Церк. Вести. № 1 (22), 1950, стр. 4.

дар, преподаваемый в таинстве доставления, и что только такая благодатная власть, г. е. власть, полученная в таинстве, возможна в Церкви, природа которой благодатна. Церковь знает только три степени иерархии и в ней нет харизмы власти выше епископской. Никакой харизмы или таинства первенства Православная Церковь не знает, а это значит, что нет и никакой другой власти; если бы она существовала, она была бы иной природы чем благодатная власть, и, следовательно, не церковной по своему источнику.

Между тем, в «действующем праве» высшая власть не только существует, но именно с нее начинается обычно «построение» Церкви и ее жизни, так что она оказывается фундаментом, на котором зиждется все здание. 10) Православная Церковь, правда, теоретически отрицает единоличную власть одного епископа над другим — обычно «высшей властью» обладает Первоиерарх совместно с определенным правительственным органом; соборном, си нодом и т. д. Но для нас важно подчеркнуть сейчас, что эта центральная власть мыслится именно как власть над епископами и епархиями, которые ей подчинены. Т. о. и факт и идея высшей власти вводятся в саму структуру Церкви, как основной и необходимый ее элемент. Повторяем, нигде с такой очевидностью не проявляется разрыв между каноническим или экклезиологическим преданием и «действующим правом» как здесь -— в этом повсеместном торжестве идеи «высшей церковной власти». Отвергнув и продолжая отвергать эту идею в ее римской форме, т. е. во вселенском масштабе, православное сознание с большой легкостью усвоило ее в отношении автокефалий, но по существу никогда не дало ей богословского или экклезиологического обоснования.

При таком положении, поставленный нами вопрос, как и вся проблема первенства, очевидно, не могут быть решены простыми ссылками на исторические прецеденты и на отдельные канонические тексты, вырванные из общей связи, как это широко практикуется в современных церковных спорах. Они требуют, прежде всего, углубления в самые источники православного учения о Церкви, в природу ее устройства и жизни. Только при целостном понимании Церкви возможно правильно поставить и правильно решать и вопрос о первенстве.

3. Православное предание утверждает, что Церковь есть

10 ) См., например, устав Русской Церкви, принятый Собором 1917-18 г.: «В Православной Российской Церкви, Высшая Власть.... принадлежит Поместному Собору...» «Епархией именуется часть Прав. Рус. Церкви...»

органическое единство. Этот организм есть Тело Христово. 11) Определение это не «аналогическое» и не символическое, а раскрытие самой природы Церкви. Оно означает, что видимая, организационная структура церковного общества есть ничто иное, как выявление и актуализация Тела Христова, или, иными словами, что структура эта укоренена в Церкви как Теле Христовом. Однако, следует сразу же подчеркнуть, что хотя учение о Церкви, как о Теле Христовом, дано в Св. Писании и засвидетельствовано в Предании — в «lex orandi», в законе молитвы Церкви и в Писаниях Отцов, — богословски оно раскрыто не было. По причинам, на которых мы не имеем возможности останавливаться здесь (некоторых из них мы коснемся ниже) экклезиологическая и каноническая мысль сравнительно рано «оторвалась» от этого учения и на Востоке и на Западе. В этом отрыве заключается, вне всякого сомнения, глубочайшая трагедия, результаты которой сказываются решительно во всех областях церковной жизни. Сравнительно рано о структуре Церкви стали мыслить в отрыве от ее природы Тела Христова. Это значит, что вопросы устройства Церкви, органов и функций власти, связи между церквами и т. д. выделились в некую самостоятельную сферу, которую постепенно и отожествили с каноническим правом. Оторвавшись от экклезиологии, или, точнее, перестав быть экклезиологией, каноническое предание необходимо превратилось в «каноническое право». Но в каноническом праве, в свою очередь, нет и не может быть места понятию Тела Христова, потому что из этого понятия нельзя вывести никакого права. Поэтому своими источниками — «канонами», каноническое право вынуждено пользоваться не как экклезиологическими свидетельствами, каковыми они являются, т. е. не как

11 ) В русской богословской науке, см. Е. Аквилонов: «Церковь: научные определения Церкви и Апостольское учение о ней, как о Теле Христовом», СПБ, 1894. В. Троицкий: «Очерки из истории догмата о Церкви», С. Посад, 1912. Прот . Г . Флоровский : L’Eglise, sa nature et sa tâché». (L’Eglise Universelle dans le dessein de Dieu). О библейском и отеческом учении Церкви, см. P . Mersch : « Le Corps Mystique du Christ ». Etudies de Théologie Historique. 2 vol. Paris, 1933-36; G. Barnuy : La Théologie de l’Eglise suivant St. Paul. Paris, 1943; La Théologie) de l’Eglise de Saint-Clément de Rome à St. Irénée, Paris, 1945; La Théologie de l’Eglise dé St. Irénée au Concile de Nicée, Paris, 1947; L. Bouyer: L’incarnation et l’Eglise — Corps du Christ, dans la théologie de St. Athanase. Paris, 1943; H. du Manoir: «L’Eglise, Corps du Christ, chez Cyrille d’Alexandrie (in Dogme et Spiritualité chez St.-C. d’A. Paris, 1944, pp. 287-366). Обзор экклезиологических исследований в Св. Писании и у Отцов, у S . Jaki , op . cit ., pp . 154-203.

свидетельствами о природе Церкви — Тела Христова, (вне которой нельзя понять их настоящего смысла), а как юридическими и правовыми нормами. 12) Всем этим объясняется, что в течение долгого времени структура Церкви вообще не была предметом богословского осмысления и все больше и больше «отчуждалась» в самостоятельную и чисто правовую сферу, в которой никто и не искал воплощения и актуализации природы Церкви. 13).

Только сравнительно недавно началось возрождение именно богословского, экклезиологического интереса к церковному устройству, т. е. к вопросу о связи этого устройства -с природой Церкви, как Тела Христова. Наряду с изучением источников экклезиологии — Писания, Отцов, литургического предания, в этом возрождении все очевиднее намечается стремление описать Церковь, т. е. выразить ее сущность и законы ее жизни в адекватных богословских категориях. Прежде всего, уточнению и выражению подлежит основное для Церкви понятие ее как организма. И здесь, как неоднократно указывалось в последние годы, сталкиваются два понятия, два понимания, две «интерпретации» этого органического единства, каждое из которых отражается, в свою очередь, на понимании и структуры Церкви и функции первенства в ней. По терминологии, предложенной о. Н. Афанасьевым, одну из этих концепций можно назвать «универсальной экклезиологией», а другую «евхаристической». 14) Сам о. Н. Афанасьев, считающий универсальную экклезиологию искажением первоначального понимания природы и устройства Церкви (т. е. экклезиологии евхаристической), начало ее постепенного развития возводит к очень

12 ) Подлинно классическое обоснование такого разрыва, то есть, оправдание юридического и правового отношения, мы находим у Суворова: «Церковь как внешнее, видимое общество не может стоять вне права. Как общество она состоит из отдельных членов, которые связаны между собой известными отношениями, порождаемыми их жизнью в церкви, и кроме того, имеет организацию с известной сферой деятельности для каждого органа.,.. Регулирование отношений, сфер деятельности, мер и средств к достижению церковных задач требует порядка права». (Курс Церк. Права, т. I, Ярославль, 1889, стр. 5). А так как в последней фразе перечислены все аспекты церковного устройства и жизни, то заключить следует, что вся жизнь Церкви требует порядка права. Вне его, по слову самого Суворова, остается только Церковь, как «предмет веры» (см. там-же стр. б).

13 ) На неразвитость, а часто и полное отсутствие экклезиологии в догматике в последнее время указывалось очень часто. Срв . о . Г . Флоров ский , op. cit. и J. Coingar: «Vraie et Fausse Réforme dans l’Eglise».

14 ) H , Афанасьев: «Две идеи Вселенской Церкви». Путь.

раннему периоду истории Церкви. 15) Но для нас сейчас существенны два эти типа экклезиологии не в их историческом развитии, а по существу, потому что от принятия того или иного из них зависит и понимание первенства в Церкви.

Наиболее завершенное выражение универсальной экклезиологии мы находим р Римской Церкви. По ее учению, нашедшему свое увенчание в Ватиканском догмате о Папе, Церковь как организм, воплощается полностью только во вселенской структуре, т. е. в совокупности всех отдельных церквей, составляющих все вместе единую универсальную Церковь Христову. Единство этой структуры и выражает природу Церкви, как Тела Христова. Церковь мыслится здесь, следовательно, в категориях частей и целого. Каждая отдельная община есть только часть или член этого вселенского организма и только через него имеет причастие к Церкви. Римская экклезиология ищет такого определения Церкви, в котором «отдельные части получили бы в целом, которое есть реальное целое, статут частей, как именно частей». 16)

Мы можем не входить здесь в подробности этого учения. Для нас важно то, что в свете такой экклезиологии, догма об едином Вселенском главе или Епископе, каковым является епископ Римский, есть не искажение и не преувеличение, а факт вполне закономерный. Если Церковь есть вселенский организм, она требует и вселенского епископа, как средоточия своего единства и как носителя высшей власти. Надо прямо признать, что нередко встречающийся в православной апологетике аргумент, по которому Церковь не имеет видимого главы, т. к. ее невидимый глава — Христос, есть аргумент ложный; 17) применяя его последовательно, нужно было бы отвергать видимого главу (т. е. Епископа) и в каждой местной Церкви. Ибо, ведь в том и состоит учение о Церкви, как организме, что в ее видимой структуре живет, действует

15 ) Его-же: «Кафолическая Церковь», Правосл. Мысль , 11.

16 ) М . J. Congar: «Chrétiens Désunis». Paris . 1937, p . 241 и сл. См. еще мою статью «Unity, Division, Reunion in the light of Orthodox Ecclesiology», Theologia, Athens, 1951.

17 ) Вот пример из сравнительно недавней статьи, направленной против самой идеи вселенского центра в Церкви: «не только никогда Православная Церковь не знала такого Центра, по эта теза разрушает в корне … тайну православной экклезиологии, состоящую в том, что центр Церкви есть воскресший Христос, невидимо пребывающий среди апостолов и их преемников....» Прот. Е. Ковалевский: «Экклезиологические проблемы (по поводу статей пером. Софрония и свящ. А. Шмемана)» в Вести. Зап. Европ. Экзархата Моек. Патр., 1950, № 2-3, стр. 14. Но аргумент этот, конечно, не новый.

и присутствует невидимо Христос, вечно делая Церковь Телом Христовым. 18) Аргумент этот мог возникнуть только при той ослабленной связи между учением о Церкви и пониманием ее природы, на которую мы указывали выше. И всякое различение между видимой структурой Церкви и невидимым Христом неизбежно приводит нас к протестантскому разрыву -между Церковью видимой — человеческой, относительной, грешной и изменяемой, и Церковью небесной, — невидимой и торжествующей. Мы должны признать, что если категорию организма и органического единства применять преимущественно к Церкви универсальной, в смысле совокупности всех местных церквей, то наличие и ней единой, высшей и универсальной власти и ее носителя неизбежно, ибо оно логически вытекает из учения о Церкви, как об организме. По той же логике нужно признать оправданным и закономерным стремление римской экклезиологии (возвести эту власть не к тем или иным историческим причинам и условиям, а к установлению ее Самим Христом — это учение о богоустановленном примате Петра и о преемстве этого примата в Римских епископах. Иными словами, в универсальной экклезиологии примат или первенство должны естественно и необходимо быть властью, и притом, ]властью богоустановленной и источником всякой другой власти в Церкви. Все это мы имеем в разработанном и завершенном виде в римском учении о Церкви.

4. Но приемлемо ли такое понимание Церкви с православной точки зрения? Вопрос может показаться наивным. Православная Церковь отвергла и осудила притязания Рима и, тем самым, осудила казалось бы и предполагаемую этими притязаниями экклезиологию. В теории эго, конечно, так, но на деле все обстоит неизмеримо сложнее, так что вопрос, поставленный выше перестает казаться наивным. Историк Церкви знает, что отвержение Востоком римских притязаний, в эпоху разделения Церквей было гораздо больше проявлением церковного «инстинкта», отказом рецепировать новшество, которого в своей жизни и вере не знала Восточная Церковь, чем положительным раскрытием православного учения о Церкви. Ему чрезвычайно способствовали антилатинские настроения на востоке и фактическое взаимное отчуждение двух половин христианского мира. Историку, увы, достаточно известно, в атмосфере какой вражды, нетерпимости и озлобления — с обеих сторон — совершался разрыв между Востоком и Римом, и пора открыто признать, что тема экклезиологическая,

18 ) См. у Св. Игнатия Антиохийского, Смирн. 8, 2.

т. e . та, которая теперь представляется нам одной из наиболее существенных в нашем расхождении с римским католицизмом, меньше всего определяла собой нараставший разрыв. 19) За отвержением римской экклезиологии не последовало того, что последовало за осуждением арианства, несторианства, монофизитства и т. д. — раскрытия и формулирования положительного учения. В экклезиологии нет вероопределения, которое соответствовало бы Никейскому символу в учении о Троице и Халкидонскому «оросу» в христологии. И эго так потому, что в эпоху разделения, церковное сознание не только на Западе, но и на Востоке было глубоко отравлено чуждыми православной экклезиологии идеями. Некоторых из них мы еще коснемся ниже. Сейчас скажем только, что отрицательная роль их заключалась именно и в первую очередь в фактическом отходе от живых начал той исконной экклезиологии, которую о. Н. Афанасьев называет «евхаристической» и которая и лежит в основе православного канонического предания. Мы говорим «фактическом», потому что, в отличие от Рима, Православная Церковь никогда не «догматизировала» этого отхода, не обосновала его как экклезиологическую систему. Различные виды «действующего права» не отменили и не заменили собой канонического предания, не отравили первоисточников церковной жизни, оставляя всегда возможность возврата к ним. Увы, есть основание опасаться, и об этом мы скажем ниже, что ереси о Церкви, т. е. ложному богословию о ней, суждено в недрах Православия возникнуть в наши дни...

В чем же — с точки зрения интересующей нас темы — сущность этой исконной православной экклезиологии? В том, прежде всего, что категория организма и органического единства относятся ею к «Церкви Божией, сущей» в каждом месте, т. е. к Церкви местной, к общине, возглавляемой епископом и в единстве с ним, обладающей всей полнотой Церкви. Такую экклезиологию о. Н. Афанасьев называет евхаристической. И, действительно, она укоренена в Евхаристии, как таинстве Церкви, в акте вечно актуализирующем Церковь как Тело Христово. 20) То же самое мы находим и у о. Г. Флоровского: «таинства — пишет он — составляет Церковь. Только через них христианская община выходит из человеческого измерения и становится Цер-

19 ) Об этом подробнее в моей неизданной работе «Униональная Проблема в Византийской Церкви».

20 ) Прот. Н. Афанасьев: «Кафолическая Церковь, стр. 21 и сл.

ковью.» 21) Церковь осуществляется как организм, как Тело Христово в Евхаристии. Но как в Евхаристии не «часть» Тела Христова, а весь Христос, так и Церковь, «актуализирующаяся» в Евхаристии не есть «часть» или «член» целого, а «Церковь Божия» целостно и неделимо «сущая» и являемая в каждом месте. Где Евхаристия, там вся Церковь, но и обратно, только там где вся Церковь, т. е. весь народ Божий, объединенный во Епископе — там Евхаристия. Такова первичная экклезиология, засвидетельствованная преданием ранней Церкви, но и доселе живущая в каноническом предании и в литургических «рубриках», столь многим кажущимся непонятными и второстепенными. 22) В этой экклезиологии неприменимы категории «частей» и «целого», потому что сущность сакраментально-иерархической структуры в том и состоит, что в ней «часть» не только согласна с целым, но тождественна с ним, целостно в себе его воплощает, есть целое. Местная церковь, как сакраментальный организм, как дан ное Богом людями во Христе, есть не часть и не член более обширного «поместного» или «вселенского» организма, но она и есть сама Церковь. Как организм, как Тело Христово, Церковь всегда тождественна самой себе во времени и в пространстве. Во времени, потому что она есть всегда народ Божий, собранный

21) G . Florovsky , op . cat ., р. 65. Срв. Заозерский, цит. соч., стр. 21 и сл. «Литургия, без сомнения, главный акт всей церковно-общественной жизни, как в настоящее время так и в древности. В церковноправовом отношении, как и в других, она служит показателем, точным выразителем положения и отношений разных церковных лиц, содержащихся в составе церковного общества. Здесь применяются к делу, осуществляются все наивысшие права, какие эти лица получают от Церкви, здесь же яснейшим образом устанавливаются между ними соответственные правам отношения между этими лицами, определяется и положение каждого из них в церкви. Посему и во всех прочих актах церковной жизни положение и отношения членов церкви устанавливаются и определяются в полном соответствии с тем строем, в каком они обнаруживаются при совершении важнейшего акта — литургии. Явление, обратное сему было бы нестроением, дисгармонией в церковном устройстве».

22) Здесь нельзя, даже кратко коснуться связи экклезиологии с литургическим богословием. На эту тему , см . мою статью ; «Liturgical Theology: its Task and Method» in St.-Vladimirs Seminary Quarterly, Oct. 1957, pp. 16-27. Укажем только один пример: так все рубрики и правила об единстве евхаристического собрания (запрет служить две литургии на одном престоле или тем же священником и т. п.), несомненно имеют именно экклезиологический смысл, то есть, ограждают смысл Евхаристии, как выражения единства и полноты Церкви. В отрыве же от этого экклезиологического смысла они действительно становятся непонятными, а потому все больше и больше и нарушаются на практике, путем простого «обхода» правила (второй престол, «заказные» обедни и так далее).

чтобы возвещать смерть Господню, воскресение Его исповедывать, дондеже приидет. И в пространстве — потому что в каждой местной Церкви, в единстве епископа и народа, дана вся полнота даров, возвещена вся Истина, таинственно пребывает весь Христос, Который «вчера и сегодня и во веки Тот же». Иерархически-сакраментальная структура Церкви и являет ту полноту Христа, данную людям, возрастать в которую им задано — «доколе все приидем... в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 13).

Существеннейшим выводом из этой экклезиологии тот, что она исключает идею «высшей власти», т. е. власти над местной Церковью и епископом, возглавляющим ее. Служение власти, как и все церковные служения, все «харизмы», имеет свой источник и совершается в органическом единстве Церкви, как Тела Христова, и укоренено в том Таинстве, которое и есть Таинство Тела Хри стова, в котором Церковь осуществляется как Тело Христово. Это служение власти есть служение Епископа: и нет выше этого служения. Всякая высшая власть означала бы власть над Церковью, над Телом Христовым, над Самим Христом. Епископ облечен властью, но эта власть укоренена в его предстоятельстве на евхаристическом собрании, из которого вытекают служения священства, учительства и пастырства. Короче говоря, в экклезиологии ранней Церкви, которая и составляет неизменную основу православного канонического предания, служение и сущность власти определяются нерасторжимым единством Церкви, Евхаристии и Бпископа. Власть в Церкви не может иметь другой основы и другого источника, что и сама Церковь: присутствие Христа в Таинстве, соединяющего в Себе всех в благодатной жизни «нового зона». Для ранней Церкви все это было живой и животворной реальностью. Но, повторяем, сколь ранним ни было бы постепенное проникновение в церковное сознание чужеродных ему «категорий» и «интерпретаций» власти, не трудно было бы показать, что именно это первичное понимание ее определило собой основу канонического предания Церкви. 23) И когда даже теперешняя «правовая» каноника утверждает, например, что все епископы равны между собой «по благодати», она, как бы неведомо

23 ) Основоположным фактом, при всяком богословском истолковании власти епископа (или священника) в Церкви нужно признать нерасторжимую связь хиротонии с Евхаристией. Связь эта обычно принимается, как самоочевидная, а, между тем, она-то и являемся исходной точкой для построения «богословия власти» в Церкви, как власти благодатной, а не «гетерогонной» по отношению к благодатной природе Церкви.

для самой себя, утверждает как раз то, на что мы указываем, ибо что же такое благодать епископства, как не харизма благодатной власти? А так как никакой другой харизмы власти Церковь не знает, то нет и не может быть власти над епископом. 24)

5. Значит ли это, что православная экклезиология просто исключает категорию «первенства»? Нет. Но в том и состоит роковая ошибка «универсальной» экклезиологии, что в ней первенство необходимо отождествляется с властью, которая в свою очередь перестает быть служением в Церкви и становится властью над Церковью. Между тем, категория первенства необходимо вытекает из самой сущности «евхаристической экклезиологии», в которой, будучи a priori отличной от власти, она только и может быть понята в подлинной своей сущности.

В ответ критикам «евхаристической» экклезиологии, 25) нужна, сем всей силой утверждать, что она никоим образом не делает местную Церковь самозамкнутой монадой без какой бы то ни было органической связи с другими такими же церквами-монадами. Органическое единство Вселенской Церкви не менее реально и т. ск. «осязаемо», чем единство Церкви местной. Только если универсальная экклезиология толкует его в категориях «частей» и «целого», экклезиология евхаристическая применяет здесь категорию тождества: «Церковь Божия сущая в...». Церковь Божия и есть единое и неделимое Тело Христово, целостно и неделимо сущее или пребывающее в каждой церкви, т. е. видимом единстве народа Божьего, собранного в Евхаристии, соединенного «в епископе». Вселенское единство есть именно един-

24 ) Мы не касаемся здесь чрезвычайно сложного вопроса об экклезиологическом соотношении между «епархией» (возглавляемой епископом) и «приходами» (возглавляемыми священниками). Очевидно, что ранняя структура Церкви знала только общину, возглавляемую епископом, который и был предстоятелем на Евхаристическом собрании, учителем и пастырем Церкви. Пресвитеры составляли его совет — « пресвитериум » при нем (см . J. Colson: L’évêque dans les communautés primitives, Paris 1951; H.Chirat: L’assemblée chrétienté à l’âge apostolique. Paris 1949; Etudes sur lie Sacrement de l’Ordre, Paris 1957. Разделение епархии на приходы, и соответственное изменение функций пресвитера, совершились позднее, но эта перемена никогда по существу не была предметом серьезного изучения и «интерпретации» в православном богословии. Очевидно, во всяком случае, что она не может противоречить основоположным принципам «евхаристической экклезиологии», потому, что она тогда противоречила бы природе Церкви. Но, повторяем, тема эта должна стать предметом серьезного богословского осмысления.

25 ) См. указанные выше статьи о. Е. Ковалевского и иером. Софрония: «Единство Церкви по образу единства Св. Троицы» и Вестн. Зап. Евр. Экзархата Моск. Патр. 1950, № 2-3, стр. 8-33.

ство Церкви, а не только единство «Церквей». И сущность его не в том, что все местные Церкви вместе составляют единый организм, а в том, что каждая Церковь -— в тождестве веры, структуры и даров Божиих — есть та же Церковь; тот же Христос нераздельно пребывающий всюду, где есть «экклисия». Таким образом это то же самое органическое единство Церкви, но в нем Церкви не дополняют одна другую, как члены или части (членами могут быть только личности), а каждая из них и все они вместе есть ничто иное, как Единая, Святая, Кафолическая и Апостольская Церковь.

Вот эта онтология Церкви, как Богочеловеческого единства, целостно и неделимо воплощаемого в каждой Церкви и лежит в основе связи между Церквами. Ибо полнота каждой Церкви не только не противоречит ее связи с другими Церквами и определенной зависимости от них, но, напротив, постулирует их как необходимое условие своего воплощения. Полнота местной Церкви в том и состоит, что в себе она имеет все то, что имеет каждая Церковь и что имеют они все вместе — и не от себя, -не как свою полноту, но от Бога, как Божий дар во Христе. И с другой стороны, она имеет эту полноту только в согласии со всеми Церквами, т. е. именно как то же самое, и только в ту меру, в какую она не отделяет себя от этого согласия, не делает единого и неделимого Божественного дара своим, отдельным в точном смысле «еретическим».

«Епископа поставляти наиболее прилично всем тоя области епископам. Аще же сие неудобно, ... по крайней мере три воедино место да соберутся, а отсутствующие да изъявят согласие посредством грамат...» В этом правиле первого Вселенского Собора («фиксирующего» изначальный закон жизни Церкви — срв. «Апостольское Предание» Ипполита Римского и др. памятники) мы имеем первую и основную форму зависимости Церкви от Церквей, о которой мы только что говорили. Условие своей полноты —епископство, Церковь получает через других Епископов. Но какова природа этой зависимости? В экклезиологии «частей» и «целого» это вселенское правило о поставлении епископа «двумя или тремя» толкуется обычно как главное доказательство ее правильности: множественность посвящающих являет собою «целое», от которого зависит, которому подчинена «часть». 26) Но тол-

26 ) См. Никодим Милаш, ук. соч. толкование на I Ап. Правило , т . I, стр . 46-47. Срв . Dom В . Botte; L’Ordre d’après les prières d’ordination in «Le Sacrèrent de l’Ordre». Coll . «Lex Orandi», 22. Paris 1957, p . 31.

кование эго неверно погону, что оно открыто противоречит учению об Епископе, как носителе высшей и благодатной власти в Церкви, как «живом образе Бога на земле». И о том, что это правило никоим образом нельзя понимать в смысле субординационном — т. е., подчиняющим Епископа иной «высшей власти», свидетельствует хотя бы самое раннее описание епископской хиротонии, которое мы находим в «Апостольском Предании» Ипполита Римского. 27) По этому описанию, немедленно после хиротонии, Евхаристию совершает новопоставленный епископ, а не предстоятель собора епископов, которые возлагали на него руки. Это не случайная подробность, а норма, вытекающая из самой сущности евхаристической экклезиологии. С момента своего избрания и поставления, епископ является предстоятелем Евхаристического собрания, т. е. главой организма церковного и это свое служение он и осуществляет, принося в первый раз Евхаристию. Иными словами, поставление Епископа другими Епископами есть, прежде всего, свидетельство, 28) что избранный своей Церковью избран и поставлен Богом, и что через это избрание и поставление тождество этой Церкви с другими Церквами в вере, благодатной жизни и дарах Божиих есть тождество Церкви Божией, сущей, пребывающей во всех этих местах. Это не есть акт «передачи» многими того, что они имеют, «их» дара — другому, а свидетельство о том, что тот же дар который от Бога в Церкви получили они, дан теперь этому епископу, в этой Церкви. Епископство не есть «коллективный дар», который любые «два или три» епископа могут передать еще одному липу, включая и его в этот дар, — это есть служение в Церкви, харизма или дар Церкви и поставление епископа есть свидетельство, что этот дар Церковь имеет. Поэтому и преемство епископата, на которое, как на решающий аргумент ссылались кафолические борцы с гностицизмом, мыслилось и раскрывалось ими неизменно, как преемство епископов в данной Церкви, а не как «формальная» ссылка на «консекраторов». 29) По нашим теперешним представлениям, в «апостольском преемстве» важно г. о. то, кто посвящал: но, ведь, как раз об этом и не сказано в теории «апостольского пре-

27 ) Hippolyte de Rome: Tradition Apostolique. Ed. «Sources Chrétiennes» , pp. 26-33.

28 ) О моменте свидетельства в таинстве , см . о . Н . Афанасьев : Таинства и тайнодействия (Sacramenta et Sacramentalia), в Прав . Мысли.

29 ) См. J . Meyendorff : The Apostolic Succession in « Sobornost ».

емства» Св. Иринея Лионского: 30) ибо именно предшественник по кафедре не мог поставлять своего преемника, а на него то и ссылается Св. Ириней. Для него «апостольское преемство» епископата есть, прежде всего, тождество каждой данной Церкви во времени и в пространстве с «Церковью Божьей», с полнотой дара Христова и это тождество засвидетельствовано преемством епископов, так как «Церковь во епископе и епископ в Церкви.» Хиротония епископа другими епископами есть, таким образом свидетельство, что совершившееся в этой Церкви совершилось по воле Божией, есть избрание и Поставление Богом. Но эго свидетельство есть и необходимое условие, или, точнее — само таинство поставления. Ибо Церковь, оставшаяся без епископа, как раз и не имеет в себе органа свидетельства о самой себе и власти это свидетельство выражать. Собравшиеся епископы, потому что они суть свидетели тождества Церкви Божией и о низведении дара Св. Духа на избранного. 31)

Таким образом, зависимость каждой Церкви от других Церквей есть зависимость не подчинения, а свидетельства всех Церквей о каждой и каждой о всех, о том, что они едины в вере и жизни, что каждая из них и все они вместе суть Церковь Божия —нераздельный дар новой жизни во Христе. Каждая Церковь имеет полноту в себе, свидетельством и выражением этой полноты является в ней единство Епископа и народа, свидетельством же о тождестве этого единства и этой полноты с единством и полнотой Церкви Божией является поставление избранного Епископа другими Епископами. Так, органическое единство

30 ) Св. Ириней Лионский: Adv . Haer . IV, III, 3; см. G. Bardy: La Théologie de l’Eglise de St. Clement de Rome à Saint Irénée, p. 183 и след . О понятии διαδοχὴ y Иринея , см . Е . Caspar: Die ältest Römische Bischofliste, Berlin 1926, p. 444.

31 ) Поэтому и избрание и хиротония составляют существенные и необходимые моменты в православном поставлении епископа. Это засвидетельствовано и литургическим преданием, в котором избрание и наречение имеют особый чин, после чего избранный поставляется перед хиротонией на орлец. Прав Еп. Сильвестр, когда он пишет «поставление в иерархические степени не только никогда в церкви не признавалось тождественным с избранием достойных лиц в сии степени, но, напротив, всегда строго и резко отличалось от последнего». Но только ущербленной экклезиологией можно объяснить продолжение этой же мысли: «избрание при участии народа.... имело только условное, а не существенное значение....» Опыт Православного Догматического Богословия, т, 4, Киев 1897, стр. 382-383.

Церкви, как Тела Христова, не делит ее на части (и не делает жизни каждой части «частной»):, но также и не замыкает каждую Церковь в самодовлеющий организм, не имеющий нужды в других Церквах. И, можно прибавить, что никогда чувство и сознание вселенского единства Церкви, живого общения, взаимной ответственности и радости о принадлежности к единому народу Божьему, «разбросанному по всему миру, но живущему как бы в одном доме», 32) не было так сильно и живо, как в короткую эпоху беспримесного торжества именно этой экклезиологии.

(Окончание следует)

32) Св. Ириней Лионский, Adv . Haer . III , XXIV, I.

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Протоиерей АЛЕКСАНДР ШМЕМАН

О ПОНЯТИИ ПЕРВЕНСТВА
В ПРАВОСЛАВНОЙ ЭККЛЕЗИОЛОГИИ

(Окончание)

6. Указанная связь между Церквами в таинстве поставления Епископа приводит нас к первой и основной форме «первенства» или, вернее, к условию и основе первенства к собору епископов. В православном сознании собору отводится обычно исключительное по своему значению место — от классического описания Православной Церкви, как «Церкви семи Вселенских Соборов», до современной теории, согласно которой все управление Церкви должно быть «соборным». Между тем, в нашем богословии очень мало сделано для определения экклезиологической сущности и функций соборного института. При отсутствии же такой экклезиологической рефлексии не удивительно, что на собор попросту были перенесены предикаты высшей власти в Церкви. Такова, как мы видели, неизбежная логика канонического права, оторвавшегося-от живого учения о Церкви, как Теле Христовом. Фактически, римскому учению об единоличной высшей власти, с православной стороны противополагается учение о коллективной высшей власти. Спор в настоящее время идет только о границах этого коллектива: включает ли он в себя только епископов или же и «представителей» духовенства и мирян? Теория эта особенно усилилась с тех пор. что она соединилась — довольно непоследовательно с славянофильским учением о «соборности», как сущности церковной жизни. Голый юридизм принципа «высшей власти» был как бы смягчен несколько расплывчатым мистицизмом учения о «соборности» и это позволяет с чистой совестью обличать римскую экклезиологию в юридизме. Но на деле, идея собора, как «видимого высшего учредительного и правительственного органа церковной власти» 33) не соответствует ни славянофильскому учению о «соборности», 34) ни исконной функции собора в Церкви. Собор не есть власть, потому что не может быть властью над Церковью — Телом

33 ) Н. Заозерский, пит. соч., стр. 223.

34 ) Срв. А. С. Хомяков: «Письмо к редактору». « l ’ Union Chr é tienne », о значении слов «кафолический» и «соборный». Поли. собр. соч. 1860 г., т. И. стр. 30 и сл.

Христовым. Собор есть свидетельство о тождестве всех Церквей, как Церкви Божией: в вере, в жизни, в любви. Если в своей Церкви епископ есть священник, учитель и пастырь, Богом в ней поставленный, свидетель и хранитель кафолической веры, то в согласии всех епископов, в их соборе все Церкви познают и выражают онтологическое единство этого предания «ибо языки в мире различны, но сила Предания одна и та же» (Св. Ириней Лионский).

Собор епископов есть не орган власти над Церковью, но и не собрание «представителей» Церквей, а выражение единства Церкви, ее духоносные уста. Он говорит не Церкви, а в Церкви, в полноте ее кафолического сознания. Он не «полнее» и не «больше» полноты местной Церкви, но в нем все Церкви познают и осуществляют свое онтологическое единство как Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви. Экклезиологически и догматически необходимым является собор при подавлении епископа: в таинстве хиротонии его экклезиологическая основа, 35) потому что он есть необходимое условие полноты каждой Церкви, ее «плиромы» как Тела Христова. Но Церковь, которая принадлежит по своей природе новому зону, Царству будущего века, пребывает в истории, во времени, в «мире сем». И это ее пребывание есть выражение ее сущности, как любви Божией к миру, как Его воли о спасении всех. Она пребывает с миссией благовествовать и крестить, проповедовать и распространяться до «конец земли». Церковь, замкнувшаяся в себе, в своей эсхатологической полноте, переставшая свидетельствовать об этой полноте и нести ее миру как благую весть о спасении, перестала бы быть Церковью, ибо полнота эта и есть любовь Христова, делающая каждого христианина свидетелем и проповедником. А миссия и рост означают борьбу с миром и за мир, непрестанное усилие совести, ведения и любви, готовность дать всем ответ и всем служить. Практически это значит, что в Церкви все время возникают вопросы, сомнения, что в ней все время нужно возобновление свидетельства. А это требует усилия всех Церквей, их непрестанного и живого общения, их «соборования» для раскрытия свидетельства. И вот эта миссия Церкви в истории, это делание во времени, дают собору и его второе измерение или назначение: быть общим голосом, свидетельством многих церквей

35 ) G. Florovsky: The Sacrament of Pentecost. (A Russian View on Apostolic Succession. (The Journal of the Fellowship of St. Alban and St. Sergius. March 1934, N ° 23, pp . 29-34.

в их онтологическом тождестве и единстве. Уже Апостольский Собор собирается не как регулярный и необходимый орган Церкви, а по поводу возникшего в эмпирической жизни вопроса — о смысле закона Моисеева для христиан. Затем мы ничего не слышим о соборах такого рода до конца 2-го века — до монтанизма, вызвавшего напряженное сопротивление церковного тела. 36) В третьем веке мы видим африканский собор, как регулярный институт — но снова это не регулярность органа власти, а только урегулированное соборование по поводу дел, касающихся всех африканских церквей. И, наконец, Никейский Собор, как и все другие вселенские соборы собираются опять-таки неизменно по поводу вопроса, касающегося жизни и веры всех церквей и, если в них соборный институт достигает своей плиромы, то в этой плироме очевидно раскрыта и сущность его, как органа не власти, а общего и единого свидетельства.

7. В соборном институте лучше всего выражается общий принцип первенства в Церкви. Собор, потому что он первично укоренен в таинстве постановления Епископа, есть исторически, прежде всего собор областной, т. е. собор Церквей, находящихся в определенной и ограниченной области. Границы области определяются по разным принципам: они могут быть границами географическими, или совпадать с границами той или иной политическо-административной единицы, или, наконец, быть определены сферой распространения христианства из какого-либо центра: в истории Церкви мы имеем все эти примеры. Церковно существенным признаком области является участие всех епископов ее в поставлении нового епископа, что и закреплено правилом Никейского Собора. Вторым же признаком области, вытекающим из первого, следует признать наличие в ней первого епископа или «примата». Признак этот определен известным 34 Апостольским правилом: «епископам всякого народа подобает знать первого из них и признавать его как главу и ничего превышающего их власть не творить без его рассуждения... Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех. Ибо так будет единомыслие и прославится Бог о Господе в Св. Духе...» Каноном этим ясно определена сущность областного первенства: она не во власти, («примас» ничего не творит без рассуждения всех), а в выявлении единомыслия всех епископов, и, следовательно, согласия всех церквей.

36 ) А. И. Покровский: Собор Древней Церкви, эпохи первых трех веков. Серг. Посад. 1914.

Нам незачем здесь вдаваться в подробности сложной и в достаточной мере запутанной истории «митрополичьего округа» в древней Церкви. 37) Но можно с достаточным основанием утверждать, что она является самой обычной, ибо самой естественной, формой связи между церквами, связи укорененной в таинстве поставления епископа, и также что областное первенство было наиболее других общепринятым и общецерковным выражением функции первенства. В категориях современного канонического права каждая митрополичья область была «автокефальной» — и это подтверждает и Вальсамон — ибо ее границами определялся собор епископов, участвовавших лично или через письменное согласие в поставлении новых епископов.

Но первенство областное не есть единственная форма первенства, засвидетельствованная в каноническом предании. Почти с самого начала Церковь знает также и более обширные союзы церквей с соответствующим «центром согласия» или первенством в них. При этом можно спорить, какая форма первенства исторически развилась первой. Христианство, как хорошо известно, утвердилось сначала в больших городах Империи и из них уже постепенно проникало в окружающие их области. И так как митрополичий округ предполагает множество местных церквей в каждом округе, то естественно предполагать, что сначала функции первенства принадлежали исключительно этим первоначальным большим центрам. Но и по возникновении и более точном определении митрополитанской системы, эти центры не утеряли своей функции первенства, так что в них мы имеем как бы вторую степень первенства. Такими центрами во Il -Ш веке были, например, Рим, Антиохия. Александрия, Лион. Карфаген и т. д. Каковы же сущность и функции этой формы первенства? Знаменитое б правило Первого Вселенского Собора употребляет в определении ее слово «власть» (εξουσία ). Но, как хорошо показал в своем толковании этого правила еп. Никодим Милаш, 38) власть тут должна пониматься в контексте как «преимущество» или «привилегия». Канон определяет взаимоотношения между Александрийским епископом и митрополитами четырех митрополичьих округов, находившихся в пределах диоцеза Египта. В Егип-

37 ) См. В. В, Болотов: Лекции по истории др. Церкви, вып. 3.

38 ) Никодим Милаш, цит. соч. 1, стр. 194-204. По мнению Е . К . Ardi, Christian Egypt: Church and Peoples, New-York, 1952, pp. 54-59, это правило означает , что еп . Алекс, был фактически митрополитом всего Египта.

те, позднее чем в других местах, утвердилась митрополитанская система и александрийский епископ, бывший всегда «главой» всего Египта, т. е. примасом среди всех египетских епископов, имел таким образом везде «преимущества» первенства, то есть право созыва собора для утверждения и поставления новых епископов и т. д. Никейский собор, фиксируя митрополитанскую систему, как бы «синтезировал» ее с исконной формой церковной жизни в Египте. Он с одной стороны подчеркнул, что никто не должен быть поставлен епископом без соизволения митрополита (то есть утвердил первенство областное), с другой же оградил «власть» Александрийского епископа на последнее утверждение избрания. Но как общее правило, Собор эту форму первенства в том же правиле определил, как преимущество Церквей. История Церкви нам показывает, в чем состояли эти преимущества: их можно определить как первенство авторитета. Подчеркнем здесь, что это первенство есть не столько первенство епископа той или иной Церкви, сколько первенство самой Церкви, особый духовный авторитет, которым она пользуется среди других местных церквей. Большинство местных церквей возникали в результате миссионерской деятельности церквей больших городов. От этих последних они получали правило веры, предание, и «закон молитвы», то есть литургическую традицию. Большая часть этих первоначальных центров распространения христианства была освящена авторитетом апостолов, проповедовавших в них, и, наконец, более многолюдные, они были лучше «оснащены» бого словски и интеллектуально. Естественно, что, когда случались «прекословия церковные» эти церкви, с одной стороны, брали на себя инициативу их преодоления, то есть выявления «единогласия» церквей по данному вопросу, с другой же — к ним обращались местные церкви, потому что их голос обладал особым авторитетом. Ранний пример такого первенства мы имеем в деятельности Св. Игнатия Антиохийского, Св. Поликарпа Смирнского. Св. Иринея Лионского, позднее — в Антиохийских или Карфагенских соборах третьего века и так далее. Это первенство авторитета не определимо в правовых нормах, ибо оно и не относится к категории права, как такового, но тем не менее оно вполне реально в жизни ранней Церкви, и на его основе разовьются позднее так называемые «патриархаты». Но опять-таки нужно -подчеркнуть, что эго первенство направлено неизменно не к власти над Церквами, а к выявлению и выражению их единогласия, их тождества в вере и в жизни.

И, наконец, последней и высшей формой первенства является первенство вселенское. Эта форма первенства, из-за крайнего заострения анти-римской полемики, часто просто отрицается православными канонистами. Но, объективное изучение предания несомненно убеждает нас в том, что наряду с «приматами» областей и поместными центрами своего согласия, Церковь всегда знала и имела также первенство вселенское. Экклезиологическое заблуждение Рима состоит не в утверждении своего вселенского первенства, а в том, что это первенство он отожествил с высшей властью, с онтологическим субординационизмом, сделал из Римского епископа «principium, radix et origo» 39 ) единства Церкви и самой Церкви. Но эго заблуждение и извращение догмата о Церкви не должно приводить нас к простому отрицанию самого факта такого первенства, а, напротив, должно заставить поглубже вдуматься в православный смысл его.

Историческая же (и каноническая) правда состоит в том, что до того еще, что выкристаллизовались в окончательную форму союзы поместные, Церковь с первых же дней своего существования имела именно вселенский центр своего единства и согласия. Таким центром в первые десятилетия была Иерусалимская церковь, или стала затем Церковь Римская — «председательствующая в любви», по выражению Св. Игнатия Антиохийского. Это выражение и заключенное в нем определение сущности вселенского первенства хорошо проанализировал о. Н. Афанасьев, и мы можем не останавливаться на нем. 40) Не имеем мы возможности привести здесь и всех свидетельств Отцов и Соборов, согласно признающих Рим старшей Церковью и средоточием вселенского согласия Церквей. 41) Отрицать эти свидетельства, их consensus и значение можно только в полемическом задоре. Но так случилось, увы, что если католические историки и богословы неизменно интерпретировали эти свидетельства в юридических и правовых категориях, историки православные систематически преуменьшали их смысл. Православная наука еще ждет именно Православной, не отравленной ни полемикой, ни апологетикой, оценки места Рима в Истории Церкви первого тысячелетия.

39 ) Encycl. S. Off. ad episcopos Angliae, 16 sept. 1864. Denzinger — Ban wart , ed . 10, № 1686.

40 ) «Кафолическая Церковь», в Прав. Μ . 11.

41 ) Богатый материал, хотя и в р. католической (впрочем, умеренной) «обработке» его собран P . Batiffol : « L ’ Eglise naissante et lie Catholicisme », Paris , 1927. «La Paix Constantinienne», Paris, 1929. «Le Siège Apostolique», Paris, 1924, его же : «Cathedra Petri», Paris, 1938.

И если так, по существу, взвесить все эти свидетельства, то в них с очевидностью вскрывается сущность этого вселенского первенства: охранить и выражать единство Церквей в вере и жизни, охранять и выражать их единомыслие, не дать местным Церквам уединиться в «провинциализм местных преданий», ослабить кафолические связи, отделиться от единства жизни... В конечном итоге это значит: иметь заботу, sollicitudo 42) о том, чтобы каждая Церковь была полнотой, ибо эта полнота есть всегда полнота всего кафолического предания, и не «части», а «целого», не «своего» — а единого и неделимого.

Из этого более чем схематического анализа понятия первенства в православной экклезиологии мы можем сделать следующее общее заключение: первенство в Церкви не есть высшая власть, потому что понятие высшей власти исключается природой Церкви, как Тела Христова. Но первенство не есть также и председательство если его понимать в современных «парламентских» или «демократических» категориях. Первенство, как и все в Церкви укоренено в природе ее, как Тела Христова. В каждой Церкви пребывает и вечно осуществляется Церковь Божья, но и все они вместе — вся та же единая, неделимая Церковь Божья, Тело Христово. Церковь Божья пребывает во множественности церквей. И именно потому, что все они онтологически та же Церковь, они связаны между собой не только этим онтологическим тождеством, но и видимой, постоянно живой и обновляемой связью — единством веры, единством «делания» или миссии, заботой о всем том, что заповедано и дано делать Церкви. Местная Церковь не может замкнуться, уединиться в себе, жить собой и своими «интересами», потому что та полнота, которую она имеет в себе, и есть полнота вселенской веры, полнота Христа «наполняющего все во всем». Ею нельзя жить не живя тем самым всем и всеми, и это значит — в пределе — вселенским сознанием Церкви, «рассеянной по всему миру, но живущей как бы в одном доме». Местная Церковь, оторвавшаяся от этого вселенского общения есть, по существу говоря, contradictio in adjecto. Такое обще-

42 ) Характерно, что после подробного анализа всех раннехристианских свидетельств о примате Рима, P . Batiffol приходит почти к. такому-же определению. «La «papauté» des premiers siècles est L’autorité qu’exerce l’Eglise romaine auprès des autres Eglises, autorité qui consiste à s’inquiéter (подч . мною . A. Ш .) de leur conformisme à la tradition authentique de la foi, autorité qui dispose de la communion à l’Unité de l’Eglise universelle, laquelle autorité n’est revendiquée par aucune autre Eglise que l’Eglise Romaine». Cathedra Petri, p . 28.

ние принадлежит природе Церкви и именно природе ее как Тела Христова. Оно имеет, следовательно, и свою форму или выражение — и это и есть первенство. Первенство есть необходимое выражение единства веры и жизни местных церквей и их живого и действенного общении в этой жизни. И, с этой точки зрения, мы можем вернуться к тому определению первенства, с которого мы начали наш анализ. Первенство есть власть — только это не другая власть, чем та которую имеет епископ в своей Церкви и не высшая по отношению к ней. Эго та же самая власть, но именно потому что это та же самая власть, которую имеет каждый Епископ, и служение власти в Церкви Божией пребывающей в каждой Церкви, ее выражает один — первенствующий, как власть каждого и всех, Церкви и Церквей. Подчеркнем, что в каноническом предании первенствующий есть всегда епископ Церкви, т. е. епископ, возглавляющий определенную церковь, а не епископ «вообще», причем служение первенства принадлежит ему, как Епископу именно этой Церкви. 43) Ранние памятники говорят о первенстве Римской Церкви, н-о меньше всего мы знаем о первых римских епископах, хотя, естественно думать, что именно они, как епископы, выражали это первенство Церкви, «председательствующей в любви». К Церкви, действительно, можно по аналогии применить триадологическое богословие. Как Три Ипостаси в Пресвятой Троице не делят Божественной Природы, но каждая из Них, целостно и неделимо обладает и живет Ею, так и природа Церкви — Тело Христово — не делится во множественности Церквей. Но. как и Божественные Лица имеют «счисление» по выражению Св. Василия Великого, так «счисляются» и Церкви, и среди них есть иерархия. И в этой иерархии есть первая Церковь и первенствующий Епископ. Иерархия не умаляет, не «субординирует» Церквей одну другой, но вся цель, все назначение ее в том, чтобы каждая Церковь жила всеми и все каждой, ибо эта жизнь в каждой и каждой во всех и есть тайна Тела Христова, «полноты, наполняющей все во.всем».

8. Такое понимание первенства укоренено, как мы уже говорили, в экклезиологии, которую можно назвать евхаристической, и которая, по нашему глубокому убеждению, лежит в основе канонического и литургического предания Церкви. Этой экклезиологии, как уклонение от нее, как результат ее «метаморфозы», противостоит экклезиологии «универсальная». Мы видели ,

43) См . о . Г . Флоровский : The Sacram ent of Pentecost, p. 81.

что она необходимо приводит к понятию и факту высшей власти, и в итоге — к вселенскому епископу, источнику и основе всей структуры Церкви. В чистом — римско-католическом виде — Православная Церковь отвергла и осудила такую экклезиологию, как ересь о Церкви. Но это не значит, что соблазн и яд ее не отравляют православного сознания. П этот соблазн тем сильнее, что. в конечном итоге, «универсальная экклезиология» натуральна, есть продукт «натурализации» христианства, применения его к жизни «по стихиям мира сего, а не по Христу». Только исторические истоки этого соблазна на Востоке иного порядка, чем на Западе. Поскольку же в наши дни споры о Церкви внутри Православия все очевиднее сводятся как раз к этому, основному вопросу о понимании природы Церкви, кратким анализом этих соблазнов мы и закончим наш очерк.

Сравнительно недавно среди православных возникло учение о том, что в основе Церкви и ее жизни лежит принцип автокефальности, причем под «автокефалией» здесь разумеются так называемые поместные Церкви — Восточные Патриархаты и Церкви наций или государств. Подчеркиваем, этот принцип автокефальности в указанных учениях толкуется не как одна из исторических форм воплощения Церковью своего вселенского устройства и связи между местными церквами, а как, именно, богословский, экклезиологический фундамент всего церковного устройства и всей церковной жизни. Иными словами, единому вселенскому организму римской экклезиологии противоставляются организмы автокефальные — то есть, поместные Церкви (состоящие, как известно, из множества епархий) с их собственными центрами или высшей властью. Все эти автокефальные организмы абсолютно равноправны и это равноправие совершенно исключает наличие какого либо вселенского центра или первенства. 44)

Возникновение этой теории и даже некий consensus в ней канонистов и богословов самых разных направлений, конечно, не случайны. Они не случайны, во-первых, потому, что принцип автокефалии в последние столетия действительно был единствен-

44) Наиболее «богословское» выражение этой теории дано в уже указанных статьях иером. Софрония и прет. Е. Ковалевского. В категориях более юридического канонического права ее защищает в своих многочисленных статьях проф. Троицкий (срв. И. Мейендорф: Константинополь и Москва» в Ц. В., 16, стр. 5-9). Наконец «национальное» обоснование, мы находим в книге прот. М. Польского: «Каноническое положение высшей церковной власти», 1948. По этому поводу, см. мою работу «Церковь и церковное устройство», 1949.

ным принципом устройства Православной Церкви, и в этом смысле, ее «действующим правом». А во-вторых, потому что «автокефалия» в таком понимании ее наилучшим образом соответствует специфически-восточным соблазнам «натурализации» христианства, редукции Церкви к природному, земному и мирскому. А это, в свою очередь, и объясняет почему именно «автокефалия» стала в Православии «действующим правом» и в ней стали видеть основу православного канонического предания.

Все перебои и ослабление экклезиологического сознания на Востоке можно так или иначе свести к двум основным причинам: к недолжному слиянию Церкви с государством (византийская симфония и ее разновидности) и к религиозному национализму. Две эти причины и лежат в основе современных новых попыток в «автокефалии» усмотреть «основной закон» Православной Церкви.

Мы не можем здесь подробно останавливаться ни на одной из этих причин, а также на подробностях их влияния на церковное сознание. Мы можем только схематически свести их к следующим основным положениям:

Слияние Церкви с государством, т. е. вся сложность и трагическая история византийской теократии, с точки зрения нашей темы, привела фактически к перерождению понимания власти в Церкви. Лапидарно это перерождение можно определить как постоянное проникновение в Церковь юридического и государственного понимания власти и соответствующее ослабление понятия власти благодатной, как харизмы или служения власти в Теле Христовом. Можно сказать еще и гак: сакраментальная власть отделилась от власти «юрисдикционной». Правда еще и сейчас (несмотря на усиливающуюся тенденцию укоренить власть в демократическом начале «представительства» иерархии, клира и мирян) епископ, чтобы иметь власть, должен быть епископом, то есть, быть поставлен в таинстве хиротонии, но, фактически, источник его «юрисдикции» не в таинстве, а в тех «полномочиях», которые он получает от «высшей власти», — перед которой он и ответствен. В последнее время епископы даже «рапортовали» высшей власти, как губернаторы: одни о «вверенной» им епархии (в ожидании того, что высшая власть «вверит» им другую), другие о вверенной им губернии... Лучше всего перерождение понятия власти в Церкви видно на двух примерах: на «метаморфозе» в Византии соборного института, и на постепенно развившейся мистике высшей власти: Патриарха и его управления.

Мы знаем, что в ранней Церкви собор был по самой своей природе съездом епископов — то есть, институтом не постоянным, а действующим в какие-то сроки. Соборы могли быть (и в определенное время стали) регулярными, могли быть и экстраординарными, но их непременным условием мыслилась реальная связь епископов со своими церквами, ибо только в качестве глав церквей, «предстоятелей» их в самом глубоком и онтологическом смысле этого слова, епископы и участвовали в Соборе — выражении единомыслия и единосущия Церквей, как Церкви Божией. Начиная с четвертого века, правда не сразу и не повсеместно, но это понимание собора стало уступать место другому: пониманию его как высшей и центральной власти над церквами. Лучшим показателем этой перемены является знаменитый σύνοδος υδημοῦσα в Константинополе, зародыш и источник позднейших «синодов». Возникший, как случайный собор ad hoc — составлявшийся из находившихся по той или иной причине в столице епископов, собор этот постепенно превращается в постоянный орган власти при Патриархе 45), так что условием участия в нем должно быть нечто прямо противоположное условию раннецерковных соборов: а именно — отрыв епископа от своей Церкви. Епископы делаются так сказать, властью самой в себе, а их синод — высшей или центральной властью. Еще шаг — и епископы на местах становятся с точки зрения власти или «юрисдикции» представителями, экзархами, этой центральной и высшей власти. Повторяем, это схема, но ее можно было бы легко обосновать историческими фактами. 46) От σύνοδος ἐνδημοῦσα к «Правительствующему Синоду» русской церкви идет прямая дорога, усложненная, правда, еще заимствованиями из западного «синодального» права, но источник и того и другого в государстве — в соприродном ему понятии высшей власти, как источника всякой власти «на местах»...

Не менее характерно развитие того, что можно было бы назвать «патриаршей мистикой», первое воплощение и образец которой мы находим опять-таки в росте и развитии власти Константинопольского Патриарха. По существу, эта мистика глубоко отлична от мистики римского папизма. Корень последней в пережива-

45 ) Скабалланович: Виз. Госур. и Церковь, в 11-ом веке. СПБ . 1884. Е . Gerland: Die Vorgeschichte des Patriarchats des kl. Byz . Neues Jahrb . IX , 218. 59.

46 ) И. И, Соколов: Избрание Архиереев в Византии, 9-15 вв. Виз. Врем. 22, 1916-16.

нии Церкви, как вселенского организма, призванного властвовать и над миром. Корень первой — в параллелизме Царства и Церкви, требующем соответствия Императору в Патриархе. Надо снова и снова повторять, что основа власти Византийского Патриарха не в «властолюбии», а в параллелизме двух «высших властей»: царской и церковной, параллелизме, вытекавшем из самой сущности византийской теократии. 47) И опять гаки корень ее — в государственном, а не церковном понимании власти.

Так или иначе, но в перерождении самой идеи власти, в хотя бы частичном, но отрыве ее от экклезиологии Тела Христова, и в естественном при этом возникновении высшей власти — первый и трагический перебой в истории православной экклезиологии. Настало время, думается, открыто признать, что во многих смыслах золотой век Церкви — ее византийский период, был тем не менее и началом затемнения, заболевания экклезиологического. Мистика симфонии (с единственным) из нее выходом — монашеской пустыней, одиноким «деланием» спасения) заслонила собой реальность Церкви, как Народа Божьего, как Церкви Божьей и Тела Христова, являемого и созидаемого во всяком месте. Это было торжество универсальной экклезиологии в ее византийском варианте.

Но государство и его идея власти суть только одна из двух главных причин этого затмения. Второй, не менее важной по своим последствиям, следует признать постепенный рост и развитие религиозного национализма. И снова, нет возможности излагать здесь его историю сколько-нибудь подробно. Но вряд ли кто будет отрицать, что одним из плодов византийской теократии, омрачившим надолго историю Православного Востока, был рост этих религиозных национализмом. сливавших постепенно Церковь, ее структуру, ее устройство — с нацией, то есть делавших ее религиозным выражением национального бытия. 48) Между тем национальное бытие, сколь естественно и, следовательно, законно оно бы ни было, есть по природе своей бытие частное, бытие как части человечества, не обязательно враждующей против других частей, но обязательно Противостоящей им, как свое — чужому. Ранняя Церковь переживала себя как «род третий», в котором нет ни эллина, ни иудея. Это значит, оно несло и давало такую жизнь, которая, не отрицая «частности» природного бытия, преодо-

47 ) Срв. мои статьи «Судьбы Визант. Теократии », в Прав . М . 6 и «Byza ntine Theocracy and the Orthodox Church» in St. Vladimir’s Seminary Quarterly, 1953.

48 ) См. «Судьбы Византийской Теократии».

левала и преображала ее в «целостность» или кафоличность. 49) Отсюда ясно, что всякий религиозный национализм есть подлинно и существенно ересь о Церкви, ибо он низводит благодать и новую жизнь обратно к «природе» и ее делает определяющим признаком Церкви... Это не значит, что не может быть христианских народов и христианского призвания народов. Это значит только, что и христианский народ, г. е. народ, осознавший свое христианское призвание, все равно не становится Церковью, ибо природа Церкви — Тело Христово; она принадлежит по этой природе Царству будущего века и не может слиться ни с чем в «мире сем»...

Но именно этот религиозный национализм в сочетании с перерожденным, государственным пониманием власти и есть основа той теории автокефализма, которая долгое время царила de facto , как «действующее право» на Православном Востоке, и под которую теперь ее защитники пытаются подвести богословское основание. О богословской и канонической слабости этого обоснования я писал в другом месте и на этом не буду задерживаться здесь. 50 ) С интересующей нас в настоящем очерке точки зрения важно то, что теория эта. основанная на желании во что бы то ни стало оправдать современное «действующее право», то есть национальное разделение Церкви с одной стороны, церковно-административную централизацию с другой, фактически вводит в православное учение о Церкви чуждые ей, осужденные ею элементы «универсальной экклезиологии». Она заменяет сакраментально-иерархическую и соборную структуру Церкви, укорененную в учении о Теле Христовом, структурой, основанной на огосударствленном понимании власти и на идее «национального», то есть природного организма.

О ложности этой теории по существу и о вредных последствиях ее в жизни Церкви писалось и говорилось много в Православной Церкви. Можно сказать, что церковное сознание никогда не «рецепировало» и не приняло ее, как Предания, как свидетельства о природе Церкви. Ни теория «пяти чувств» — первая реакция византийских канонистов на римские притязания, ни абсолютный «автокефализм» национальных теократий, родившихся из

49 ) Здесь можно полностью принять слова Хомякова о кафоличности: «Церковь кафолическая есть Церковь по всему или единству всех Церковь свободного единодушия, единодушия полного, Церковь в которой исчезли народности, нет ни греков, ни варваров, нет различий ко состоянию, нет ни рабовладельцев, ни рабов; та Церковь, о которой пророчествовал Ветхий Завет и которая осуществилась в Новом Завете...» (Полн. Собр. соч. т. 2, 1860, стр. 311).

50 ) См. перечисленные выше статьи.

борьбы против теократии византийской, ни синодальный строй Русской Церкви не смогли стать органическим выражением церковного сознания, до конца затемнить подлинные, благодатные источники церковного устройства. 51 ) Такими источниками были и остаются подлинное каноническое предание и Таинства, которыми живет и в которых осуществляет себя Церковь...

Нужно ли еще говорить о практическом вреде, принесенном Церкви этим «действующим правом», оторвавшимся от живых источников православной экклезиологии? С одной стороны — мертвящий бюрократически-административный дух, пронизывающий Церковь, превращающий ее в «ведомство православного исповедования», отсутствие живой соборности, превращение епархий в простые административные единицы, живущие под контролем абстрактных «центров», отрыв «власти» от тела церковного и, как реакция на это — «восстание низов», проникновение в Церковь идей «представительства», «интересов» того или иного строя, мирянского «контроля» и так далее, отделение иерархии и духовенства, как «правящего» класса от лаиков, ставших «мирянами» и так далее 52) С другой стороны — глубокое, трагическое разделение

51 ) История православной экклезиологической мысли еще не написана. Тем не менее, очевидно, что в ней все время шла борьба за исконное учение о Церкви, за полноту церковности. Так, например, проявлением такой борьбы несомненно было славянофильство. Но в своем протесте против юридического и бюрократического понимания Церкви, славянофилы опирались на недостаточно ясное определение органического единства Церкви. Их «организм» несомненно имеет одним из своих источников немецкую идеалистическую философию 19-го века. Срв. о. Г. Флоровский: Пути Русского Богословия, 1937. Но заслуги их в пробуждении церковного сознания не должны быть преуменьшаемы.

52 ) С этой точки зрения еще ждет своей экклезиологической оценки Русский Собор 1917-18 г. Не отрицая его положительного значения в трагический момент истории Русской Церкви и значения, именно, как свидетельства о ее жизненности, следует существенным образом ограничить ценность его канонической деятельности. «Соборность» тут понимается именно, как «представительство», причем самым вредным последствием такого понимания является идея, что в Церкви есть «интересы» или «точки зрения» епископов, духовенства и мирян в раздельности. Эго по существу идея того же клерикализма, но в «конституционной» переработке. Отсюда все более очевидное стремление разделить жизнь Церкви на сферу чисто «духовную» — догматы и мораль, являющуюся сферой исключительной деятельности «духовенства», и сферу «управления», и так далее, в которой миряне должны иметь почти руководящее значение. Но все это очень мало соответствует учению о Церкви, как Теле Христовом, как воплощении духовного и одухотворении «материального, в нераздельном таинстве Церкви: Христа в Своем Теле. См. об этом: о. Н. Афанасьев: «Служение мирян в Церкви», Париж, 1956 г.

православия на, в лучшем случае, равнодушные друг к другу национальные миры, живущие своим и для себя, угасание вселенского сознания, ослабление связей кафолических и живого общения между Церквами... 53)

Но болезни эти, надо надеяться и верить, не к смерти. Сила Христова в немощи совершается и врата адовы не одолеют Церкви. В муках и скорбях рождается новая жажда о правде Церкви, возрождается живой интерес к таинственным и благодатным основам ее жизни и устроения. Тот вопрос, который мы поставили и пытались хотя бы кратко и предварительно осветить в этой статье, — вопрос о «первенстве», не может быть отделен от такого целостного и глубокого возврата к православной экклезиологии. Указать на это и было нашей задачей.

53) Трагические последствия этого можно с особенной ясностью наблюдать в местах православной «диаспоры», в Зап. Европе, Америке и т. д., где плюрализм национальных юрисдикций является радикальным тормозом роста Православия и его свидетельства перед инославием.

Страница сгенерирована за 0.29 секунд!

Сегодня в нашей стране о Церкви может рассуждать каждый «кому не лень». Любой журналист, даже тот который знает только первую фразу молитвы «Отче наш», становиться экспертом в области экклезиологии. Депутаты решают вопросы «церковной политики» не понимая даже того, что эти два слова не могут сосуществовать друг с другом в принципе.
Экклесиологическая ересь разъедают души современников. Ее суть одна но подвидов много. Сюда относятся такие понятия как «Бог в душе, зачем мне посредники», «христианский либерализм» где ересь стала «богословским мнением», «церковь – социальный институт». Список можно продолжать. Не зависимо от наименований и различий все они смертельны для души.
Что же такое «Церковь» по своему существу? К сожалению наш опыт говорит о том, что далеко не все профессионалы в области религии понимают что же такое Церковь. Давайте попытаемся вспомнить базовые основы православной экклезиологии.
Основой понимания сущности Церкви стали слова апостола Павла – Церковь - ТЕЛО ХРИСТА. Очень важный сравнительный текст его Первого послания к Коринфянам. В одном случае (1.Кор.10:16-17) апостол Павел Телом Христа называет Евхаристический Хлеб, у тут же в (1.Кор.12:27) Телом Христа он называет местную церковь (или общину). Важно то что в обоих случаях ап. Павел имеет ввиду одно и тоже. А именно то что община есть такое же Тело Христа как и Евхаристия.
По апостолу Павлу, Христос живет в евхаристическом собрании верующих так же, как он присутствует в своих Евхаристических Дарах – Хлебе и Вине. Каждая местная Церковь есть Тело Христа. Именно благодаря причастию Тела и Крови Христа мы становимся членами Его воскресшего Тела. Важно понять - не какой то части Его, а всего Тела. Следовательно – КАЖДОЕ ЕВХАРИСТИЧЕСКОЕ СОБРАНИЕ ЕСТЬ ЦЕРКОВЬ ВО ВСЕЙ СВОЕЙ ПОЛНОТЕ.
Первый важный вывод который мы должны сделать тот что Церковь не может состоять из частей. Выражение «часть Вселенской Церкви» или «ее составляющая» - не точно. Тело Христа не делится на части. Когда мы говорим о том, что Православная Церковь состоит их пятнадцати Поместных церквей мы должны понимать что они соотносятся между собой не как сумма слагаемых, а как единство идентичности. Например Грузинская, Болгарская, Греческая Церковь не три Церкви, а Одна. Выражение Русская Православная Церковь, или Украинская, Сербская расшифровывается как Единая, Святая, Соборная и Апостольская Церковь находящая на территории России, Украины, Сербии и т.п. При этом для ее верующих и духовенства статус этих поместных церквей, такие как патриархат, автономия или митрополия, по сути не имеют никакого сотереологического значения. Имеет значение только одно – истинность Причастия Тела и Крови Христа.
Согласно Игнатию Антиохийскому: «Только та Евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставил это». Поэтому: «где будет епископ, там должен быть и народ, так же где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь». Предстоятель местной общины олицетворяет собой ее единство. Первоначально таким предстоятелем был первый из пресвитеров. Именно им произносилась молитва благодарения, которая известна нам как Евхаристический канон. Для святителя Игнатия Антиохийского Церковь и евхаристическое собрание понятия тождественные. Каждая из них есть Церковь во всей полноте.
Со временем ситуация стала меняться. Предстоятелем местной церкви сегодня является епископ, а пресвитеры делегируются им в качестве предстоятелей евхаристических собраний. Местная Церковь – это епархия. а евхаристическое собрание - это приход. Такая перемена произошла после того, как у епископа в подчинении оказалось несколько евхаристических общин.
Но эмпирически именно приход продолжает быть для верующих единственно зримой «ecclesia». Епархия более воспринимается ими как административное звено. Поэтому к пресвитеру и перешли многие функции епископа. Сегодня он регулярный совершитель богослужений, пастырь и наставник церкви, а это все те функции которые в ранней Церкви принадлежали епископу. Древняя Церковь не стала увеличивать количество епископских кафедр, а предпочла вычленять, особенно на селе, приходы. Таким образом приход стал получать свою кафоличность в вышестоящей епархии.
Прот. Александр Шмеман в своем сочинении «Евхаристия» пишет о том, что несмотря на произошедшие изменения в церковным сознании все равно именно с пресвитером связанна идея пастырства. Священник это «отец», а епископ – «владыка». Архиерей стал больше восприниматься как администратор, начальник духовенства, а священник как «батюшка». Связанно это с тем, что главной в Церкви всегда была не иерархическая структура, а Чаша Христа. Потому что только в ней, и через нее, происходит единение христиан с Воскресшим Христом, и в Нем друг с другом. И никакого другого механизма получения этого единства нет. Этот факт есть основанием всей нашей экклезиологии. Она всегда была и будет эвхаристо – центричной.
Сегодня мы не можем ставить знак равенства между поместной Церковью и приходом как это было во время свят. Игнатия Антиохийского. В руководимой священником местной общине недостает важнейших атрибутов Церкви. Там нет не только епископа, но и коллегии пресвитеров, а зачастую и диакона. Бывают случаи когда священник служит даже без мирян, что противоречит сути и смыслу евхаристического собрания. Но для Православной Церкви было важно сохранить все характеристики церковной полноты, поэтому именно епархия становиться тем Телом Христа, о котором пишет апостол Павел Коринфянам. Современная практика к увеличению количества епархий и соответственно епископата говорит о наметившийся тенденции сближения с практикой древней церкви, которая подразумевала что место нынешнего благочинного занимает епископ основная забота которого евхаристическое служение.
Согласно концепции евхаристической экклезиологии, священник (епископ, пресвитер, диакон) принимает полномочия и харизму рукоположения не для себя, а для служения народу Божию. Благодать, которую священник получает при своем рукоположении дается для тех, которые в ней нуждаются. Т.е. это Дар, предназначенный для других. Нельзя ставить вопрос как - то: «что дает рукоположение священнику»? Правильно ставить вопрос: «в какое отношение к общине ставит священника его рукоположение»?
Служение священнослужителя есть служение единству местной, и следовательно соборной Церкви. Рукоположенный пресвитер, как и епископ, изображают и актуализируют священство народа Божия. Священнический народ Божий без предстоятеля не может существовать, но и предстоятель евхаристического собрания не может без народа Божия действовать священнически. Поэтому рукоположение священника обязательно подтверждаться согласием народа.
За каждый евхаристическим собранием, когда вместе с епископом совершается Евхаристия, присутствует вся кафолическая полнота. Это собрание зависимо от других таких же евхаристических собраний и не может существовать само по себе. Таким образом единство всех поместных Церквей соткано по образу единства Святой Троицы. Ни одна из Божественных Ипостасей не есть в большей, или в меньшей мере Божественной, чем другие, и ни одна из них не есть часть Божества: каждая - весь Бог, во всей полноте, и, тем не менее, только в общении с другими Ипостасями. По этой аналогии и местные Церкви являя собой всю соборную полноту зависят друг от друга, по образу единения Божественных Лиц. Это сущностное понимание того чем, является Церковь по своей сути.

Экклезиология Послания к Ефесянам и ранняя кафоличность

Особое упоминания заслуживает возвеличивание Церкви в Еф, которое превосходит ее высокую оценку в Кол. Хотя в Кол рассматривается всеобщее понятие «церкви», два из четырех употреблений слова ekkl?sia там приходится на местную церковь (4:15,16), Среди девяти употреблений этого слова в Еф таких ссылок нет. Слово всегда употребляется в единственном числе и обозначает Вселенскую церковь. Как и в Кол 1:18,24, церковь - это тело Христа, который есть ее глава (Еф 1:22; 5:23). В то же время в Еф церковь играет космическую роль. Согласно самому общему толкованию 1:21–23, Христос был сделан главою над всем (включая ангельские власти) «ради церкви», и через церковь (3:10) премудрость Божья стала известной этим властям. Бог прославляется в церкви (3:20). Христос возлюбил церковь и предал Себя за нее (5:25) (ср. отличные от этой идеи: Христос умер за грешников (Рим 5:6,8) и ради всех (2 Кор 5:14–15). Цель Христа заключалась в том, чтобы овятить церковь, очистив ее водою посредством слова, чтобы представить ее без пятна или порока. Он продолжает питать и греть ее (Еф 5:23–32). В главе 27, в разделе «Для размышления» (пункт 3), я высказал мнение, что для многих современных христиан сложность представляет изображение в Кол Павла, страдающего ради церкви. Насколько более сложной становится эта проблема в Еф, где церковь становится целью служения Христа и Его смерти!

В данном разделе уместно упомянуть вопрос «ранней кафоличности», примером которой, как считают исследователи, может служить Еф. Этот термин обозначает начальные этапы возникновения разработанной экклезиологии, обрядовости, иерархии, тайны рукоположения и догмы - отличительных черт кафолического христианства. В начале XX века А. фон Гарнак высказал предположение, что в НЗ нет ранней кафоличности, а такое богословие и такая церковная структура, скорее всего, появились во II веке под влиянием греческого духа, исказившего чистый евангелический характер христианства (к которому вернулась Реформация). Оспаривая такую точку зрения, Кеземанн занял особую позицию и утверждал, что в самом НЗ «ранняя кафоличность» присутствует, хотя такие изменения не обязательно должны носить нормативный для христиан характер. Он прибегает к принципу «канона внутри канона». Так же как Павел проводил разграничение между буквой и духом (2 Кор 3), так и христиане не должны делать канонический НЗ непогрешимым авторитетом, а отличать настоящий Дух в его рамках. Что касается Павла, то Кеземанн (лютеранин) считал, что нельзя прибегать к девтеропаулинистским писаниям как к авторитетным толкованиям благовествования Павла, к ним ближе Гал и Рим с их духом оправдания верой.

Суждения такого типа, однако, отличаются субъективностью, так как они доказывают свое право отвергать те интонации НЗ, с которыми не согласны. Другие христиане и даже церкви могут выражать свое мнение не так прямо, но фактически все склонны придавать большее значение одним частям НЗ, чем другим, даже если это происходит только на уровне лекционария. Церковь, которая особо подчеркивает экклезиологию Еф, например, чаще всего поступает так из?за того, что ее собственная экклезиология близка к ней. В процессе принятия какого?либо конкретного решения следует признать, что книги НЗ значительно отличаются друг от друга точками зрения на такие вопросы как ээклезиология, таинства и структура церкви. Церковь (или христианин) поможет избежать крайностей придерживаться одной позиции. В то же время знание того, что же говорится в НЗ по поводу второй стороны вопроса, может изменить некоторые преувеличенные или спорные черты подобной позиции. Повторение отрывков из НЗ, подтверждающих твою точку зрения, вселяет уверенность, но внимание к голосам Писания, свидетельствующим о противоположном мнении, позволяет НЗ быть совестью.

Из книги Вера Церкви. Введение в православное богословие автора Яннарас Христос

Ересь и кафоличность В истории Церкви термин «православие» появляется для того, чтобы отличать истину от ереси, однако и то, и другое - как ересь, так и православие - соотносятся не с теоретическими принципами, но с событиями жизни. Ересь есть отделение от церковной

Из книги Православное Догматическое Богословие автора Помазанский Протопресвитер Михаил

Кафоличность Церкви Церковь именуется в славянском переводе Никео-Цареградского символа веры «соборной», в греческом тексте - «кафолической». Какое значение имеет это греческое слово?Слово katholikos в древнегреческой христианской литературе встречается крайне редко.

Из книги Апостол. Часть 1 автора (Таушев) Аверкий

Повод к написания Послания к Ефесянам В послании не видно никакого особенного повода к написанию его. Как видно из многих мест послания, оно написано святым Павлом в узах (3:1; 4:1 и др.). Судя по воодушевлению и высокому тону всего послания, можно считать вероятным, что

Из книги Богословская мысль Реформации автора Макграт Алистер

Место и время написания Послания к Ефесянам Относительно места, а потому и времени написания послания к Ефесянам не все толкователи вполне согласны между собой. Совершенно несомненно только то, что это послание написано святым Апостолом Павлом из уз, ибо в послании он не

Из книги Живое предание автора Мейендорф Иоанн Феофилович

Из книги Великие учителя церкви автора Скурат Константин Ефимович

Экзегетический разбор Послания к Ефесянам Послание к Ефесянам начинается обычным надписанием и Апостольским приветствием: «Павел посланник Иисус Христов, волею Божиею, святым сущим во Ефесе, и верным о Христе Иисусе: благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа

Из книги Миссионерские письма автора Сербский Николай Велимирович

Экклезиология Раздел христианского богословия, рассматривающий теорию Церкви (от AaT. «ecclesia» - «Церковь»). Во время Реформации спор сосредотачивался на том, можно ли считать Протестантские Церкви связанными с основным течением христианства - иными словами, является ли

Из книги Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомякова. Том 2 автора Хомяков Алексей Степанович

КАФОЛИЧНОСТЬ ЦЕРКВИ Само слово «кафоличность» сравнительно недавнего происхождения. Святоотеческое и вероисповедное Предание знает только прилагательное «кафолический» и провозглашает нашу веру в Кафолическую Церковь (кавоАдкг| еккХтрих). Понятие «кафоличность»

Из книги Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства автора Данн Джеймс Д.

Экклезиология Святитель Амвросий мыслит Церковь не только как внешнюю организацию, установленную Богом, но и как явление внутреннее, постепенно раскрывающееся и осуществляющееся в мире. Понятие о Церкви дается им в раскрытии двух противоположных определений Града

Из книги Введение в Новый Завет Том II автора Браун Рэймонд

Письмо 119 студенту духовной семинарии, о значении слов из Послания апостола Павла к Ефесянам Дорожа временем - так говорит святой отец наш апостол Павел . Спрашиваешь, что означают слова: дорожа временем? Блаженный Иероним толкует их так: “Когда используем время на

Из книги Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет автора Лопухин Александр Павлович

Из книги Церковное Право автора Цыпин Владислав Александрович

Из книги автора

Из книги автора

Адресат и авторство Послания к Ефесянам (1) к кому обращено послание? Адресат, указанный в письме, вызывает сомнения, так как выделенная курсивом фраза в 1:16 «находящимся в Ефесе святым и верным в Христе Иисусе» отсутствует в авторитетных списках. На постановку вопроса о

Из книги автора

ХLIV Ап. Павел в Риме. Двухлетние узы. Послания, написанные из Рима к Филиппийцам, Колоссянам, Ефесянам и Филимону. Освобождение апостола и послание к Евреям Освоившись со своим новым положением в Риме, ап. Павел прежде всего хотел обратиться с проповедью Евангелия к своим

Из книги автора

Кафоличность Церкви Церковь Христова - Божественное учреждение, в котором совершается спасение и обожение человека. Одно из свойств Церкви, отраженных в 9-м Символе веры, - кафоличность, соборность. Кафоличность Церкви проявляется не только в том, что она не ограничена

Что делает церковь подлинно церковью? Какой образ жизни соответствует её новозаветному призванию и отвечает запросам нашего времени? Как навести мосты между гениальными богословскими прозрениями XX века и современной практикой церковной жизни? Осмыслению подобных вопросов был посвящён богословский симпозиум, который 10-12 мая провёл Свято-Филаретовский православно-христианский институт.

Отправной точкой для размышлений стала евхаристическая экклезиология – созданная в XX веке выдающимся православным богословом протопресвитером Николаем Афанасьевым реконструкция нормы церковной жизни, попытка прорваться сквозь вековые наслоения и искажения к первородному духовному опыту древней церкви, который доносят до нас раннехристианские тексты.

Широко воспринятая не только в православном, но и в католическом мире, пророческая интуиция отца Николая придала мощнейший импульс духовному обновлению церковной жизни. Не только потому что стала альтернативой господствовавшей универсальной экклезиологии, делавшей акцент на внешней иерархической структуре церкви, но и потому что дала пищу для размышлений богословам и церковным деятелям, которые вслед за отцом Николаем хотели видеть в церкви прежде всего собрание народа Божьего, поставив перед ними ряд трудных вопросов.

Ключевой из них – вопрос о самом евхаристическом собрании. Как оно возникает? Где проходят его границы? Кого можно считать членом такого собрания? Ведь в своей реконструкции Афанасьев описывает не вообще какую-то церковь, не церковь оглашаемых, не церковь ищущих, а то, что назвал «церковью верных» – собрание людей, отдающих Богу свое сердце и творящих Его дело в мире.

Укоренённая в духовном опыте церковного возрождения, которое переживали деятели русской эмиграции, богословская интуиция отца Николая говорит о том, что Церковь, которую он прозревает – не просто идеал. Поиск первородной, от Христа идущей евангельской жизни, имеющий универсальное, конституирующее значение для церкви, сообщает богословию отца Николая пророческую силу и убедительность, не случайно евхаристическое собрание в его работах больше похоже на предмет проповеди, чем на богословский конструкт.

Но вольно или невольно границы этой чаемой Церкви оказываются за пределами наличной церковной действительности, оставаясь, по выражению одного из участников конференции, «в области Божьей надежды».

В поисках нежитейской церкви

Отец Николай хотел видеть в церкви народ Божий – «лаиков», а не «биотиков», не «житейских», ставя под вопрос саму возможность употребления слова «миряне». Как напомнил ректор СФИ , «назвать членов евхаристического собрания мирянами невозможно: “лаикос” не переводится как мирянин, это член народа Божьего, и когда мы говорим о царственном священстве, мы не имеем в виду мирян, “мирских”, “житейских”».

Можно ли найти или создать такое собрание в современной приходской практике? Что конституирует церковное собрание, каким образом определяются его границы? Как мыслится поиск Бога, что подразумевается под участием христианина в жизни церкви, что такое сама эта жизнь?

Современный приходской опыт, в большой степени сфокусированный вокруг обрядов и таинств, понятых в индивидуалистическом ключе, как путь к здоровью и благополучию, скорее ориентирован на обслуживание житейских запросов «биотиков» и «космиков». Житейско-обрядовая парадигма жизни церкви приводит к тому, что и требования к членам церковного собрания, и его границы выстраиваются по обрядовому критерию и вполне потребительски, вполне совпадая с логикой мира сего. На практике человек считается христианином, если он был с ритуальной точки зрения более-менее нормально крещён и с какой-то периодичностью причащается и исповедуется (при том, что качество и периодичность исповеди и её связь с жизнью составляют отдельный большой вопрос).

При таких акцентах волны мира сего смывают смысловые содержательные вещи, и если кто-то желает ими жить, то он живёт ими как бы в отдельности, оставаясь лишённым церковного общения. Человек с «нежитейским» запросом, находящийся в духовном поиске, не может прийти к истине без Христа и собрания Его учеников и вынужден, по выражению , «искать Церковь в церкви». Приходское же собрание скорее само нуждается во внятном слове о Христе и примере христианской жизни, чем способно сказать это слово внешнему человеку.

Человек хочет найти русло потока непрестающей жизни Христовой, наполненной евангельским духом и смыслом, чтобы напитаться Его жизнью и войти в её глубины. Однако на приходе он вероятнее найдёт границу между алтарем и храмом или между церковью-корпорацией, предоставляющей ритуальные услуги, и церковью мирян «биотиков» – потребителей этих услуг.

Контуры тела

В богословии XX века вопрос о границах Церкви был одним из основных. Отец Сергий Булгаков и отец Георгий Флоровский, размышляя о «контурах церковного тела», различали его мистические границы, в пределе включающие в себя всё мироздание, и эмпирические (канонические) границы поместной общины. Подобное различение (церкви с большой и с малой буквы) оказалось достаточно широко воспринято. Отец Николай Афанасьев, сохраняя это различение, перенес акцент с канонических границ на мистические, чем придал импульс развитию межконфессионального диалога, поскольку признал действительность таинств за каноническими границами православия.

Но если мистическая Церковь Христова выявляется в Евхаристии, означает ли это, что она – «Una Sancta», «лаос», «Церковь верных» – созидается совершением этого таинства?

Протоиерей Александр Лаврин напомнил о дискуссии, которая развернулась несколько лет назад вокруг вопроса о частоте причастия и в результате которой многие согласились с тем, что приходить на литургию имеет смысл именно ради соборного причащения. Но размышляя о том, как это повлияло на собрание, отец Александр заметил, что «хотя понимание новых сведений может заставить человека вдумчиво искать, разбираться, но оно не может само по себе изменить его взаимоотношений с Богом и ближним, которые лежат в основе духовной жизни». «Если движения в эту сторону нет, то частое причастие не приносит плода, – сказал отец Александр. – Человек всё равно продолжает жить собою, вполне мирской внешней жизнью».

Это противоречие разрешается более внимательным рассмотрением вопроса о границах Церкви, считает ректор СФИ . Он подчеркнул, что наряду с мистическими и каноническими, необходимо различать мистериальные границы церкви, которые не следует отождествлять с мистическими: таинства сами по себе не приводят к рождению евхаристической общины.

Отец Георгий напомнил, что древняя церковь опиралась на пророческое служение, служение слова, и вероятно, именно оно формировало собрание, способное приносить благодарение «единым сердцем и едиными устами». Современная церковная жизнь, в которой пророческая составляющая не осознана и зачастую умаляется лжесмирением, даёт мало оснований для надежд на возрождение «центральных служений, свойственных древней церкви», считает отец Георгий. Однако «там, где есть свобода духа, есть и Церковь, и святые, и общение даров духа», уверен он, и церковные служения, связанные с раскрытием духа и смысла христианской жизни, такие как научение жизни по вере, проповедь в церковном собрании, осмысление тайн веры, несомненно, причастны пророческому дару.

Сакраментальный миф о евхаристии

Профессор Аристотелевского университета в Фессалониках Петрос Василиадис, комментируя мысль отца Георгия о необходимости различать мистические и мистериальные границы Церкви, подтвердил, что существует фундаментальное непонимание греческого понятия «мистирион». В раннехристианских текстах оно означает не таинство, а замысел Бога о спасении и преображении мира, границы которого в пределе должны совпасть с границами Церкви. Он напомнил, что древняя церковь как раз дистанцировалась от понимания евхаристии как «сакраментального культа», и в этом смысле неразличение мистических и мистериальных границ церкви действительно вносит изрядную путаницу.

По мнению профессора Василиадиса, более плодотворна крещальная экклезиология (богословская разработка отца Джона Эриксона), которая точнее артикулирует качественные границы Церкви, фокусируясь на проблеме того самого первого и единственного настоящего посвящения в члены народа Божьего, которое происходит, или по крайней мере должно происходить, в крещении.

II или XX век?

Декан Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке протоиерей Джон Бэр, заочно принявший участие в конференции, связывает акцент на евхаристии, который делали Афанасьев, и другие деятели эмиграции, с уникальным пережитым ими духовным опытом. В этом смысле евхаристическая экклезиология отражает не столько реалии II века, которые пытался реконструировать отец Николай, сколько их особое прочтение богословами XX века, считает отец Джон. При этом он высказал мысль, что сведение вопроса о границах Церкви к совершению таинств так или иначе возвращает к территориально-приходскому принципу и епископальной экклезиологии.

Дорогие сестры и братья!

По мнению многих современных богословов, одним из самых горячих в области экклезиологии остается вопрос о служении мирян (точнее, лаиков). И самый показательный разрыв между богословием и жизнью здесь, как говорит профессор Василиадис, касается служения женщин. Судя по новозаветным текстам, для древней церкви здесь вообще не было проблемы, служение женщин было фактом, не требовавшим обоснований. Дискуссии начались лишь во II веке, когда церковь стала врастать в традиционную структуру римского общества. Реконструкцию представлений о месте сестер в древней церкви по новозаветным текстам представил старший преподаватель СФИ Глеб Ястребов.

Конечно, экклезиология – явление локальное, попытка такого ничтожного меньшинства, как церковь, «измерить собственный пульс», осмыслить свой путь и призвание в мире. Но по существу речь идет о качестве того небольшого количества соли, которое призвано уберечь мир от гниения и сделать человека похожим на себя (а значит, хотя бы отдаленно напоминающим и Создателя). И чтобы отвечать этому призванию, церкви так важно периодически напоминать себе, что оно обеспечивается не «правильными» таинствами или особой сакральной структурой, а тем, что здесь человек открывает для себя неразрывную связь с Богом и ближним – свой единственный шанс прийти в себя и стать причастным вечности.

В научно-богословском симпозиуме СФИ «Евхаристическая экклезиология сегодня: восприятие, воплощение, развитие» приняли участие 97 человек из восьми стран, 25 городов и 18 епархий Русской православной церкви, а также из Элладской православной церкви и Православной церкви в Америке. В конференции участвовали представители десяти светских и богословских образовательных и научных институтов. Во время симпозиума состоялось два круглых стола, прозвучало 14 докладов.

Софья Андросенко

Фото Александра Волкова, Евгения Гурко, Кирилла Мозгова, Олега Свечникова

Понравилась статья? Поделись с друзьями:

Facebook

Twitter

Мой мир

Вконтакте

Google+

17.03.2024

Психология развода

Самое интересное:

Биография героев хвоста феи

Рыцарь вампир биография персонажей

Боги и богини скандинавской мифологии