«высокие культуры» о. шпенглера

Освальд Шпенглер (1880- 1936) - немецкий философ и историк, один из основоположников современной философии культуры, представитель "философии жизни", публицист.
Первое, и главное, произведение Шпенглера, "Закат Европы"", имело сенсационный успех.
Работа над первым томом продолжалась около шести лет и была закончена в апреле 1917 г. Книга, целью которой, по замыслу философа, являлась попытка впервые предопределить историю, вышла после поражения Германии в первой мировой войне (война для Шпенглера - вечная форма высшего человеческого бытия) и вызвала настоящий фурор, первый тираж был раскуплен моментально, в мгновении ока из безвестного отставного учителя, изредка публиковавшего статьи об искусстве, Шпенглер превратился в философа и пророка, имя которого было у всех на устах. Только в 1921-1925 годах и только в Германии вышло 35 работ о Шпенглере и об его произведении.
"Закат Европы" стал олицетворением драмы жизни и гибели западноевропейской культуры. В то время эта идея воспринималась отнюдь не метафорически.
У истоков создания "Заката Европы" (сочинение первоначально вызревало в уме автора как очерк о проблемах современной политики западных стран) был Агадирский кризис 1911 г. - выражение стремления к переделу, предвестник мировой войны.
Почему уже в начале XX в. такие абсолютные мерила и ценности, как зрелость разума, гуманность, счастье большинства, экономическое развитие, просвещение, свобода народов, научное мировоззрение и т. д., он не смог принять в качестве принципов философии истории?
Какие факты не укладывались в эту схему?
Прежде всего - это очевидный декаданс, понятие провозглашенное еще со времен Ницше (т. е. «падение» - от cado - «падаю» (лат.)) великой европейской культуры в конце XIX - начале XX в., которым, согласно шпенглеровской морфологии истории, порождены и первая мировая война, разразившаяся в центре Европы, и социалистическая революция в России.
Мировая война как событие и социалистическая революция как процесс в марксистской формационной концепции истолкованы Шпенглером как конец капиталистической общественной формации и начало коммунистической.
Шпенглер оба эти явления интерпретировал как признаки падения Запада, а европейский социализм объявил фазой упадка культуры, тождественной, по его хронологическому измерению, индийскому буддизму (с 500 г. н. э.) и эллинистическо-римскому стоицизму (200 г. н. э.).
Это отождествление могло считать причудой (для тех, кто не принял аксиоматику Шпенглера) или простым, формальным следствием концепции мировой истории как истории высших культур, в которой каждая культура предстает как живой организм.
Математика и физика, история религий и политическая история; все искусства, в особенности архитектура и музыка, судьбы народов и культур – все это странно сплетаясь друг с другом, составляет единый предмет Шпенглеровских размышлений.
Эта широкая ученость соединяется в Шпенглере с глубоко осознанной и принципиально провозглашенной антинаучностью философского мышления. Его книга дышит полным презрением ко всем вопросам современной научной философии, к вопросам методологии и теории знания. Некоторым уважением отмечено разве только имя Канта. Системы Фихте, Гегеля, Шеллинга прямо названы нелепицами. Из новейших мыслителей вскользь и полупрезрительно упоминаются лишь Эйкен и Бергсон.
Если книга Шпенглера была восторженно встречена не только широкими читательскими кругами, но и, в частности, молодежью германских университетов, жаждущей новых путей в науке, то профессура выступила против автора как "развратителя молодежи", вменяя ему в вину подрыв понятий эволюции, прогресса, абсолютных ценностей, неизменных рациональных опор науки .
В творчестве Шпенглера можно выделить влияние некоторых идей А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, А. Бергсона, а также эстетического учения В. Воррингера. Гораздо существеннее влияние на Шпенглера творчества и теоретических воззрений Гете, хотя учение гениального мыслителя о жизни, о живом Шпенглер подчас интерпретирует весьма субъективно.
Тяготение к универсальному подходу запечатлелось в его морфологии культуры. В этом отношении в "Закате Европы" как бы предвосхищено то значение, которое в дальнейшем в исторической науке обрели сравнительно-типологическое изучение, сравнительная лингвистика, компаративистика, этнопсихология, религиоведение, историческая психология и т. д. Однако догадки Шпенглера касались не только исторических дисциплин. Шпенглер спрогнозировал многие явления в современной науке; так, ряд его идей оказался созвучным тезисам, выдвинутым возникшей в 60-70-е годы исторической школой в науковедении, представленной работами Т. Куна, П. Фейерабенда, К. Хюбнера.
Исследованиям творчества О. Шпенглера посвящали свои работы не только зарубежные писатели, публицисты и философы, но и такие выдающиеся представители русской мысли как Н. Бердяев, и С. Франк.
Объектом исследования данной работы избирается творчество О. Шпенглера, предмет исследования – феномен культуры в философии О. Шпенглера.

Идея исторического развития в философии О. Шпенглера.

Основная задача Шпенглера - перестать вращать историю вокруг мнимого центра западно-европейского мира, обрести по отношению к ней пафос дистанции, взглянуть на все явления истории, как на горную цепь на горизонте, взглянуть на нее взором беспристрастного божества. Прежде всего Шпенглер выступил против европоцентризма, на основе которого в культуре Запада традиционно возводилось здание исторической науки.
Шпенглер метко высмеял условность и ограниченность современной ему историографии, базировавшейся на эволюционистской схеме позитивизма.
Утверждавшийся Шпенглером принцип сравнительно-типологического рассмотрения исторической картины мира, бытия истории, подрывал самые основы европоцентризма. Выступив против идеи единого развития всемирной истории, Шпенглер подчеркивал, что представление о "всемирной истории" есть продукт только западной культуры, собственно "чувства формы", присущего только западному человеку. Он вновь обратился к идее круговорота (подобные идеи были знакомы античности и частично возродились в XVII в. - прежде всего в философии истории Дж. Вико), утверждая цикличность развития в разрозненных в пространстве и во времени культурных мирах, которые даже при одновременном существовании не сообщаются между собой. Это обусловливает особое внимание философа к их индивидуальности, исключительности, внутреннему единству.
В «Закате Европы», Шпенглер критикует общепринятую историческую схему «Древний мир – Средние века – Новое время».
«Будущим культурам», - пишет он, «покажется совершенно невероятным, что никогда даже не было подвергнуто сомнению значение этой схемы, с ее наивной прямолинейностью, с ее бессмысленными пропорциями, этой схемы, от столетия к столетию все более и более теряющей всякий смысл и совершенно не допускающей включения новых открывающихся нашему историческому сознанию областей» .
Схема "Древний мир - Средние века - Новое время», по Шпенглеру передана нам церковью и есть создание гностики, т. е. семитского, в особенности сиро-иудейского мирочувствования в эпоху римской империи.
Внутри тех узких границ, которые являются предпосылкой этой концепции, она имела, несомненно, свои основания. Ни индийская, ни даже египетская история не попадают в круг ее наблюдений.
Название "всемирная история" в устах этих мыслителей обозначает единичное, в высшей степени драматическое событие, сценой для которого послужила страна между Элладой и Персией. Здесь получает свое выражение строго дуалистическое мироощущение восточного человека, но не под углом зрения полярности, как противопоставление души и тела, как в современной ему метафизике, а под углом зрения периодичности, как катастрофа, как поворотный пункт двух эпох между сотворением мира и его концом, причем оставлялись совершенно вне внимания явления, не фиксированные, с одной стороны, античной литературой, с другой - Библией.
Только путем дополнительного прибавления третьей эпохи - нашего "Нового времени" - уже на западноевропейской почве в эту картину проникли элементы движения.
Шненглер, ярко выявляет и тот факт, что вся предшествующая эллинско-европейская философия так же была зажата в эти узкие рамки априоризма исторического мироощущения.
Когда Платон говорит о человечестве, он имеет в виду эллинов, в противоположность варварам, Кант в своей «Эстетике» формулирует принцип искусства не Фидия или Рембрандта, а искусства вообще. Но то, что он устанавливает в качестве необходимых форм мышления, «суть только необходимые формы западного мышления», - замечает Шпенглер.
Вся философия Ницше, его понятие декаданса, нигилизма, переоценки ценностей, увы, все эти концепции вращаются лишь вокруг той же самой схемы «Древний мир - Средние века - Новое время».
За эти границы, строго говоря, он никогда не переступал, так же как и другие современные мыслители. Но разве это может служить основанием для «философии мира» Значит ли это вообще исследовать человеческую историю?
А разве обширнее мир идей Шопенгауэра, Конта, Фейербаха, Хеббеля или Стриндберга? Разве не свойственно всей их психологии, несмотря на космические устремления, чисто западноевропейское значение?
Для настоящего мыслителя, по Шпенглеру, нет абсолютно верных или неверных точек зрения. Недостаточно перед лицом таких трудных проблем, как проблема времени или брака, обращаться к собственному опыту, к внутреннему голосу, к разуму, к мнению предшественников или современников. Так можно узнать то, что является истинным для самого себя, для своего времени, но это еще не все. Явления других культур говорят на другом языке. Для других людей есть другие истины. Для мыслителя они должны иметь значение все или ни одна.

«Культура» и «Цивилизация» в концепции О. Шпенглера.

Наряду с общей идеей истории, мира как истории, Шпенглер утверждает строгую череду внутренних закономерностей развития исторического индивидуума.
Диалектика развития каждой культуры сводится к прохождению культурно-историческим единством тех стадий, которые в своем развитии проходит живой организм: детство, юность, зрелость, увядание.
Неминуемость - и закономерное наступление, чередование этих стадий - делает периоды развития всех культур абсолютно тождественными, длительность фаз и срок существования самой культуры - отмеренными, нерушимыми. Исходя из этого, Шпенглер создает своеобразную концепцию "одновременности" явлений, отделенных промежутками в тысячелетия; для обозначения этой "одновременности" Шпенглер, придерживающийся органицистских теорий, использует термин "гомология". Выделяя следующие фазы развития: мифосимволическую раннюю культуру, метафизико-религиозную высокую культуру и позднюю, цивилизационную, стадию культуры, он стремится на историческом материале показать "параллельно-одновременный" характер прохождения культурами этих стадий.
Культуру, Шпенглер считает всецело историческим явлением, которое нельзя анализировать при помощи естественнонаучных методов и понятий. К ней неприменимы принципы причинности, обратимости во времени, сохранения энергии, а также понятия числа, закона. Закон - антиисторичен. Природу можно подводить под закон, измерять и разлагать. Историю же и ее феномен - культуру - следует творить и сопереживать. Культура определяется в своем движении не законом, а судьбой. Постигается она не рассудком, а образной интуицией. Сравнительная морфология растений, по Шпенглеру, - ближайший аналог для сравнительной морфологии культур .

Выступая, как и Данилевский, против “европоцентризма”, Шпенглер все-таки признает за европейским человеком одно преимущество. Европейца - интеллигента и философа - не может удовлетворить культура с одной-единственной точки зрения. Он стремится охватить их все в одном представлении, признавая при этом уникальность каждой. Этот взгляд, названный позже “модернизмом”, в отличие от классицизма, признающего лишь одну систему истин, Шпенглер называет коперниканской революцией в исторической науке. История не должна больше “вращаться вокруг Европы”, как Солнце не должно вращаться вокруг Земли. “Я вижу вместо монотонной картины схематической всемирной истории... - писал Шпенглер, - феномен множества могучих культур, расцветающих со стихийной силой на лоне своего родного ландшафта.
Таким образом, Шпенглер выделяет в мировой истории восемь культур, достигших зрелости: это египетская, индийская, вавилонская, китайская, "магическая" (арабо-византийская), "аполлоновская" (греко-римская), "фаустовская" (западноевропейская) культуры и культура майи. Это культуры "завершенные", полностью исчерпавшие свои возможности. (В дальнейшем Шпенглер собирался направить свое внимание на будущую русско-сибирскую культуру.)
Их существование в разные времена на самых отдаленных территориях планеты для Шпенглера - отнюдь не свидетельство единства мирового исторического процесса (напротив, оно неоспоримо доказывает бессмысленность самого этого понятия, отсутствие истории в этом смысле, истории как процесса), а свидетельство единства проявлений жизни во Вселенной во всем ее многообразии. Итак, в большем объеме, в наиболее обобщенном употреблении "культура" у Шпенглера это сложившаяся в веках историко-культурная целостность.
В первом случае - в концепции культур - реализует себя философско-историческая установка Шпенглера. Шпенглер выступает против идеи единого "всемирного" исторического процесса, единой линии эволюции человечества, проходящей (с всемирноисторической точки зрения) последовательные этапы развития, т.е. поступательного движения, которое, используя социальные, гносеологические и другие критерии, историки до сих пор определяли как прогресс. Теории единства и преемственности процесса мировой истории как общей картины развития человечества Шпенглер противопоставляет учение о множестве завершенных, разобщенных в пространстве и во времени цивилизаций ("культур"), равноценных по предельной полноте осуществленных в них возможностей и достигнутому совершенству выражения, языка форм .

В своем втором значении "культура" - становление творческих возможностей, расцвет, линия подъема. "Культура" (и затем "цивилизация" как нисходящая линия развития) полностью совпадает у Шпенглера с понятиями "история" и "общество". Цивилизация, обладая одними и теми же признаками во всех культурах, есть симптом и выражение отмирания целого как организма, затухания одушествлявшей его культуры, возврат в "небытие" культуры.
Итак, существование восьми форм культур - в разное время и на разных тер-риториях - есть, по Шпенглеру, свидетельство не единого про¬цесса мировой истории, не «линейной» ее направленности, а единства проявлений жизни во Вселенной .
По Шпенглеру, каждая культура имеет не только свое искусство (к этой мысли все уже привыкли), но свое собственное естествознание и даже свою уникальную природу, ибо природа воспринимается человеком через культуру. «Каждой культуре присущ уже вполне индивидуальный способ видения и познания мира как природы, или - одно и то же - у каждой есть своя собственная, своеобразная природа, каковой в точно таком же виде не может обладать ни один человек иного склада. Но в еще более высокой степени у каждой культуры... есть... собственный тип истории, в... стиле которой он непосредственно созерцает, чувствует и переживает общее и личное, внутреннее и внешнее, всемирно-историческое и биографическое становление» .
Господствующему в его время пониманию развития куль¬туры по линейной модели Шпенглер противопоставляет цикли¬ческое понимание, согласно которому каждый «культурный организм» представляет собой замкнутую в себе целостность, проходящую между рождением и смертью стадии детства, юности, зрелости и старости.
Циклическая теория развития должна, по его мнению, преодолеть механицизм однонаправленных схем эволюции.
Исходная методологическая идея Шпенглера - идея круговорота (цикличности) исторического развития - приводит его к выводам о том, что:
а) хотя «культурные миры» развиваются, но они разрознены в пространстве и во времени);
б) даже при одновременном существовании эти миры не сообщаются меж¬ду собой;
в) в силу двух предыдущих обстоятельств, нужно особое внимание уделять индивидуальности, исключительнос¬ти «культурных миров», их внутреннему единству и эволюции.
В основе каждой культуры лежит душа, а культура - это символическое тело, жизненное воплощение этой души. Но ведь все живое смертно. Живое существо рождается, чтобы реализовать свои душевные силы, которые затем угасают со старостью и уходят в небытие вместе со смертью. Такова судьба всех культур, которые рождаются в этот мир из таинственного хаоса душевной жизни.
«Культура рождается в тот миг, когда из пра-душевного состояния вечно-младенческого человечества пробуждается и отслаивается великая душа... Она расцветает на почве строго отмежеванного ландшафта, к которому она остается привязанной чисто вегетативно. Культура умирает, когда эта душа осуществила уже полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств, наук...»
Шпенглер по-настоящему не объясняет истоки и причины этого рождения, но зато дальнейшая судьба культуры нарисована им со всей возможной выразительностью.
«Каждая культура проходит возрастные ступени отдельного человека. У каждой есть свое детство, своя юность, своя возмужалость и старость».

Западная культура, по его мнению, уже вступила в такую стадию, на которой на-чинается ее неумолимая фатальная гибель.
Каждому «культур-организму» дано судьбой прожить 1000- 1500 лет, пройти путь от юности до смерти .
Но что значит - умирание культуры? Смерть культуры есть исчерпание ее души, когда ее смыслы уже не вдохновляют людей, обращенных теперь не к осуществлению культурных ценностей, а к утилитарным целям и благоустройству жизни. Этот период Шпенглер связывает с наступлением эпохи цивилизации. «Как только цель достигнута, и... вся полнота внутренних возможностей завершена и осуществлена вовне, культура внезапно коченеет, она отмирает, ее кровь свертывается, силы надламываются - она становится цивилизацией» .
Противоположность культуры и цивилизации – главная ось всех Шпенглеровских размышлений. Культура, – это могущественное творчество созревающей души, – рождение мифа, как выражения нового богочувствования, – расцвет высокого искусства, исполненного глубокой символической необходимости, – имманентное действие государственной идеи среди группы народов, объединенных единообразным мирочувствованием и единством жизненного стиля.
Цивилизация – это умирание созидающих энергий в душе; проблематизм мирочувствования; замена вопросов религиозного и метафизического характера вопросами этики и жизненной практики. В искусстве – распад монументальных форм, быстрая смена чужих входящих в моду стилей, роскошь, привычка и спорт. В политике – превращение народных организмов в практически заинтересованные массы, господство механизма и космополитизма, победа мировых городов над деревенскими далями, власть четвертого сословия .
Цивилизация - старость культуры, ее постепенное умирание. [b]Симптомами этого умирания, по Шпенглеру, являются материализм и атеизм, социальные революции и распространение научных воззрений .
По Шпенглеру, всякая культура жива постольку, поскольку она сохраняет глубоко интимную, сокровенную связь с человеческой душой. Душа культуры живет не сама по себе, а лишь в душах людей, живущих смыслами и ценностями данной культуры.
Вот как пишет об этом Шпенглер: «Всякое искусство смертно, не только отдельные творения, но и сами искусства. Настанет день, когда перестанут существовать последний портрет Рембрандта и последний такт моцартовской музыки - хотя раскрашенный холст и нотный лист, возможно, и останутся, так как исчезнет последний глаз и последнее ухо, которым был доступен язык их форм. Преходяща любая мысль, любая вера, любая наука, стоит только угаснуть умам, которые с необходимостью ощущали миры своих «вечных истин» как истинные».

Если культура перестает притягивать и вдохновлять человеческие души, она обречена. С этих позиций Шпенглер видит опасность, которую несет с собой цивилизация. Нет ничего дурного в практическом благоустройстве жизни, но когда оно поглощает человека целиком, то на культуру уже не остается душевных сил, «огонь души угасает».
Шпенглер ничего не имеет против удобств и достижений цивилизации, но он предупреждает против цивилизации, вытесняющей подлинную культуру: «Культура и цивилизация - это живое тело душевности и ее мумия» .
Итак, переход от культуры к цивилизации есть, по Шпенглеру, переход от твор-чества к бесплодию, от становления к окостенению, от «героических деяний» к «механической работе». Здесь уже не нужна литература и искусство, а нужен только голый техницизм.
Переходя в цивилизацию, культура застывает, отмирает.
Цивилизация, по Шпенглеру, есть «неизбежная судьба культуры», ее логическое следствие, завершение и исход. Цивилизация как «ставшее» - неизбежный конец культуры как «становления».

Физиономика, как практика портретирования культуры.

Шпенглеровская физиономика – артистическая практика духовного портретирования. Шпенглер берет науку, искусство, религию, политику, быт, пейзаж определенной эпохи и, освобождая все эти ценности от ярма объективной сверхъисторической значимости, рассматривает их исключительно как символические образы переживаний портретируемой им исторической души. В результате применения этого метода, религия, философия, наука, как таковые, т. е. как некие преемственно развивающиеся, одним народом завещаемые другому ценностные ряды, решительно уничтожаются Шпенглером. Всякая религиозная догма, всякое философское утверждение, всякий эстетический образ, всякая математическая формула – все эти разнообразнейшие закрепления истины, ощущаются и раскрываются Шпенглером, как иероглифы народных душ и судеб .
Чтобы понять морфологию истории Шпенглера, нужно поразмышлять о предмете физиогномики, ее возможностях и возможностях физиогномики мировой истории! Для чего? Для того, говорил Шпенглер, "чтобы обозреть весь феномен исторического человечества оком бога, как ряд вершин горного кряжа на горизонте".
Физиогномика и систематика - это два способа наблюдения мира. Какой же из них более продуктивен? Любой естествоиспытатель, рационалист по убеждению, ответит однозначно: самый продуктивный метод - это метод выявления каузальной, причинно-следственной детерминации посредством наблюдения, измерения, эксперимента и формулирования математической формы закона.
Однако Шпенглера не удовлетворяли прежние методы познания истории - и рационалистические, и аксиологические. Поэтому он создал свой метод, и различные аспекты этого метода как раз и раскрываются в "Закате Европы".

По Шпенглеру, каждая культура порождает не только особый тип числа, как измерителя и выразителя тел и пространств, но по-особому понимает и смысл времени, принимая или отрицая историчность как таковую, творя или разрушая самое историческую память о бытии культуры.
Так, гибнущая культура XX в. породила математическую теорию катастроф, в которой число трактуется как символ разрушения систем жизнеобеспечения.
Египетская культура создала "жуткие символы воли к длительности во времени" - мумифицированные тела великих фараонов, идущие сквозь время уже четвертое тысячелетие. Египетская мумия - это глубокий символ, отличающий египетскую культуру от других культур отрицанием действия времени.
На пороге античной культуры возник труднообъяснимый переход от погребения тел к их сожжению, которое тоже совершалось с пафосом символического действа, как отрицание исторического времени. Равнодушие античного человека ко времени выразилось, в частности, в принятии закона, угрожавшего тяжкими карами за распространение астрономии, который действовал в Афинах в последние годы правления Перикла.
Об этом же свидетельствуют, по мнению Шпенглера, и те поразительные факты, что ни у Платона, ни у Аристотеля не было обсерватории и что Аристотель употреблял вневременное, т. е. антиисторическое, понятие развития - «энтелехия». Индийская культура с ее брахманской идеей нирваны с этой точки зрения была столь же ярким выражением равнодушия ко времени. Водяные и солнечные часы бы ли изобретены в Вавилоне и Египте, но лишь одни немцы среди всех народов Запада стали изобретателями механических часов - этого "жуткого символа убегающего времени".
Шпенглер убежден, что будущее принадлежит открытой им физиономике, что через сто лет все науки превратятся в куски единой физиономики.

Жизнь культуры, по его мнению, есть история "души культуры". Именно душа, как прафеномен каждой культуры являет миру ее лики.
Каждая культура при этом, "обнаруживает глубоко символическую и почти мистическую связь с пространством, в котором и через которое она ищет самоосуществления". Способ существования культуры в этом пространстве определяет "стиль культуры, "стиль" ее души как только ей присущий способ внешнего проявления.

Душа как прафеномен культуры.
Сравнительная характеристика аполлинической и фаустовской души.

Шпенглер, в своей главной работе останавливается на рассмотрении трех исторических культур: античной, европейской и арабской.
Им соответствуют три «души»: аполлиническая, избравшая в качестве своею идеального типа чувственное тело; фаустовская душа, символом которой является беспредельное пространство и всеобщая динамика; наконец, магическая душа, выражающая строгий дуализм души и тела и магическое взаимоотношение этих субстанций. Из этих «прафеноменов» и вытекает, по Шпенглеру, «с интуитивной наглядностью и достоверностью» специфическое содержание каждой из культур. Уникальные до несовместимости, до взаимной непостижимости, эти культуры обладают «тайным языком мирочувствования», доступным лишь тому человеку, чья душа принадлежит именно данной культуре .
Культура - антитеза жизни - возникает из стремления к самовыражению коллективной души народа. Родившись на фоне определенного ландшафта, “душа культуры” выбирает свой “первосимвол”, из которого, как из эмбриона, формируются затем все ее органы и ткани. Она стремится выразить себя в архитектурных, художественных, языковых, политических, философских формах .
В духе неподражаемой поэтической прозы, Шпенглер описывает рождение, становление и умирание культуры: «В гнездах определенных ландшафтов на берегу Средиземного моря, в долине Нила, в просторах Азии, на среднеевропейских равнинах рождаются души великих культур. Родившись, каждая из них восходит к своей весне и своему лету, спускается к своей осени и умирает своею зимой. Этому роковому кругу жизни внешней соответствует столь же роковой круг внутренней жизни духа. Душа каждой эпохи неизбежно совершает свой круг от жизни к смерти, от культуры к цивилизации».
Дав общую характеристику Шпенглера как мыслителя, рассмотрим два диаметрально противоположные типа духовного миросозерцания.
С этой целью выберем две наиболее завершенные работы Шпенглера; портрет аполлинической души Греции и души западно-европейской культуры, по Шпенглеру фаустовской души.
Итак, пафос дали, пафос бесконечности, по Шпенглеру, абсолютно чужд аполлинической душе, потому античная математика никогда не могла бы принять концепции иррационального числа.
В Афинах Перикла было запрещено распространять астрономические теории.
Ни один из греческих философов не имел собственных мыслей о звездных мирах. Египетская, Вавилонская, Арабская культуры постоянно мучились над разрешением астрономических вопросов. Античный же человек все время жил без единого взора в бесконечное пространство, всецело сосредоточенный на своем Евклидовском бытии.
Даль, бесконечность всюду и всегда враждебны аполлинической душе, потому она строит свою математику без понятия пространства, свою физику без понятия силы и психологию без понятия воли.
Античные боги – это всего лишь идеальные человеческие тела; место их пребывания видимый, географически-реальный Олимп; культы связаны с определенными местностями; боги, прежде всего, боги городов, домов, полей.
Характеризуя античный образ мировосприятия, Шпенглер дает строгую и вполне объективную эстетическую оценку эллинскому мироощущению и эллинскому же искусству в целом; так, Шпенглер замечает, что отсутствие чувства пространства как образца дали и есть основная черта античного искусства. «Никогда ни в Коринфе, ни в Афинах, ни в Сикионе не было написано пейзажа с изображением гор, облаков, дали».
Не живопись, но скульптура – верховное искусство аполлинической души. Искусство, изображающее прежде всего уединенное тело, для которого границы мира совпадают с границами его самого.
Характерно, что классическая античная скульптура уравнивает по пластической трактовке лицо и тело, превращая лицо всего только в одну из частей тела, игнорируя в нем судьбу и характер, – эти феномены духовной бесконечности, столь важные в искусстве Тициана, Рембрандта и Шекспира. Не знает античная скульптура и изображения зрачка.
Зрачок превращает глаз во взор; но взор – это глаз, брошенный вдаль. Античность же боится дали.
Античная скульптура одинокое тело. Взор же как бы общение скульптурного изображения со зрителем, общение в едином для обоих пространстве. Но античность не знает единого пространства, в котором находятся все тела, она знает только всегда индивидуальное пространство, живущее в каждом из тел. Законы скульптуры аполлиническая душа естественно распространяет и на все другие виды искусств.
Закон античной трагедии, закон единства времени, действия и места сводится в конце концов к единству места, т. е. к закону пластической статуарности.
Античная концепция судьбы – концепция чисто Евклидовская; она не означает неотвратимой логики внутреннего становления человеческого духа в борьбе с жизнью, но лишь внезапное вторжение в эту жизнь слепого жестокого случая. Случай этот может отнять у героя трагедии жизнь, но он не властен над достоинством и красотой его последней позы, его, и в смерти осуществимого еще пластического идеала.
Не зная дали пространства и дали судьбы, античность не знает и третьей дали, дали времени. Она обходится без часов и на ее фресках ни одна деталь не поможет определить зрителю высоты солнцестояния: нет тени, нет звезд, господствует вечный вневременный свет.
В то время, как ощущение мира, как совокупности тел рождало политеизм аполлинической культуры, ощущение единого бесконечного пространства столь же естественно рождает монотеизм фаустовской души.
Если в античности мы наблюдаем постепенное распыление богов (для римлянина Юпитер Латиарский и Юпитер Феретрийский – два разных бога), то в фаустовской душе, наоборот, наблюдается постепенное собирание Бога.

Чем больше созревает фаустовский мир, тем определеннее меркнет магическая полнота небесных иерархий; ангелы, святые и три лица Божества постепенно бледнеют в образе Единого Бога; ощущение Бога все больше сливается с ощущением бесконечного пространства, все крепче связывается с ощущением бесконечного одиночества фаустовской души, затерянной в бесконечном пространстве.
Ясно, что мироощущение фаустовской души не могло раскрыться в античном искусстве, в пластике, что оно должно было создать совершенно иные формы эстетического самоутверждения: эти формы, формы контрапунктической музыки.
Однако музыка фаустовской души не сразу нашла себя в великой европейской музыке: перед тем, как зазвучать музыкой Глюка, Баха и Бетховена, она должна была прозвучать музыкой готических соборов, музыкой судьбы в портретах Рембрандта и Тициана.
Еще Гете, увидя Страсбургский собор, назвал готику застывшей музыкой. Шпенглер подробно развивает это сравнение. Готический собор – весь музыкальный порыв к бесконечности.

Орнамент готики, по Шпенглеру, отрицает мертвую субстанцию камня и, жутко перерождая растения в тела животных и людей, превращает линии в мелодии, фасады в многоголосные фуги и тела статуй в музыку складок.
После бессильной попытки Возрождения задержать самостоятельность эстетического воплощения фаустовской души, начинается углубленное развитие фаустовской живописи. Она решительно освобождается от опеки скульптуры и становится под знак полифонической музыки, подчиняя искусство кисти стилю фуги.
Фон как феномен дали, горизонта, как голос бесконечного пространства впервые становится содержанием пейзажной живописи. В полотнах Рембрандта в сущности вообще исчезает передний план.
Желание остаться наедине со своим Богом, наедине с бесконечным пространством – в этом тоска фаустовской души, которою дышит великое искусство
Дали, просторы, горизонты – все это голоса бесконечности внешней; – чем более, однако, вызревает фаустовская душа, тем страстнее отдается она чувству бесконечности внутренней, ощущению вечности.

В рамках многовековых историко-культурных комплексов, рассматриваемых в "Закате Европы", Шпенглер отводит существенное место точным наукам, прежде всего физике и математике. Важнейшими символами "фаустовской души" Шпенглер считает математику и физику; классическое для этих наук время, век барокко (век Ньютона, Лейбница, Лапласа, Гаусса, Эйлера) является, по Шпенглеру, высшей эпохой, когда западноевропейская культура достигла своей полной зрелости .
Как характерную эстетическую категорию фаустовского творчества, Шпенглер определяет портрет. Фаустовский портрет, по Шпенглеру - всегда автопортрет.
Все великие портреты фаустовского искусства: Парсифаль, Фауст, Гамлет – исповеди, биографии, автопортреты.И все же портрет не высшее ее выявление.
Как и говорилось выше, именно контрапунктическая музыка – есть великое искусство фаустовской души. Творцы этой контрапунктической (полифонической) музыки – это Бах и Гендель, вместе с которыми вырастают Стамиц, Корелли, Тартини и Скарлатти .
Музыка, и, прежде всего, музыка Баха, по Шпенглеру остается, непревзойденною вершиной фаустовского искусства.
Но уже с Бетховена начинаются признаки ее падения. По сравнению с Бетховеном, Рихард Вагнер представляет собою еще более глубокую степень культурного декаданса Европы; в «Тристане» умирает последнее фаустовское искусство – музыка.
Смерть Европейской музыки – верный симптом начала конца: гибели европейской культуры, сопровождаемой расцветом цивилизации.
Сходные мотивы декаданса, Шпенглер выделяет и в философии; так, если мироощущение Канта насквозь «космично и метафизично», то «задрапированная в ткани кантианства и восточной мудрости», система Шопенгауэра все же является предвосхищением дарвинизма.
Дальше Шопенгауэра на путях цивилизации, по Шпенглеру, продвигается Фридрих Ницше.
Отрицаемая Шопенгауэром воля к жизни является у Ницше объектом страстного утверждения. Еще живой у Шопенгауэра интерес к вопросам метафизики становится для Ницше предметом ненависти. Разрыв Ницше с Вагнером – это последнее великое событие в духовной жизни Германии – означает со стороны Ницше предательство Шопенгауэра Дарвину.
Так перерождается в философии ХIХ века идея великого порыва фаустовской души к бесконечному в программу бескрылого продвижения на бесконечных путях эволюции. В этом перерождении религиозный вертикал фаустовской души, вокруг которого строилась и вращалась европейская культура, превращается в горизонтально расположенную атеистическую ось европейской цивилизации.
«Мертвою маскою фаустовского пафоса дали смотрит на нас господствующая ныне вера в бесконечную эволюцию и социалистический прогресс. Вера эта – не вера: она только механический остаток умершей фаустовской веры в бесконечное пространство, в бесконечность времени и судьбы», - пишет О. Шпенглер в «Закате Европы».

Роль техники в жизни человека и ее влияние на феномены культуры.

В работе «Человек и техника» (1932) Шпенглер одним из первых поставил вопрос о месте и роли техники в истории, об универсальном характере ее воздействия на природу и общество. Особенное значение имел его тезис о собственных закономер-ностях развития техники, ее автономности, так же как и стремление анализировать ее в рамках общего исторического процесса культуры.
Техника, по Шпенглеру, - это «тактика всей жизни в целом». Поэтому, чтобы понять сущность техники, не надо поддаваться искушению видеть ее цель только в создании машин и инструментов, т. е. нельзя технику понимать чисто инструментально. Потому речь идет «не о создании инструментов-вещей», а «о способе обращения с ними». В более широком контексте техника - лишь элемент целого (общества, культуры), - «сторона деятельности, борющейся одушевленной жизни», наряду с экономикой, войной, политикой и т. п.
Шпенглер считает, что и идеалистическая и материалистическая точки зрения о сущности техники «на сегодняшний день устарели». Материалистическое понимание истории - это, по его мнению, «мода марксистских и социал-этических писак», для которых характерно «полное отсутствие воображения».
Однако такая оценка не помешала Шпенглеру сделать вывод о том, что «без экономического богатства, скапливающегося в руках немногих, невозможно «богатство изящных искусств, духа, благородства нравов, не говоря уж о такой роскоши, как мировоззрения, как теоретическая мысль, сменяющая мысль практическую. Упадок хозяйства влечет за собою духовную и художественную нищету».
Говоря о судьбах машинной техники, Шпенглер отмечает, что уже в его время «механизация мира оказалась стадией опаснейшего перенапряжения», и человек уже не в силах «улавливать» последствия чрезмерного прогресса техники, который (прогресс) ведет к разрушительному экологическому кризису.
Подъем «машинной культуры» сменился ее упадком, и техника приближается к своему завершению, к своему концу - как и вся «фаустовская» (западноевропейская) культура в целом. Шпенглер считает, что вся «машинная фаустовская техника» неизбежно движется к катастрофе, она кончится вместе с фаустовским человеком, однажды она будет разрушена и позабыта .
Тайна крушения цивилизации заключается и в том, что "естествознание обволакивает все олее прозрачное сплетение", которое есть внутренняя структура духа, дающая Природе свой Образ.
И этот вывод есть вершина философии Шпенглера и вместе с тем его величайшее прозрение в математизированную сущность современной технологической цивилизации - прозрение, плохо понятое или, лучше сказать, совсем не понятое не только современниками философа, но и страстными адептами нынешнего европейского рационализма.
Машинная техника как заключительный этап краха культуры, вытесняет из жизни культуру как таковую.
Так, на страницах «Заката Европы» он пишет следующее: «великой живописи и музыке среди западноевропейских условий не может быть больше речи. Архитектонические способности западноевропейского человека исчерпаны вот уже столетие тому назад. Ему остаются только возможности распространения. Но я не вижу ущерба от того, если сильное и окрыленное неограниченными надеждами поколение вовремя узнает, что часть этих надежд потерпит крушение. Пусть это будут самые дорогие надежды; кто действительно чего-нибудь стоит, тот перенесет. Действительно, для отдельных лиц может оказаться трагическим, если в решительные годы их охватит уверенность, что в области архитектуры, драмы и живописи для них невозможны никакие завоевания».
Не утешительны прогнозы Шпенглера и для философии как науки в целом.
Философия, по Шпенглеру, есть новое и новое повторение уже высказанных истин, в которые вносятся лишь незначительные изменения.
Никто из предшествующих философов не оказал существенного влияния, действием или могущественной мыслью, на высшую политику, на развитие современной техники, средств сообщения, народного хозяйства, или на какую-либо иную сторону широкой действительности. Ни один из них не составил себе имени в области математики, физики, в государственных науках, в противоположность хотя бы Канту.
Среди философов Шпенглер выделяет Аристотеля, Софокла, Гоббса, Канта и Лейбница.
Шпенглер полагает что ныне уже утрачено понимание конечного смысла философской деятельности. Ее смешивают с проповедью, агитацией, фельетоном или специальной наукой. «Перспективу птичьего полета заменили перспективой лягушки».
Речь идет о деле величайшей серьезности: возможно ли вообще сегодня или завтра существование настоящей философии?
В противном случае было бы благоразумнее стать плантатором, или инженером, чем-нибудь настоящим и подлинным, вместо того, чтобы пережевывать затасканные темы, под предлогом "новейшего подъема философского мышления", и лучше построить мотор для летательного аппарата, чем новую и столь же излишнюю теорию апперцепции.

Список литературы.

1. Освальд Шпенглер и закат Европы:
Сборник статей Н.Бердяева, Я.Букшпана, Ф.Степуна и С.Франка. М.: Берег, 1922
http://www.magister.msk.ru/library/philos/shpngl04.htm

2. Философия культуры. Становление и развитие
Под ред. М. С. Кагана, Ю. В. Перова, В. В. Прозерского, Э. П. Юровской
С-Пб. 1998
http://www.philosophy.ru/edu/ref/philcult.html

3. История философии. Ростов-на-Дону Феникс 2007.

4. Культурология - учебное пособие. Под ред. Проф. Радугина.
http://culture.niv.ru/doc/culture/lectu … /index.htm

5. Буржуазная философия кануна и начала империализма.
М. «Высшая школа» 1977.

6. Шпенглер. О. « Закат Европы».

7. История философии: Запад - Россия - Восток.
Книга третья: Философия XIX - XX В. М., 1998.
http://books-center.ru/libcent_qenrr.html

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Анализ первоисточника О.Шпенглера " Закат Европы "

шпенглер философ макрокосм

Краткая биография

Родился 29 мая 1880 в Бланкенбурге (Германия) в семье почтового чиновника Бернхарда Шпенглера и его жены Паулины. Осенью 1891 года семья переехала в старинный университетский город Галле, где Освальд продолжил обучение в гимназии Латина, делавшей упор на гуманитарную подготовку своих воспитанников, прежде всего на преподавание древних языков.

В гимназии Латина проявилось редкое сочетание дарований Освальда: он был одним из лучших учеников по истории и географии и вместе с тем обнаружил способности к математике. В октябре 1899 года Шпенглер закончил гимназию. Болезнь сердца освобождала его от службы в армии и Освальд решил посвятить себя преподавательской деятельности. Он записался на естественно-математическое отделение университета Галле.

Смерть отца летом 1901 года побудила Освальда перейти в Мюнхенский университет, потом он уезжает в Берлин.

Под руководством философа АлоизаРиля Шпенглер подготовил работу о древнегреческом мыслителе Гераклите и защитил докторскую диссертацию, дававшую право преподавания в старших гимназических классах. В 1908 году он приступил к работе в одной из гамбургских гимназий как преподаватель истории и математики.

В феврале 1910 года скончалась мать Паулина Шпенглер. Полученная Освальдом часть наследства в марте 1911 года позволила ему вернуться в Мюнхен. В Мюнхене он начал работу над главным трудом своей жизни - "Причинность судьбы. Закат Европы"(DerUntergangdesAbendlandes, 2 тт., 1918--1922, исправленный вариант первого тома вышел в 1923). В этой самой значительной из своих работ Шпенглер предсказывал гибель западноевропейской и американской цивилизаций, которая последует за жестокой «эпохой цезаризма».

Вторая половина 20-х годов была временем затишья в жизни Шпенглера. Его целиком поглотила работа над большим чисто философско-антропологическим сочинением, которое так и осталось незаконченным и в виде нескольких тысяч фрагментов было опубликовано только в 1965 году А. Коктанеком, исследователем архива Шпенглера, под заголовком "Первовопросы. Фрагменты из архива".

Разразившийся в 1929 году мировой экономический кризис подтверждал тревожные предчувствия Шпенглера. Период относительного политического спокойствия в Германии подошел к концу.

18 марта 1933 года он получил от министра пропаганды Геббельса телеграмму с приглашением выступить по радио с речью о великом "Дне Потсдама". Однако Шпенглер, отказался. В августе 1933 года выходит его книга "Годы решений". "К власти пришли люди, упивающиеся властью и стремящиеся увековечить то состояние, которое годится на мгновение. Правильные идеи доводятся фанатиками до самоуничтожения. То, что вначале обещало величие, заканчивается трагедией или фарсом".

В начале июня 1934 года он впервые за много лет не поехал на любимый вагнеровский фестиваль, не желая сидеть в окружении "коричневой толпы". Но окончательно отвратила Шпенглера от нацизма так называемая "ночь длинных ножей" - 30 июня 1934 года, серия политических убийств, глубоко его потрясшая. После расправы над группой Э. Рема, среди которых были личные его друзья, Шпенглер стал добровольным диссидентом, не скрывая свое критическое отношение ко многим действиям правительства.

В ходе кровавой чистки погибли не только руководители штурмовиков, громко требовавшие продолжения "национальной и социальной революции", но и консервативные противники режима.

Трудно предположить, как сложилась бы дальнейшая судьба Шпенглера и его отношения с национал-социализмом. Но в ночь с 7 на 8 мая 1936 года в своей мюнхенской квартире Освальд Шпенглер скончался. В гроб положили две книги - "Так говорил Заратустра" и "Фауст", с которыми он всегда ездил отдыхать.

Общая характеристика учения

Предметом философско-культурологических исследований Шпенглера была «морфология всемирной истории»: своеобразие мировых культур (или «духовных эпох»), рассматриваемых, как неповторимые органические формы, понимаемые с помощью аналогий. Решительно отвергая общепринятую условную периодизацию истории на «Древний мир -- Средние века -- Новое Время«,Шпенглер предлагает другой взгляд на мировую историю -- как на ряд независимых друг от друга культур, проживающих, подобно живым организмам, периоды зарождения, становления и умирания.

Нивелирующее единство идеи всемирно-исторического процесса Шпенглер предлагает заменить более богатой содержанием картиной -- циклической историей возникновения, расцвета и гибели многочисленных самобытных и неповторимых культур. К числу «великих культур», вполне реализовавших свои потенции, Шпенглер относит китайскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, античную, византийско-арабскую, западную, культуру майя, а также «пробуждающуюся» русско-сибирскую.Уникальность каждой культуры обеспечивается своеобразием её «души»: в основе античной культуры лежит «аполлоновская» душа, арабской -- «магическая», западной -- «фаустовская» и т. д.

Умирание всякой культуры, будь то египетской или «фаустовской» (то есть западной культуры XII--XVIII вв), характеризуется переходом от культуры к цивилизации. Отсюда ключевое в его концепции противопоставление на «становящееся» (культура) и «ставшее» (цивилизация).

Так, культура Древней Греции находит своё завершение в цивилизации Древнего Рима. Западно-европейская культура, как неповторимый и ограниченный во времени феномен, зарождается в IX веке, переживает свой расцвет в 15--18 вв. и с 19 в., с наступлением периода цивилизации, начинает «закатываться»; конец западной цивилизации (с 2000 г.), по Шпенглеру, проделавшему колоссальную работу по сбору фактического материала о различных мировых культурах, сопоставим (или «одновременен») с 1--2 вв. в Древнем Риме или 11--13 вв. в Китае.

Последовательно проводимый Шпенглером тезис об уникальности культур, их сменяемости (не преемственности) вел к признанию их ценностной эквивалентности: все они равны по своему историческому значению и должны сопоставляться вне всяких оценочных категорий.

Сравнительный анализ культур, как считает Шпенглер, обнаруживает единство их судьбы: каждая культура проходит одну и ту же последовательность фаз развития, и основные черты каждой фазы тождественны во всех культурах; все культуры сходны по длительности существования (около 1000 лет) и темпам своего развития; исторические события, относящиеся к одной культуре, имеют соответствия (гомологии) во всех других.

Каждая культура, исчерпывая свои внутренние творческие возможности, мертвеет и переходит в фазу цивилизации («цивилизация», по Шпенглеру, есть кризисный исход, завершение любой культуры), для которой свойственны атеизм и материализм, агрессивная экспансия вовне, радикальный революционизм, сциентизм и техницизм, а также урбанизация.

В качестве фундамента исторического метода Шпенглера выступал концепт «смысла чисел», ещё более дистанцирующий друг от друга природу и историю. По мысли Шпенглера, духовная жизнь человека, наделённого «бодрствующим сознанием», разворачивается во времени и в определенном направлении. Как результат, в сознании индивида конституируется присущая только ему, его личная картина мира: либо образно-символическая, либо рационально-понятийная. Посредством типа математического числа или слова фиксируется образное мирочувствование уже ставшего, осуществленного -- «природа», согласно Шпенглеру, «исчислима». История же как динамичное осуществление возможной культуры сопряжена с хронологическими величинами и чужда однозначным расчетам.

При этом согласно Шпенглеру, саморазвитие культуры возможно лишь в контексте осознания её субъектами значимости процедур измерения, счёта, формирования и фиксации образов внешнего мира и т. д. Так, в контексте концепции «смысла чисел», античная культура, базирующаяся, по Шпенглеру, на конечности, телесности числового ряда, противоположена цивилизации современного Запада, фундируемой числовой идеей бесконечности.

Свое собственное видение истории Шпенглер определил как критику классического историзма: по его мнению, именно хронология и «глубинное переживание» судеб культур обуславливают систематизацию явлений по историческому методу -- культурология в таком контексте выступает в качестве «морфологии» истории.

По схеме Шпенглера, все способы познания суть «морфологии»; морфология природы -- это обезличенная систематика; морфология же органического -- жизни и истории -- есть «физиогномика» или перенесенное в духовную область подчеркнуто индивидуализированное искусство «портрета культуры». Постижение культурных форм, по мнению Шпенглера, в корне противоположно абстрактному научному познанию и основано на непосредственном «чувстве жизни». Проявления той или иной культуры объединяет не только общая хронологическая и географическая отнесенность, но, прежде всего, тождество стиля, которое обнаруживается в искусстве, политике, экономической жизни, научном видении мира и т. п.

Культуры, по мнению Шпенглера, возникают «с возвышенной бесцельностью, подобно цветам в поле», и столь же бесцельно уходят со сцены («…лишь живые культуры умирают»), не оставляя после себя ничего. Морфология культуры Шпенглера сообщила западному миру, что он неудержимо клонится к закату: по убеждению Шпенглера, рационалистическая цивилизация означает деградацию высших духовных ценностей культуры, обреченной на гибель. Великие культуры прошлого, по мысли Шпенглера, как бы демонстрируют Западу его собственную судьбу, его ближайшее историческое будущее.

Шпенглер негативно относился как к социалистическим идеям, так и к национал-социализму.

Место « Заката Европы » в творчестве Шпенглера

«Закат Европы» (1918) --основной труд Ш. -- оказал сильнейшее влияние на философию истории 20 в., породил огромное количество комментариев и толкований, массу критических откликов -- от доброжелательной критики до полного отрицания.

Работа над первым томом продолжалась около шести лет и была закончена в апреле 1917 года. Его публикация в мае следующего года вызвала настоящий фурор, первый тираж был раскуплен моментально, в мгновение ока из безвестного отставного учителя, изредка публиковавшего статьи об искусстве, Шпенглер превратился в философа и пророка, имя которого было у всех на устах. Только в 1921-1925 годах и только в Германии вышло 35 работ о Шпенглере и об этом его произведении.

В самой популярности "Заката Европы" таился некий парадокс, так как книга предназначалась для весьма узкого круга читателей-интеллектуалов. Но тот налет сенсационности, который сопровождал книгу Шпенглера со времени ее появления и от которого так и не удалось избавиться, породил множество искажений и недоразумений вокруг этого шедевра, цель которого, по словам самого автора, заключалась в том, чтобы "попытаться впервые предопределить историю".

Появление первого тома "Заката Европы" вызвало небывалый ажиотаж, ибо его автор сумел определить идейную ситуацию в Германии тех лет как никто другой и превратился в интеллектуальную звезду своего времени.

Однако, чем более шумным становился успех книги у читателей, тем более ожесточались и нападки на нее. А харизматическое пренебрежение Шпенглера авторитетами заставляло его критиков платить ему той же монетой Обвинения в дилетантизме, некомпетентности, претенциозности градом сыпались со всех сторон. Но раздавались и другие голоса. Для немецкого социолога Георга Зиммеля книга была "самой значительной по философии истории со времен Гегеля". В восторге от книги был писатель Герман Гессе. Она произвела большое впечатление на столь

различных философов, как Людвиг Виттгенштейн и Эдмунд Гуссерль.В левых и марксистских кругах интеллигенции отнеслись к произведению критически.Работа над вторым томом "Заката Европы", который Шпенглер хотел завершить к весне 1919 года, была прервана в связи с бурными событиями в Германии, переключившими его внимание на другие проблемы. К тому же ожесточенная полемика вокруг книги заставила его еще раз продумать концепцию, и лишь в апреле 1922 года рукопись была завершена.

Общая проблема и структура работы

Предлагаемый сборник статей о книге Шпенглера « Untergangdes Abendlandes» не объединен общностью миросозерцания его участников. Общее между ними лишь в сознании значительности самой темы - о духовной культуре и ее современном кризисе.

Главная задача сборника - ввести читателя в мир идей Шпенглера. Более систематическому изложению этих идей посвящена статья Ф. А. Степуна. Но и остальные авторы, делясь своими впечатлениями от книги и мыслями о Шпенглере, пытались по возможности воспроизводить объективное содержание его идей. Таким образом - по заданию сборника - читатель из четырех обзоров должен получить достаточно полное представление об этой, несомненно, выдающейся книге, составившей культурное событие в Германии.

Глава I. СМЫСЛ ЧИСЕЛ

Направленность и протяженность: хронологическое и математическое число. Число как принцип полагания границы. Нет "числа в себе". Множество математик. Кантовское понятие a priori. Форма познания не является ни постоянной, ни общезначимой: она -- функция определенной культуры. Стили познания. Внутреннее родство каждой математики с языком форм современных ей искусств: эвклидовская геометрия и скульптура обособленных статуй; анализ и контрапункт. Античное число как величина (мера). Телесная, а не пространственная протяженность. Отсутствие иррациональных и отрицательных чисел. Система мира Аристарха. Математика и религия. Число и смерть. Диофант и арабское число (алгебра). Декарт и анализ бесконечного. Западное число как функция. История западной математики, прогрессирующая эманципация от понятия величины. Иррациональное -- антиэллинское. Страх перед миром и влечение к миру. Происхождение математического, религиозного и художественного языка форм; выражение страха перед неизвестным. Геометрия и арифметика (измерение и счет) -- устаревшие названия. Квадратура круга -- классическая античная предельная проблема. Математика малого (античное государство). Конструкция и операция. Классическая западная предельная проблема: предел исчисления бесконечно малых (отношение к стилю барокко). Анализ преодолевает границы видимого. Античная аксиома о параллельных и неэвклидовекие геометрии. Многомерные пространства (точечные многообразия). Последнее достижение фаустовской идеи числа: трансформации и инвариационное счисление. Исчерпание формальных возможностей и конец западноевропейской математики.

П роблема всемирной истории . Физиогномика и систематика

Необходимость нового исторического метода. Исключение идеалов и морали как мерило развития. История и природа-- образ и закон -- направленность и протяженность. Физиогномика и систематика как два вида морфологического рассмотрения мира. Что такое культура? Построение истории высшего порядка. Прафеномен Гете. Темп, длительность, стиль, смерть высших культур. Повторение хода культуры принадлежащими ей отдельными людьми. Понятие гомологии эпох. Однородное строение всех культур. Возможность морфологическогопредуказания и реконструкции исторических периодов.

И дея судьбы и принцип причинности

Две формы космической необходимости: органическая и неорганическая логика-- судьба и причинность (жизнеощущение и форма познания). Связь с влечением к миру и страхом перед миром. Причинная форм" мира как попытка рассудка победить судьбу. Судьба как способ существования прафеномена.

Проблема времени. Недоразумение систематиков: "время и пространство". Время (необратимость), как судьба. Время не понятие, оно недоступно науке. Измерение пространства и счисление времени ("что" и "когда"): природное и историческое вопрошание мира. Математика и хронология.

Время, судьба и трагедия. Эвклидовская и аналитическая трагедия (трагедия положения и трагедия развития). У каждой культуры своя идея судьбы. Границы возможности понимания "всемирной истории других". Великие символы времени; как единственное вспомогательное средство: часы. Формы погребения. Календарь. Эротика. Форма государства и ощущение времени: античная, египетская и западная идея государства. Стоицизм и социализм: связь с пластикой и музыкой. Судьба и случай. Причинность и предопределение. Трагедия случайности (Шекспир). Тюхе и стиль античного существования. Астрология и оракул. Античная трагедия судьбы. Логика истории: Колумб и испанское столетие. "Эпохи" и "эпизоды". Анонимная и личная форма истории. Судьба Наполеона. Лютер. Существует ли подлинная историческая наука? Смешение физически-причинного и исторически-физиономического методов. История как "процесс". "Голод и любовь". Социальная драма как параллель материалистического понимания истории. Недостаток скепсиса. Последние задачи.

М акрокосм . Символика образа мира и проблема пространства

Что такое символ? Идея макрокосма. Мир как совокупность символов в ее отношении к душе. У каждого человека свой окружающий мир. Пространство и смерть. "Все преходящее есть только символ". Проблема пространства. Только глубина ("третье измерение") образует пространство. Теория Канта. Независимость математики от наглядного представления. Изменчивость зрительного образа. Большое число возможных видов пространства. Пространственная глубина-- направленность (время). Тождество переживания глубины и пробуждения внутренней жизни. Идеальный тип протяженности: каждая культура обладает своим собственным изначальным символом. Западный изначальный символ: бесконечное пространство. Проблема Канта для греков не существовала. Эвклидовское положение о параллельных линиях и большое число структур пространства в западноевропейской математике. Античный и начальный символ: материальное отдельное тело.

А поллоновская, фаустовская, магическая душа

Олимп и Валгалла. Магическое и фаустовское христианство. Античный политеизм (Бог как тело) и западный монотеизм (Бог как пространство). Египетский изначальный символ пути. Смысл архитектуры пирамид. Двойной смысл искусства: подражание и символика (влечение к миру и страх перед миром). Самое раннее искусство всегда архитектура: камень и изначальный символ. Формы государства и архитектурные формы; выражение воли, заботы, продолжительности. Гогенштауфены и фараоны. Внешняя архитектура и внутренние пространства. Проблема стиля. Единством продолжительность жизни в пределах одной культуры. Египетский стиль как образец истории стиля, совпадение его фазисов с фазисами западного стиля. Единство стиля от романского искусства до ампира. Перемещение центра тяжести стильного творчества с ранней архитектуры в одно из изобразительных искусств. Дорический и ионический стили, готика и барокко как юношеская и старческая фаза одного и того же стиля. Задача науки об искусстве: сравнительные биографии великих стилей. Психология техники искусства. Подлинное начало арабского искусства: древнехристианское "позднеантичное" искусство как ранняя его стадия, искусство ислама - как поздняя. Мозаика, арабеска. Соединение круглой арки и колонны - арабский мотив.

Шпенглер останавливается на рассмотрении трёх исторических культур: античной, европейской и арабской. Им соответствуют три «души» - аполлоновская, избравшая в качестве своего идеального типа чувственное тело; фаустовская душа, символом которой является беспредельное пространство, динамизм; магическая душа, выражающая постоянную дуэль между душой и телом, магические отношения между ними. Отсюда вытекает содержание каждой из культур. Для Шпенглера все культуры равноправны; каждая из них уникальна и не может быть осуждена с внешней позиции, с позиции другой культуры. Феномен других культур говорит на другом языке. Для других людей существуют другие истины. Для мыслителя имеют силу либо все из них или не одна из них. Сконцентрировав своё внимание не на логике, а на душе культуры, он сумел точно подметить своеобразие европейской души, образом которой может (как считает сам автор) являться душа гётевского Фауста - мятежная, стремящаяся преодолеть мир своей волей. Шпенглер считает, что каждая культура имеет не только своё искусство, но и своё собственное естествознание и даже свою уникальную природу, т.к. природа воспринимается человеком через культуру. «Каждой культуре присущ уже вполне индивидуальный способ видения и познания мира - как природы», или - одно и то же - «у каждой есть своя собственная, своеобразная природа, каковой в точно таком же виде не может обладать ни один человек иного склада.

Но в ещё более высокой степени у каждой культуры есть собственный тип истории, в стиле которой он непосредственно созерцает, чувствует и переживает общее и личное, внутреннее и внешнее, всемирно-историческое и биографическое становление». По Шпенглеру, в основе каждой культуры лежит душа, а культура - это символическое тело, жизненное воплощение этой души. Но ведь всё живое когда-нибудь умирает. Живое существо рождается, чтобы реализовать свои душевные силы, которые затем угасают со старостью и уходят в небытие вместе со смертью. Такова судьба всех культур. Шпенглер не объясняет истоки и причины рождения культур, но зато их дальнейшая судьба нарисована им со всей возможной выразительностью. «Культура рождается в тот момент, когда из первобытно-душевного состояния вечно-детского человечества пробуждается и выделяется великая душа, некий образ из безобразного, ограниченное и переходящее из безграничного и пребывающего. Она расцветает на почве строго ограниченной местности, к которой она и остается привязанной, наподобие растения». Кризис в культуре наступает тогда, когда ее душа осуществит всю совокупность своих возможностей, в виде народов, языков, религиозных учений, искусств, государств и наук. Вследствие этого культура вновь возвращается в объятья первобытной души. Однако протекание культуры не есть плавный, спокойный процесс. Это живое бытие есть напряженная страстная борьба: внешняя - за утверждение ее власти над силами хаоса и внутренняя - за утверждение ее власти над бессознательным, куда этот хаос, злобствуя, укрывается.

Концептуальные положения О. Шпенглера отличает сходность с теорией Данилевского, а именно: отрицание линейного развития истории, общности этапов мировой истории, утверждение идеи о полицикличности исторического процесса. О. Шпенглер выделил следующие признаки цивилизации:

· развитие индустрии и техники;

· космополитизм вместо отечества;

· города-гиганты и скопление людей, безликая масса вместо народа;

· деньги вместо плодородия земли;

· отрицание традиционных ценностей;

· деградация искусства и литературы.

Цивилизация - последняя фаза существования культуры, это ее закат. По мнению О. Шпенглера, на данной стадии находился западный мир. Таким образом, культура - это естественное состояние общества(организм), а цивилизация - искусственное (механизм).

Специфика изложения материала

В основе «Заката Европы» не лежит аппарата понятий, в основе его лежит организм слов. Понятие - мертвый кристалл мысли, словно ее живой цветок. Понятие всегда одномысленно, самотождественно и раз навсегда определено в своей логической емкости. Слово всегда многомысленно, неуловимо, всегда заново нагружено новым содержанием.

«Закат Европы» сработан Шпенглером не из понятий, но из слов, которые должны быть читателем прочувствованы, пережиты, увидены. Слов этих в «Закате Европы» в сущности очень немного.

Каждое бодрствующее сознание различает в себе «свое» и «чужое». Все философские термины указывают по Шпенглеру на эту основную противоположность. Кантовское «явление», Фихтевское «я», «воля» Шопенгауэра - вот те термины, нащупывающие в сознании некое «свое». «Вещь же в себе», «не я», «мир как представление», указывают, наоборот, на некое «чужое» нашего сознания.

Шпенглер не любит терминов и потому он «покрывает различие «своего» и «чужого» многомысленной противоположностью многомысленных слов, называя свое - «душою», а чужое - «м и р о м».

На слово «души» наслояется затем Шпенглером слово «становление», а на слово мир слово «ставшее». Так слагаются два полюса, - полюс становления души и полюс ставшего мира. Мир возможностей и мир осуществленностей.

Между ними жизнь, как осуществление возможностей.

Вслушиваясь затем в природу становящегося мира, Шпенглер чувствует его таинственно наделенным признаком направления, тем несказуемым в сущности признаком, который на всех высоко развитых языках был указуемтермином «время». Сращивая, таким образом, время со становящеюся жизнью, Шпенглер в противоположном полюсе сознания, в полюсе «чужого», сращивает ставший мир с пространством, ощущая пространство, как «мертвое время», как смерть. Так ветвится в «Закате Европы» организм роковых для Шпенглера слов. Слова эти, взятые вместе, составляют не терминологию Шпенглера (« терминологии» у него нет), но некоторую условную сигнализацию.

Что такое время? - Шпенглер отвечает: «время не форма познания, все философские ответы мнимы. Время - это жизнь, направленность, стремление, тоска, подвижность».

Что такое причинность? - мертвая судьба. Что такое судьба? - органическая логика бытия.

Таким способом сигнализирует Шпенглер в душу читателя о том, что он знает о жизни, мире и познании.

Метод Шпенглера нигде не показан, так сказать, в голом виде. В «Закате Европы» нет главы, специально посвященной его раскрытию: описанию и защите. Он явлен в книге Шпенглера весьма своеобразно, как живая сила, которой, в виду ее очевидной работоспособности, незачем отчитываться и оправдываться. Это осиливание скупо развитым и глубоко схороненным методом тяжелых масс Шпенглеровского знания, придает всей книге впечатление легкости и динамичности.

В ыводы

Немецкий мыслитель путём ряда аналогий с культурами прошлого доказывает неизбежную гибель Западной культуры. «Падение Западного мира представляет собой ни более, ни менее как проблему цивилизации»". Европа давно уже перешла в цивилизационную стадию, и ее окончательная гибель - только вопрос времени. Этим О.Шпенглер объясняет все кризисные явления, охватившие современное общество. Глубокая эрудированность, смело проводимые параллели, широта рассматриваемых вопросов и почти поэтическая напряженность повествования делают обоснование высказанной в «Закате Европы» концепции чрезвычайно убедительным (и зачастую маскируют недостатки аргументов).

Шпенглер всматривается в темнеющие дали истории: бесконечное мелькание бесконечно нарождающихся и умирающих форм, тысячи красок и огней, разгорающихся и потухающих, свободная игра свободнейших случайностей. Но мало-помалу глаз начинает привыкать и выступает второй, более устойчивый исторический план. В гнездах определенных ландшафтов (Шпенглер любит слово ландшафт и все время говорит о духовных, душевных и музыкальных ландшафтах) на берегу Средиземного моря, в долине Нила, в просторах Азии, на средне-европейских равнинах рождаются души великих культур. Родившись, каждая из них восходит к своей весне и своему лету, спускается к своей осени и умирает своею зимой. Этому роковому кругу жизни внешней соответствует столь же роковой круг внутренней жизни духа. Душа каждой эпохи неизбежно совершает свой круг от жизни к смерти, от культуры к цивилизации.

Противоположность культуры и цивилизации - главная ось всех Шпенглеровских размышлений. Культура, - это могущественное творчество созревающей души, - рождение мифа, как выражения нового богочувствования, - расцвет высокого искусства, исполненного глубокой символической необходимости, - имманентное действие государственной идеи среди группы народов, объединенных единообразным мирочувствованием и единством жизненного стиля.

Цивилизация - это умирание созидающих энергий в душе; проблематизммирочувствования; замена вопросов религиозного и метафизического характера вопросами этики и жизненной практики. В искусстве - распад монументальных форм, быстрая смена чужих входящих в моду стилей, роскошь, привычка и спорт. В политике - превращение народных организмов в практически заинтересованные массы, господство механизма и космополитизма, победа мировых городов над деревенскими далями, власть четвертого сословия.

Цивилизация представляет собой, таким образом, по Шпенглеру неизбежную форму смерти каждой изжившей себя культуры. Смерть мифа в безверии, живого творчества в мертвой работе, космического разума в практическом рассудке, нации в интернационале, организма в механизме.

Судьбы культур аналогичны, но души культур бесконечно различны. Каждая культура, как Сатурн кольцом, опоясана своим роковым одиночеством.

«Нет бессмертных творений. Последний орган и последняя скрипка будут когда-нибудь расщеплены; чарующий мир наших сонат и наших trio<3>, всего только несколько лет тому назад нами, но и только для нас рожденный, замолкнет и исчезнет.

Высочайшие достижения Бетховенской мелодики и гармонии покажутся будущим культурам идиотическим карканьем странных инструментов. Скорее, чем успеют истлеть полотна Рембрандта и Тициана, переведутся те последние души, для которых эти полотна будут чем-то большим, чем цветными лоскутами.

Кто понимает сейчас греческую лирику? Кто знает, кто чувствует что она значила для людей античного мира?»

Никто не знает, никто не чувствует. Нет никакого единого человечества, нет единой истории, нет развития, нет и прогресса.

Есть только скорбная аналогия круговращения от жизни к смерти, от культуры к цивилизации.

Список литературы

1.http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Article/speng.php

2.http://www.bibliofond.ru/view.aspx?id=30224

3.Учебно-методическое пособие Глазов 2010

4.http://www.bibliotekar.ru/filosofia/89.htm

5.http://rudocs.exdat.com/docs/index-528107.html?page=2#131207

Размещено на Allbest.ru

...

Подобные документы

Концепция культуры в трудах Освальда Шпенглера. Цивилизация как смерть культуры. Развитие мировых культур в идеях О. Шпенглера. Основные факторы, определяющие жизнь культуры. Переход от культуры к цивилизации как переход от творчества к бесплодию.

реферат , добавлен 28.03.2016


Основные направления формирования методологических идей в области гуманитарного знания. Становление философии истории как науки. Социальные концепции А. Сен-Симона, Дж. Коллингвуда и О. Шпенглера. Философско-методологические проблемы социального познания.

реферат , добавлен 16.04.2009


Основные модели философии истории: провиденциальная, космодентрическая, формационная и концепция "конца истории". Прототип истории "осевого времени" Карла Ясперса. Описание теории Гегеля и цивилизационной модели философии истории Освальда Шпенглера.

курсовая работа , добавлен 26.02.2012


Основные течения и модели современного философского мышления. Философии личности и свободы Н.А. Бердяева в духе религиозного экзистенциализма и персонализма. Философско-культурологические исследования О. Шпенглера. Социальные проблемы Ортега-и-Гассета.

доклад , добавлен 10.02.2011


Традиционное, индустриальное и постиндустриальное общество. Воззрения Ясперса на технику и техногенную цивилизацию. Учение Данилевского о культурно-исторических типах и закономерностях их развития. Концепция истории Шпенглера. Постижение истории Тойнби.

реферат , добавлен 15.02.2009


Представление о цивилизации в различных философских концепциях, ее признаки и типология. Цивилизационный подход к истории философии. Концепция О.Шпенглера, Арнольда, Жозефа Тойнби, П.А. Сорокина, Н.Я. Данилевского. Механицизм рождения цивилизаций.

курсовая работа , добавлен 29.05.2009


Ницшеанство как биологическое направление философии жизни. Иррационалистические идеи Ницше. Философия истории О. Шпенглера. Материя и интеллект по Бергсону. Атеистический и религиозный экзистенциализм. Учение о свободе как квинтэссенция философии Сартра.

реферат , добавлен 11.01.2010


Дослідження філософської концепції О. Шпенглера у аналізі його історіософської праці "Присмерки Європи". Філософська інтерпретація історії у теорії локальних цивілізацій А. Тойнбі. Історіософсько-методологічні концепції істориків школи "Анналів".

реферат , добавлен 22.10.2011


Філософія історії як складова системи філософського знання, її сутність та розвиток. Шляхи трансформації поняття "філософія історії" від його Вольтерівського розуміння до сучасного трактування за допомогою теоретичної спадщини Гегеля, Шпенглера, Ясперса.

реферат , добавлен 23.10.2009


Вивчення особливостей формування ідеології націонал-соціалістів. Дослідження ролі політичної ідеології націонал-соціалізму в утвердженні нацистського політичного режиму. "Філософія" Гітлера. Огляд монографій про фашизм Ніцше, Шопенгауера, Шпенглера.

Одно из центральных мест в исторической социологии, безусловно, принадлежит известному немецкому философу Освальду Шпенглеру (1880-1936), что отмечают многие зарубежные исследователи 1 . С этим вполне можно согласиться, причем главным моментом шпенглеровского анализа истории является идея цикличности, а в качестве замкнутого исторического цикла у него выступают так называемые высокие культуры.

Шпенглер отказывается от общепринятого деления истории но схеме: Древний мир, Средние века, Новое время. Он пишет: «Древний мир - Средние века - Новое время: вот невероятно скудная и бессмысленная схема» . По правильному замечанию Шпенглера, эта схема европоцентрична* и отражает «не обузданное никаким скепсисом тщеславие западноевропейского человека. Этому тщеславию и обязаны мы с давних пор вошедшим в привычку чудовищным оптическим обманом, силою которого история тысячелетий, скажем китайская и индийская, сморщивается на расстоянии до эпизодических случаев, тогда как приближенные к нам десятилетия, начиная с Лютера и особенно с Наполеона, принимают призрачно-раздутый вид»" 1 . Обозначив эту позицию как «птоломеевскую систему», Шпенглер предлагает так называемый коперниканский переворот, согласно которому высокие культуры, двигающиеся по своим историческим траекториям, следует рассматривать независимо от истории Европы.

Важную роль при этом занимает отрицание Шпенглером применимости категории человечества к анализу истории. «Человечество, - пишет он, - это зоологическое понятие или пустое слово... Вместо безрадостной картины линеарной всемирной истории, поддержать которую можно, только лишь закрывая глаза на подавляющую груду фактов, я вижу настоящий спектакль множества культур...» 1 Вместо человечества Шпенглер предлагает говорить о локальных, отличных друг от друга, индивидуальных культурах, не связанных преемственностью в своем развитии . «Культуры суть организмы , - пишет Шпенглер, - а всемирная история - их общая биография» . Шпенглер решительно выступает против «птолемеевской системы», согласно которой все культуры мира «вертятся» вокруг одного центра - культуры Европы.

По аналогии с морфологией растительных и животных организмов Шпенглер говорит и о морфологии истории, изучающей развитие культурных организмов. Эта морфология истории устанавливает для каждого культурного организма определенные этапы, фазы. «Всякая культура, - говорит Шпенглер, - переживает возрасты отдельного человека. У каждой имеется свое детство, юность, возмужалость и старость» . Автор «Заката Европы» выступил против понимания истории как поступательного, прогрессивного процесса. Для него неприемлема сама идея единства человеческой истории. В полемике не только с классической

западноевропейской философией, наследием европейского Просвещения, но и с марксистским пониманием истории Шпенглер заявил, что «пульсация жизни» приводит к появлению отдельных локальных замкнутых культур, претерпевающих стадии зарождения, развития и падения. Единство истории на основе данного подхода становится невозможным.

Таким образом, видно, что в основе шпенглеровского подхода к анализу всемирной истории лежит циклический подход, причем сам исторический цикл Шпенглер заимствует из биологии, изучающей жизненные циклы отдельных организмов. Уже Данилевский предложил делить историю не по степеням развития, но по типам развития. Его понятие «культурно-исторический тип» соответствует понятию «высокой культуры» у Шпенглера. «Рассматривая историю отдельного культурного типа, если цикл его развития вполне принадлежит прошедшему, - пишет Данилевский, - мы точно и безошибочно можем определить возможность этого развития, можем сказать: здесь оканчивается его детство, его юность, его зрелый возраст, здесь начинается его старость, здесь его дряхлость... Мы можем сделать это с некоторым вероятием, при помощи аналогий, даже и для таких культурных типов, которые еще не окончили своего поприща» 1 . Здесь мы находим не только представление Шпенглера о возрастах культур, но и упоминание основного для Шпенглера метода исторического исследования - аналогии.

Шпенглер выделяет во всемирной истории следующие культуры: 1) египетская; 2) индийская: 3) китайская; 4) античная (апполонов-ская); 5) мексиканская; 6) вавилонская; 7) арабская (магическая); 8) европейская (фаустовская) . Список культурно-исторических типов Данилевского напоминает шпенглеровский: «Эти культурноисторические типы, или самобытные цивилизации, расположенные в хронологическом порядке, суть: 1) египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилоно-финикийский, халдейский, или древнесемитический,

4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) новосемитический, или аравийский, и 10) германо-романский, или европейский. К ним можно еще, пожалуй, причислить два американские типа: мексиканский и перуанский, погибшие насильственною смертью и не успевшие совершить своего развития» 1 . Единственное отличие этого деления у Шпенглера состоит в том, что он древнесемитический и новосемитический культурно-исторический тип объединяет в арабскую культуру, точно так же, как греческий и римский - в античную культуру.

Важным моментом социологии истории Шпенглера является то, что он развел культуры географически, а не только хронологически. Если бы он основывался только на хронологическом подходе (т. е. исходил бы из тысячелетнего срока жизни одной культуры), то он никогда бы не пришел к тому, что арабская культура у него существовала бы более двух тысячелетий и включала бы в себя часть истории античной культуры вместе с арабской и византийской культурой. В данном случае видно, что Шпенглер исходит из географического единства регионов Малой Азии , а не из хронологии.

В научной литературе утвердилось мнение, что высокие культуры у Шпенглера изолированы друг от друга . Ю. К. Мельвиль отмечает по этому поводу следующее: «У Шпенглера каждая душа, следовательно каждая культура, замкнута в себе. Она ничего общего не имеет с другими культурами. Точка зрения Шпенглера - это солипсизм культурно-исторических типов, культурных кругов. Каждый культурно-исторический тип существует обособленно, замкнуто, изолированно. Каждая культура живет своей собственной, особой жизнью. Она создает свои политические, научные, культурные ценности. Она ничего не может воспринять у других культур. Не существует никакой исторической преемственности, никакого влияния или заимствования. Человек, принадлежащий к одной культуре, не только не может воспринять что-либо из культурных ценностей других культур, но он и не в силах их понять» 1 .

Несмотря на то что в научной литературе бытует мнение о полной независимости, замкнутости «высоких культур» у Шпенглера, некоторые его высказывания допускают наличие связей между культурами. Так, например, он пишет: «Связи культур чрезвычайно разнообразны, и прежде всего вследствие их пространственного и временного отстояния» . Здесь необходимо различать проблему связей высоких культур с проблемой их взаимопонимания. Шпенглер утверждает, что невозможно понять чужую культуру, не принадлежа ей, использовать же достижения чужой культуры в качестве строительного материала для своей культуры, наоборот, явление достаточно распространенное. Шпенглер настаивал на замкнутости и низкой коммуникабельности цивилизаций. Для него целостность, уникальность и самобытность великих культур были вескими аргументами при обосновании их замкнутости и слабой коммуникабельности. Шпенглер писал о том, что каждой из «великих культур» присущ «тайный язык мирочувствования», вполне понятный только тому, чья душа принадлежит этой культуре. Шпенглер был убежден, что если кому-то кажется, что он познает душевный склад чужих культур, то он приписывает этому взгляду собственную картину.

Эта непонятность культур определяется, по мнению Шпенглера, прежде всего уникальностью души культуры . Душа культуры проявляется в так называемом прасимволе. Шпенглер считает, что прасимволом фаустовской (европейской) культуры является стремление к бесконечности, аиоллоновской (античной) - тело,

магической (арабской) - пещера, русско-сибирской (славянской) - равнина. Прасимвол накладывает отпечаток на всю культуру, так как он находится в глубине сознания людей, принадлежащих данной культуре, составляет основу их мироощущения и мировосприятия.

Завершение и окостенение культуры происходит, по мнению Шпенглера, в период «цивилизации»: «Как только цель достигнута и идея, вся полнота внутренних возможностей, завершена и осуществлена вовне, культура внезапно коченеет, отмирает, ее кровь свертывается, силы надламываются - она становится цивилизацией» 1 . Вот как характеризует шпенглеровские понятия культуры и цивилизации Николай Бердяев: «Культура - религиозна по своей основе, цивилизация - безрелигиозна. Культура происходит от культа, она связана с культом предков, она невозможна без священных преданий. Цивилизация есть воля к мировому господству, к устроению поверхности земли. Культура - национальна. Цивилизация - интернациональна. Цивилизация есть мировой город. Империализм и социализм одинаково - цивилизация, а не культура. Философия и искусство существуют лишь в культуре, в цивилизации они невозможны и не нужны. В цивилизации возможно и нужно лишь инженерное искусство... Культура - органична. Цивилизация - механистична. Культура основана на неравенстве, на качествах. Цивилизация проникнута стремлением к равенству, она хочет обосноваться на количествах. Культура - аристократична. Цивилизация - демократична» .

Переход от культуры к цивилизации - это судьба любой культуры. Используя идею судьбы, Шпенглер стремится выйти за пределы причинности, на которой основывался господствовавший европейский рационализм. Здесь Шпенглер говорит о фатальности истории, которую нельзя понять, но можно лишь ощутить, будучи слитым с судьбой своей культуры. Такая трактовка сближает Шпенглера с неокантианцами. Л. С. Богомолов пишет: «Своим противопоставлением “судьбы” и “причинности” Шпенглер довел до пес plus ultra иррационализм в “объяснении” истории, начало которому положили Ницше и Дильтей, с одной стороны, неокантианство Баденской школы, - с другой» 1 . Здесь налицо некоторый иррационализм шпенглеровской концепции, на который указывают многие исследователи его творчества. Именно этот иррационализм затрудняет анализ идейного наследия Шпенглера, однако этот иррационализм является данью той эпохи, в которой жил Шпенглер, эпохи, когда европейцы устали от стройных логических систем XIX века и искали другие пути познания мира. В нашем анализе мы будем умышленно упускать те моменты в социологии Шпенглера, которые далеки от логики, и постараемся сконцентрировать внимание на положительном и рациональном содержании его работ.

Большое значение для Шпенглера как представителя немецкой «философии жизни» имеют внутренние переживания людей. Особое место в концепции Шпенглера принадлежит чувству страха перед смертью, которое у него является двигателем в развитии культуры. Ю. Н. Давыдов следующим образом комментирует эту мысль Шпенглера: «Именно в связи с обособлением (“микрокосмизацией”) жизненного порыва и рождается - наряду с изначально данным “страстным томлением” “жизни” - чувство страха перед смертью, которое является едва ли не основным культуротворческим “пранережива-нием” души. Согласно Шпенглеру, без этого страха перед смертью, без сознания индивидуально определенной душой своей смертности и, следовательно, без самого этого факта смертности, конечности (не “космичности”, а именно “микрокосмичности”) отдельной души и не было бы никакой культуры» . Представление о смертности культур, заимствованное Шпенглером из биологии, играет важную роль в его историко-философской концепции. «Понятие смертности (конечности) и понятие культуры оказываются сопряженными, - отмечает Ю. Н. Давыдов, - будучи реальным источником культуры, смерт-

ность, естественно, оказывается и ее судьбой, - и только “слабейшие не могут примириться с мыслью, что культура угасает”» 1 .

В качестве основного метода исследования истории Шпенглер предлагает метод аналогии. Он говорит о том, что в исторической науке используются различные аналогии, но они часто неудачны, потому что отсутствует научная методология для их использования: «Сравнения могли бы быть благом для исторического мышления, поскольку они обнажают органическую структуру истории» . Шпенглер предлагает разрабатывать технику сравнения. «Техника сравнений, - заявляет он, - нам еще не доступна. Как раз теперь они появляются в массовом порядке, но непланомерно и без всякой связи... Еще никто не подумал о том, чтобы выработать здесь метод. Не было даже отдаленнейшего предчувствия того, что здесь-то скрыт и тот единственный корень, из которого может изойти великое решение проблемы истории» .

Шпенглер противопоставляет исторический способ рассмотрения действительности естественно-научному и вслед за неокантианцами отвергает применимость естественно-научных методов для анализа исторических явлений. Он отождествляет науку с естествознанием, которое, по его мнению, ограничивается принципом причинности. Вне этого принципа остается «физиогномическая» трактовка мира, рассматривающая мир в его изменении, становлении и движении. В качестве первооткрывателя физиогномической трактовки мира Шпенглер называет Гёте, который впервые миру как механизму противопоставил мир как организм. Важным моментом методологии исторического анализа Шпенглера при этом является деление всех явлений на исторические и природные. Для Шпенглера существует «мир как история» и «мир как природа». Это - два мира, имеющие различные внутренние закономерности. Если явления мира-как-при-роды, в основе которых лежит принцип причинно-следственных связей, изучаются естественными науками, то мир-как-история имеет иные закономерности и изучается морфологией, т. е. природные явления объясняются математическими законами, а исторические могут быть поняты только через сравнительную морфологию истории: «Математика и принцип каузальности ведут к естественному упорядочению явлений, хронология и идея судьбы - к историческому» 1 . В соответствии с этим Шпенглер различает два способа отношения к окружающему миру: механическое и органическое. Первый использует законы, формулы, системы, второй - образы, картины, символы. Первый - «целесообразно разлагающий опыт», второй - «планомерно строимое воображение». В итоге автор приходит к следующему выводу: «Природа и история: так для каждого человека противостоят друг другу две крайние возможности упорядочения окружающей его действительности в картину мира» .

Согласно точке зрения Шпенглера, задача исторического знания выяснение «морфологии высоких культур», что может быть достигнуто только с помощью интуитивного физиогномического и морфологического методов. Морфологию Шпенглер определяет как «все способы понимать мир» и делит ее на систематику и физиогномику: «Морфология механического и протяженного, наука, открывающая и систематизирующая законы природы и каузальные отношения, называется систематикой. Морфология органического, истории и жизни, всего того, что несет в себе направление и судьбу, называется физиогномикой» . История, согласно мнению Шпенглера, должна стремиться быть похожа на сравнительную морфологию растений и животных.

Шпенглер отмечает в истории не только периоды подъема, но и периоды упадка. В основе его концепции лежит идея циклического развития «высоких культур», которые проходят фазы рождения, роста, зрелости, старения и смерти. Неудивительно, что он критикует линейные теории общественного прогресса, основанные на идее исключительно прогрессивного развития человечества. Как и все организмы, культуры у Шпенглера рождаются, растут и умирают: «Культура рождается в тот миг, когда... пробуждается и отслаивается великая душа... Она расцветает на почве строго отмежеванного ландшафта, к которому она остается привязанной чисто вегетативно.

Культура умирает, когда эта душа осуществила уже полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств, наук...» 1 В эволюции культуры Шпенглер выделяет в каждой культуре четыре периода :

Весна: Ландшафтно-интуитивная стихия. Сверхличностное единство и полнота.

Лето: Созревающая сознательность. Первые ростки гражданско-городского и критического движения.

Осень: Интеллигенция больших городов. Кульминация строгого умственного творчества.

Зима: Начало космополитической цивилизации. Угасание душевной творческой силы.

Большая заслуга Шпенглера состоит не только в том, что он вычленил в культурах этапы развития, но и в том что сумел наполнить их конкретным историческим содержанием. Между тем на этот момент в историко-философской концепции Шпенглера в отечественной литературе практически не обращали внимания. Шпенглеров-ская схема духовных эпох позволяет по произведениям искусства, литературы и философии определить возраст любой культуры и тем самым в общих чертах определить ее будущее.

Шпенглер уделяет больше внимания периоду угасания культуры, а не анализу условий ее возникновения и развития, поэтому в его социологии превалирует проблематика заката культуры. Однако метафора «заката» часто неправильно трактуется как «смерь» или «исчезновение», поэтому многие критики Шпенглера упрекают его, говоря, что Европа до сих пор не исчезла. Правильнее «закат» у Шпенглера трактовать как понижение культурного уровня. А понижение этого уровня для Шпенглера налицо. На примере анализа европейской культуры Шпенглеру удалось даже выделить несколько этапов этого понижения. Эти периоды можно назвать этапами распада, деградации европейской культуры. Процесс этот проходит, по Шпенглеру, четыре стадии, которые он выделяет на основе анализа главным образом немецкой истории.

Первый этап - это эпоха Реформации в Европе. В этот период католическая церковь входит в полосу кризиса, что позволяет возникнуть и окрепнуть протестантизму. В Германии для данного периода символичной выступает фигура Мартина Лютера. Процесс культурно-исторической дезинтеграции европейского общества начинается после раскола католической церкви, которая была для Европы не только основой ее духовной традиции, но и политически объединяла какое-то время все европейские страны. Нарушение общего строя европейских стран привело к потере внутреннего единства, чем и воспользовался протестантизм. Со временем протестантизм создал почву для политического либерализма, выступившего под национальными лозунгами. В данном случае под флагом национализма выступили силы направленные против космополитического в тот период католицизма. Особенно ярко этот процесс выразился в движении немецких христиан, предложивших отказаться от понятия греха. Протестантизм, допуская религиозный индивидуализм среди своих верующих, способствовал распространению индивидуализма в обществе. В искусстве этот период соответствует эпохе барокко.

Вторым этапом падения культуры Европы является, по Шпенглеру, эпоха Просвещения. С просветительскими идеями выступила на политическую арену еще неокрепшая буржуазия, желавшая достичь «царства разума». Этот просветительский проект буржуазии был направлен на борьбу с феодальными устоями тогдашнего общества. Если протестантизм еще говорил о религии и Боге, то в эпоху Просвещения речь идет о безрелигиозном человеке. Религия и церковь объявляются пережитками прошлого, реакционными препятствиями на пути просвещения и прогресса. В Германии в эту эпоху появляется движение «Бури и натиска», в котором принял участие Гёте. Его история доктора Фауста открыто пропагандирует необходимость продажи души дьяволу. Не случайно Шпенглер называет душу европейского человека «фаустовской душой», так как в его глазах образ Фауста является типичным не только для немцев, но и для всех европейцев. Этому периоду в искусстве соответствует классицизм.

Третьим периодом духовного понижения европейской культуры, по Шпенглеру, явилась эпоха революций, начавшаяся революцией во Франции. В этот время происходит разорение крестьян и превращение их в наемных рабочих. Продажа помещиками своих имений создала денежные средства на развитие городской промышленности. Дворянство и крестьянство практически исчезают, а город начинает

доминировать над деревней. В искусстве этому периоду соответствует эпоха романтизма. Романтизм призывает к безграничной свободе, жажде совершенства и постоянного обновления, гражданской и личной независимости. В Германии символом для данной эпохи служит творчество Рихарда Вагнера.

Последним, завершающим, периодом европейской культуры выступает период империализма. Важной фигурой для Германии этого периода является Фридрих Ницше, объявивший, что Бог умер. По его мнению, христианская мораль препятствует полному самовыражению человека. Аморализм Ницше утверждает, что сильный человек не связан ни с какими моральными нормами. Его двойная мораль «сверхчеловека» проповедовала терпимость к «своим» и ненависть к «чужим». Откровенный расизм и национализм становятся символами данной эпохи, где в искусстве господствует модернизм. «Для Шпенглера же цивилизация, - пишет А. П. Дубнов, - это завершение, исход культуры... Поэтому-то в «Закате Европы» и западная цивилизация предстает как неизбежная судьба западной культуры, как ее декаданс. Понять цивилизацию как декаданс данной культуры легче всего на примерах вырождения иных культур» 1 .

Занимаясь на первых этапах своей литературной деятельности вопросами искусства , Шпенглер был хорошо знаком с современными ему модными направлениями. Новые явления в искусстве Шпенглер сопоставлял с изменениями в политике и оценивал их как полнейшую вульгаризацию и падение общего культурного уровня. Модернизм в искусстве, по его мнению, отражал надвигающуюся «белую революцию» - победоносную борьбу низших классов европейского общества 1 . Он является выражением интересов и инстинктов низших слоев общества, желающих уничтожить сложившиеся общественные устои, реформировать общество с целью устранения межклассовых границ, сословной морали и нравов.

Модернизм для Шпенглера является признаком декадентства европейского общества. Причиной этого явления он считал излишнее стремление к свободе 1 . Декаданс Шпенглер понимает как демократический процесс, начавшийся после революции во Франции 1794 года, для которого характерны «плохие манеры всех парламентов, общая наклонность участвовать в грязных делах, если они обещают деньги без работы; джаз и негритянские танцы как душевное выражение всех кругов; проститутское подкрашивание женщин; попытки литераторов в романах и пьесах строгие взгляды приличного общества под всеобщие аплодисменты сделать смешными; плохой вкус, доходящий до высшего дворянства... Это доказывает, что во всем тон задает плебс»"*. Негативную оценку дает Шпенглер и новой пролетарской культуре, поставившей в центр своего творчества фигуру рабочего: «Именно тогда в либеральных кругах Западной Европы, а не в России 1918 года возник “пролеткульт”. Тяжелая по своим последствиям смесь полувранья, полутупости начинает занимать головы образованных и полуобразованных» .

Основная проблема культурного творчества в эпоху перехода к цивилизации состоит, по мнению Шпенглера, в том, что люди перестают стремиться достичь высших идеалов красоты, а стараются сделать искусство понятным для самых широких масс населения. Это означает, однако, всегда понижение общего уровня. В данном случае ситуация в сфере культурного творчества является лишь примером демократизации общественной жизни. «Это и есть тенденция нигилизма: не думают о том, чтобы воспитать массы до высоты настоящей культуры; это тяжело и неудобно и могут отсутствовать предпосылки. Напротив: здание общества должно быть выровнено до уровня плебеев. Должно господствовать всеобщее равенство: все должны стать одинаково пошлыми. Одинаковыми способами добывать деньги и одинаково отдавать их на развлечения: “хлеба и зрелищ” - большего человеку не надо, большее не понятно. Превосходство, манеры, вкус,

любой внутренний ранг являются преступлениями. Нравственные, религиозные, национальные идеи, брак ради детей, семья, государственное величие старомодны и реакционны» 1 - так описывает Шпенглер ситуацию в современном ему обществе.

Хотя Шпенглер в своем анализе декаданса европейской культуры исходит из философии Ницше, он отрицает оптимистическое мнение Ницше, о том, что она еще сможет возродиться. В этом пункте Шпенглер рассуждает более реалистично, однако его теория циклического развития культур значительно ограничивает возможности культурного обновления. Люди могут только какое-то время сдерживать процессы культурного распада, но способны возродить культурную высоту. Этого жесткого детерминизма у Ницше нет. Идея возрождения европейской культуры хотя и привлекательна сама по себе, но согласно Шпенглеру человек любой культуры должен жить в соответствии с особенностями его эпохи, поэтому европейскому человеку ничего другого не остается, как участвовать в развитии технического прогресса или в глобальной империалистической политике стран Запада.

Закат культуры современного Запада был для Шпенглера неоспоримым фактом. Он писал: «Гибель Запада, явление ближайшим образом ограниченное местом и временем, подобно аналогичной ему гибели античности, становится, таким образом, темой, которая, если рассматривать ее с надлежащей глубиной, заключает в себе великие вопросы бытия» . Однако дискуссии о «закате» Европы, которые не прекращаются до сегодняшних дней, часто упускают из виду тот факт, что Шпенглер понимает этот «закат» как переход от этапа «культуры» к этапу «цивилизации», а не как окончательное разрушение «фаустовской» культуры. Именно такое неточное определение понятия «заката» и породило споры по вопросу, когда же наступит «закат Европы» и насупит ли он вообще. Вместе с тем у Шпенглера мы находим недвусмысленный ответ на эти вопросы. Так, закат европейской культуры и переход ее в цивилизацию происходит в XIX веке. Это становится особенно ясным после Первой мировой войны, когда начинает складываться мировая империя с центром в Америке. У Шпенглера указана и продолжительность жизни американской империи - примерно до 2300 года - как это указано в его таблицах политических эпох . Он отмечал, что многие сравнивают закат с катастрофой Титаника, на самом же деле речь идет о процессе «завершения», который может растянуться на несколько столетий.

На основе своей социологии истории, используя аналогии с уже исчезнувшими культурами, Шпенглер пытается заглянуть в будущее. При этом основной идеей у него остается идея перманентного понижения уровня культуры, чего не может избежать ни одна их «высоких культур», как не может отдельный человек избежать своей судьбы, заданной его биологической природой. Еще больший интерес, однако, для нас представляет анализ Шпенглером политической деградации «высоких культур», представленный во втором томе «Заката Европы». Здесь мы также встречаем периоды распада, которые во многом напоминают периоды разложения государственной формы у Платона.

В таблицах «одновременных» политических эпох мы находим основные периоды в политической эволюции «высоких культур».

• См.: John Farrenkopf. Early phase in Spengler"s Political philosophy // History of political thought 2/1992. P. 321.
• Oswald Spengler. Der Untergang des Abendlandes: Umrisse einer Morphologie der Weltgeschichte. Frankfurt am Main, 1997. S. 22.
• Сам Шпенглер до конца не смог освободиться от европоцентричности, о чем свидетельствует его философия техники. На этот факт указывает и Г. М. Тавризян (см.: Тавризян Г. М. Техника, культура, человек: Критический анализ концепций технического прогресса в буржуазной философии XX века. М., 1986. С. 47). ^ Oswald Spengler. Der Untergang des Abendlandes: Umrisse einer Morphologie der Weltgeschichte. Frankfurt am Main, 1997. S. 24.
• Oswald Spengler. Der Untergang des Abendlandes: Umrisse einer Morphologie der Weltgeschichte. Frankfurt am Main, 1997. S. 29.
• Аналогичная критика применения категории человечества в исторических исследованиях встречается и у Данилевского, причем он допускает связи между культурно-историческими типами в форме колонизации, прививки или удобрения (см..ДанилевскийН. Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 98-100).

Одно из центральных мест в исторической социологии, безусловно, принадлежит известному немецкому философу Освальду Шпенглеру (1880-1936), что отмечают многие зарубежные исследователи. С этим вполне можно согласиться, причем главным моментом шпенглеровского анализа истории является идея цикличности, а в качестве замкнутого исторического цикла у него выступают так называемые «высокие культуры».
Шпенглер отказывается от общепринятого деления истории по схеме: древний мир, средние века, новое время. Он пишет: «Древний мир - Средние века - Новое время: вот невероятно скудная и бессмысленная схема». По правильному замечанию Шпенглера, эта схема европоцен- трична и отражает «необузданное никаким скепсисом тщеславие западноевропейского человека. Этому тщеславию и обязаны мы с давних пор вошедшим в привычку чудовищным оптическим обманом, силою которого история
тысячелетий, скажем китайская и индийская, сморщивается на расстоянии до эпизодических случаев, тогда как приближенные к нам десятилетия, начиная с Лютера и особенно с Наполеона, принимают призрачно-раздутый вид». Обозначив эту позицию как «птоломеевскую систему», Шпенглер предлагает так называемый «коперниканский переворот», согласно которому, высокие культуры, двигающиеся по своим историческим траекториям, следует рассматривать независимо от истории Европы.
Важную роль при этом занимает отрицание Шпенглером применимости категории человечества к анализу истории. «Человечество, - пишет он, - это зоологическое понятие или пустое слово... Вместо безрадостной картины линеарной всемирной истории, поддержать которую можно, только лишь закрывая глаза на подавляющую груду фактов, я вижу настоящий спектакль множества культур...». Вместо человечества Шпенглер предлагает говорить о локальных, отличных друг от друга, индивидуальных культурах, не связанных преемственностью в своем развитии. «Культуры суть организмы, - пишет Шпенглер, - а всемирная история - их общая биография». Шпенглер реши
тельно выступает против «птолемеевской системы», согласно которой все культуры мира «вертятся» вокруг одного центра - культуры Европы.
По аналогии с морфологией растительных и животных организмов Шпенглер говорит и о морфологии истории, изучающей развитие культурных организмов. Эта морфология истории устанавливает для каждого культурного организма определенные этапы, фазы. «Всякая культура, - говорит Шпенглер, - переживает возрасты отдельного человека. У каждой имеется свое детство, юность, возмужалость и старость». Автор «Заката Европы» выступил против понимания истории как поступательного, прогрессивного процесса. Для него неприемлема сама идея единства человеческой истории. В полемике не только с классической западноевропейской философией, наследием европейского Просвещения, но и с марксистским пониманием истории Шпенглер заявил, что «пульсация жизни» приводит к появлению отдельных локальных замкнутых культур, претерпевающих стадии зарождения, развития и падения. Единство истории на основе данного подхода становится невозможным.
Таким образом, видно, что в основе шпенглеровского подхода к анализу всемирной истории лежит циклический подход, причем сам исторический цикл Шпенглер заимствует из биологии, изучающей жизненные циклы отдельных организмов. Уже Данилевский предложил делить историю не по степеням развития, но по типам развития. Его понятие «культурно-исторический тип» соответствует понятию «высокой культуры» у Шпенглера. «Рассматривая историю отдельного культурного типа, если цикл его развития
вполне принадлежит прошедшему, - пишет Данилевский, - мы точно и безошибочно можем определить возможность этого развития, можем сказать: здесь оканчивается его детство, его юность, его зрелый возраст, здесь начинается его старость, здесь, его дряхлость.... Мы можем сделать это с некоторым вероятием, при помощи аналогий, даже и для таких культурных типов, которые еще не окончили своего поприща». Здесь мы находим не только представление Шпенглера о возрастах культур, но и упоминание основного для Шпенглера метода исторического исследования - аналогии.
Шпенглер выделяет во всемирной истории следующие культуры: 1. египетская, 2. индийская, 3. китайская, 4. античная (апполоновская), 5. мексиканская, 6. вавилонская, 7. арабская (магическая), 8. европейская (фаустовская). Список культурно-исторических типов Данилевского напоминает шпенглеровский: «Эти культурно-исторические типы, или самобытные цивилизации, расположенные в хронологическом порядке, суть: 1) египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилоно-финикийский, халдейский, или древнесемитический, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) ново-семитический, или аравийский, и 10) германо-романский, или европейский. К ним можно еще, пожалуй, причислить два американские типа: мексиканский и перуанский, погибшие насильственною смертью и не успевшие совершить своего развития».

Единственное отличие этого деления у Шпенглера состоит в том, что он древнесемитический и новосемитический культурно-исторический тип объединяет в арабскую культуру, точно также как греческий и римский - в античную культуру.
Важным моментом социологии истории Шпенглера является то, что он развел культуры географически, а не только хронологически. Если бы он основывался только на хронологическом подходе (то есть исходил бы из тысячелетнего срока жизни одной культуры), то он никогда бы не пришел к тому, что арабская культура у него существовала бы более двух тысячелетий и включала бы в себя часть истории античной культуры вместе с арабской и византийской культурой. В данном случае видно, что Шпенглер исходит из географического единства регионов Малой Азии, а не из хронологии.
В научной литературе утвердилось мнение, что высокие культуры у Шпенглера изолированы друг от друга. Ю.К. Мельвиль отмечает по этому поводу следующее: «У Шпенглера каждая душа, следовательно каждая культура, замкнута в себе. Она ничего общего не имеет с другими культурами. Точка зрения Шпенглера - это солипсизм культурно-исторических типов, культурных кругов. Каждый %
культурно-исторический тип существует обособленно, замкнуто, изолированно. Каждая культура живет своей собственной, особой жизнью. Она создает свои политические, научные, культурные ценности. Она ничего не может воспринять у других культур. Не существует никакой исторической преемственности, никакого влияния или заимствования. Человек, принадлежащий к одной культуре, не только не может воспринять что-либо из культурных ценностей других культур, но он и не в силах их понять».
Несмотря на то, что в научной литературе бытует мнение о полной независимости, замкнутости высоких культур у Шпенглера, некоторые его высказывания допускают наличие связей между культурами. Так, например, он пишет: «Связи культур чрезвычайно разнообразны, и прежде всего вследствие их пространственного и временного отстояния». Здесь необходимо различать проблему связей высоких культур с проблемой их взаимопонимания. Шпенглер утверждает, что невозможно понять чужую культуру, не принадлежа ей, использовать же достижения чужой культуры в качестве строительного материала для своей культуры, наоборот, явление достаточно распространенное. Шпенглер настаивал на замкнутости и низкой коммуникабельности цивилизаций. Для него целостность, уникальность и самобытность великих культур были вескими аргументами при обосновании их замкнутости и слабой коммуникабельности. Шпенглер писал о том, что каждой из великих культур присущ «тайный язык мирочувствова- ния», вполне понятный только тому, чья душа принадле
жит этой культуре. Шпенглер был убежден, что если кому- то кажется, что он познает душевный склад чужих культур, то он приписывает этому взгляду собственную картину.
Эта непонятность культур определяется, по мнению Шпенглера, прежде всего уникальностью души культуры. Душа культуры проявляется в так называемом «прасимво- ле». Шпенглер считает, что прасимволом фаустовской (европейской) культуры является стремление к бесконечности, аполлоновской (античной) - тело, магической (арабской) - пещера, русско-сибирской (славянской) - равнина. Прасимвол накладывает отпечаток на всю культуру, так как он находится в глубине сознания людей, принадлежащих данной культуре, составляет основу их мироощущения и мировосприятия.
Завершение и окостенение культуры происходит, по мнению Шпенглера, в период «цивилизации»: «Как только цель достигнута и идея, вся полнота внутренних возможностей, завершена и осуществлена вовне, культура внезапно коченеет, отмирает, ее кровь свертывается, силы надламываются - она становится цивилизацией». Вот как характеризует шпенглеровские понятия культуры и цивилизации Николай Бердяев: «Культура - религиозна по своей основе, цивилизация - безрелигиозна. Культура происходит от культа, она срязана с культом предков, она невозможна без священных преданий. Цивилизация есть воля к мировому господству, к устроению поверхности земли. Культура - национальна. Цивилизация - интернациональ
на. Цивилизация есть мировой город. Империализм и социализм одинаково - цивилизация, а не культура. Философия и искусство существуют лишь в культуре, в цивилизации они невозможны и не нужны. В цивилизации возможно и нужно лишь инженерное искусство... Культура - органична. Цивилизация - механистична. Культура основана на неравенстве, на качествах. Цивилизация проникнута стремлением к равенству, она хочет обосноваться на количествах. Культура - аристократична. Цивилизация - демократична».
Переход от культуры к цивилизации - это судьба любой культуры. Используя идею судьбы, Шпенглер стремиться выйти за пределы причинности, на которой основывался господствовавший европейский рационализм. Здесь Шпенглер говорит о фатальности истории, которую нельзя понять, но можно лишь ощутить, будучи слитым с судьбой своей культуры. Такая трактовка сближает Шпенглера с неокантианцами. А.С. Богомолов пишет: «Своим противопоставлением “судьбы” и “причинности” Шпенглер довел до пес plus ultra иррационализм в “объяснении” истории, начало которому положили Ницше и Дильтей, с одной стороны, неокантианство Баденской школы, - с другой». Здесь налицо некоторый иррационализм шпенглеровской концепции, на который указывают многие исследователи его творчества. Именно этот иррационализм затрудняет анализ идейного наследия Шпенглера, однако этот иррационализм является данью той эпохи, в которой жил ШЛенглер, эпохи, когда европейцы устали от стройных логических систем XIX в. и искали другие пути
познания мира. В нашем анализе мы будем умышленно упускать те моменты в социологии Шпенглера, которые далеки от логики и постараемся сконцентрировать внимание на положительном и рациональном содержании его работ.
Большое значение для Шпенглера, как представителя немецкой «философии жизни», имеют внутренние переживания людей. Особое место в концепции Шпенглера принадлежит чувству страха перед смертью, которое у него является двигателем в развитии культуры. Ю.Н. Давыдов следующим образом комментирует эту мысль Шпенглера: «Именно в связи с обособлением (“микрокосмизацией”) жизненного порыва и рождается - наряду с изначально данным “страстным томлением” “жизни” - чувство страха перед смертью, которое является едва ли не основным культуротворческим “прапереживанием” души. Согласно Шпенглеру, без этого страха перед смертью, без сознания индивидуально определенной душой своей смертности и, следовательно, без самого этого факта смертности, конечности (не “космично- сти”, а именно “микрокосмичности”) отдельной души и не было бы никакой культуры». Представление о смертности культур, заимствованное Шпенглером из биологии, играет важную роль в его историко-философской концепции. «Понятие смертности (конечности) и понятие культуры оказываются сопряженными, - етмечает Ю.Н. Давыдов, - будучи реальным источником культуры, смертность, естественно, оказывается и ее судьбой, - и только “слабейшие не могут примириться с мыслью, что культура угасает”».

В качестве основного метода исследования истории Шпенглер предлагает метод аналогии. Он говорит о том, что в исторической науке используются различные аналогии, но они часто неудачны, потому что отсутствует научная методология для их использования: «Сравнения могли бы быть благом для исторического мышления, поскольку они обнажают органическую структуру истории». Шпенглер предлагает разрабатывать технику сравнения. «Техника сравнений, - заявляет он, - нам еще не доступна. Как раз теперь они появляются в массовом порядке, но непланомерно и без всякой связи... Еще никто не подумал о том, чтобы выработать здесь метод. Не было даже отдаленнейшего предчувствия того, что здесь-то скрыт и тот единственный корень, из которого может изойти великое решение проблемы истории» .
Шпенглер противопоставляет исторический способ рассмотрения действительности естественно-научному и вслед за неокантианцами отвергает применимость естест- венно-научных методов для анализа исторических явлений. Он отождествляет науку с естествознанием, которое, по его мнению, ограничивается принципом причинности. Вне этого принципа остается «физиогномическая» трактовка мира, рассматривающая мир в его изменении, становлении и движении. В качестве первооткрывателя физиогномической трактовки мира Шпенглер называет Гете, который впервые миру как механизму противопоставил мир как организм. Важным* моментом методологии исторического анализа Шпенглера при этом является деление всех явлений на исторические и природные. Для Шпенглера сущест
вует «мир как история» и «мир как природа». Это - два мира, имеющие различные внутренние закономерности. Если явления мира-как-природы, в основе которых лежит принцип причинно-следственных связей, изучаются естественными науками, то мир-как-история имеет иные закономерности и изучается морфологией, то есть природные явления объясняются математическими законами, а исторические могут быть поняты только через сравнительную морфологию истории: «Математика и принцип каузальности ведут к естественному упорядочению явлений, хронология и идея судьбы - к историческому» . В соответствии с этим Шпенглер различает два способа отношения к окружающему миру: механическое и органическое. Первый использует законы, формулы, системы, второй - образы, картины, символы. Первый - «целесообразно разлагающий опыт», второй - «планомерно строимое воображение». В итоге автор приходит к следующему выводу: «Природа и история: так для каждого человека противостоят друг другу две крайние возможности упорядочения окружающей его действительности в картину мира».
Согласно точке зрения Шпенглера, задачей исторического знания является выяснение «морфологии высоких культур», что может быть достигнуто только с помощью интуитивного физиогномического и морфологического метода. Морфологию Шпенглер определяет как «все способы понимать мир» и делит ее на систематику и физиогномику: «Морфология механического и протяженного, наука, открывающая и систематизирующая законы природы и каузальные отношения, называется систематикой. Морфология органического, истории и жизни, всего того, что несет в себе направление и судьбу, называется физиогномикой». История, согласно мнению Шпенглера, должна стремиться быть похожа на сравнительную морфологию растений и животных.

Шпенглер отмечает в истории не только периоды подъема, но и периоды упадка. В основе его концепции лежит идея циклического развития «высоких культур», которые проходят фазы рождения, роста, зрелости, старения и смерти. Неудивительно, что он критикует линейные теории общественного прогресса, основанные на идее исключительно прогрессивного развития человечества. Как и все организмы, культуры у Шпенглера рождаются, растут и умирают: «Культура рождается в тот миг, когда... пробуждается и отслаивается великая душа... Она расцветает на почве строго отмежеванного ландшафта, к которому она остается привязанной чисто вегетативно. Культура умирает, когда эта душа осуществила уже полную сумму своих возможностей в виде народов, языков, вероучений, искусств, государств, наук...». В эволюции культуры Шпенглер выделяет в каждой культуре четыре периода:
Весна: ландшафтно-интуитивная стихия. Сверхлично- стное единство и полнота.
Лето: созревающая сознательность. Первые ростки гражданско-городского и критического движения.
Осень: интеллигенция больших городов. Кульминация строгого умственного творчества.
Зима: начало космополитической цивилизации. Угасание душевной творческой силы.
Большая заслуга Шпенглера состоит не только в том, что он вычленил в культурах этапы развития, но и в том,
что сумел наполнить их конкретным историческим содержанием. Между тем, на этот момент в историко-философской концепции Шпенглера в отечественной литературе практически не обращали внимания. Шпенглеровская схема духовных эпох позволяет по произведениям искусства, литературы и философии определить возраст любой культуры и тем самым в общих чертах определить ее будущее.
Шпенглер уделяет больше внимания периоду угасания культуры, а не анализу условий ее возникновения и развития, поэтому в его социологии превалирует проблематика заката культуры. Однако метафора «заката» часто неправильно трактуется как «смерь» или «исчезновение», поэтому многие критики Шпенглера упрекают его, говоря, что Европа до сих пор не исчезла. Правильнее «закат» у Шпенглера трактовать как понижение культурного уровня. А понижение этого уровня для Шпенглера налицо. На примере анализа европейской культуры Шпенглеру удалось даже выделить несколько этапов этого понижения. Эти периоды можно назвать этапами распада, деградации европейской культуры. Процесс этот проходит, по Шпенглеру, четыре стадии, которые он выделяет на основе анализа главным образом немецкой истории.
Первый этап - это эпоха Реформации в Европе. В этот период католическая церковь входит в полосу кризиса, что позволяет возникнуть и окрепнуть протестантизму. В Германии для данного периода символичной выступает фигура Мартина Лютера. Процесс культурно-исторической дезинтеграции европейского общества начинается после раскола католической церкви, которая была для Европы не только основой ее духовной традиции, но и политически объединяла какое-то время все европейские страны. Нарушение общего строя европейских стран привело к потере внутреннего единства, чем и воспользовался протестан
тизм. Со временем протестантизм создал почву для политического либерализма, выступившего под национальными лозунгами. В данном случае под флагом национализма выступили силы направленные против космополитического в тот период католицизма. Особенно ярко этот процесс выразился в движении немецких христиан, предложивших отказаться от понятия греха. Протестантизм, допуская религиозный индивидуализм среди своих верующих, способствовал распространению индивидуализма в обществе. В искусстве этот период соответствует эпохе Барокко.
Вторым этапом падения культуры Европы является по Шпенглеру эпоха Просвещения. С просветительскими идеями выступила на политическую арену еще неокрепшая буржуазия, желавшая достичь «царства разума». Этот просветительский проект буржуазии был направлен на борьбу с феодальными устоями тогдашнего общества. Если протестантизм еще говорил о религии и Боге, то в эпоху Просвещения речь идет о безрелигиозном человеке. Религия и церковь объявляются пережитками прошлого, реакционными препятствиями на пути просвещения и прогресса. В Германии в эту эпоху появляется движение «Бури и натиска», в котором принял участие Гете. Его история доктора Фауста открыто пропагандирует необходимость продажи души дьяволу. Не случайно Шпенглер называет душу европейского человека «фаустовской душой», так как в его глазах образ Фауста является типичным не только для немцев, но и для всех европейцев. Этому периоду в искусстве соответствует классицизм.
Третьим периодом духовного понижения европейской культуры, по Шпенглеру, явилась эпоха революций, начавшаяся революцией во Франции. В этот время происходит разорение крестьян и превращение их в наемных рабочих. Продажа помещиками своих имений создала денеж
ные средства на развитие городской промышленности. Дворянство и крестьянство практически исчезают, а город начинает доминировать над деревней. В искусстве этому периоду соответствует эпоха романтизма. Романтизм призывает к безграничной свободе, жажде совершенства и постоянного обновления, гражданской и личной независимости. В Германии символом для данной эпохи служит творчество Рихарда Вагнера.
Последним, завершающим периодом европейской культуры выступает период империализма. Важной фигурой для Германии этого периода является Фридрих Ницше, объявивший, что Бог умер. По его мнению, христианская мораль препятствует полному самовыражению человека. Аморализм Ницше утверждает, что сильный человек не связан ни с какими моральными нормами. Его двойная мораль «сверхчеловека» проповедовала терпимость к «своим» и ненависть к «чужим». Откровенный расизм и национализм становятся символами данной эпохи, где в искусстве господствует модернизм. «Для Шпенглера же цивилизация, - пишет А.П. Дубнов, - это завершение, исход культуры... Поэтому-то в «Закате Европы» и западная цивилизация предстает как неизбежная судьба западной культуры, как ее декаданс. Понять цивилизацию как декаданс данной культуры легче всего на примерах вырождения иных культур». />Занимаясь на первых этапах своей литературной деятельности вопросами искусства, Шпенглер был хорошо знаком с современными ему модными направлениями. Новые явления в искусстве Шпенглер сопоставлял с измене
ниями в политике и оценивал их как полнейшую вульгаризацию и падение общего культурного уровня. Модернизм в искусстве, по его мнению, отражал надвигающуюся «белую революцию» - победоносную борьбу низших классов европейского общества. Он является выражением интересов и инстинктов низших слоев общества, желающих уничтожить сложившиеся общественные устои, реформировать общество с целью устранения межклассовых границ, сословной морали и нравов.
Модернизм для Шпенглера является признаком декадентства европейского общества. Причиной этого явления он считал излишнее стремление к свободе. Декаданс Шпенглер понимает как демократический процесс, начавшийся после революции во Франции 1794 г., для которого характерны «плохие манеры всех парламентов, общая наклонность участвовать в грязных делах, если они обещают деньги без работы; джаз и негритянские танцы как душевное выражение всех кругов; проститутское подкрашивание женщин; попытки литераторов в романах и пьесах строгие взгляды приличного общества под всеобщие аплодисменты сделать смешными; плохой вкус, доходящий до высшего дворянства... Это доказывает, что во всем тон задает плебс». Негативную оценку дает Шпенглер и новой пролетарской культуре, поставившей в центр своего творчества фигуру рабочего: «Именно тогда в либеральных кругах

Западной Европы, а не в России 1918 г. возник «пролеткульт». Тяжелая по своим последствиям смесь полувранья, полутупости начинает занимать головы образованных и полуобразованных».
Основная проблема культурного творчества в эпоху перехода к цивилизации состоит, по мнению Шпенглера, в том, что люди перестают стремиться достичь высших идеалов красоты, а стараются сделать искусство понятным для самых широких масс населения. Это означает, однако, всегда понижение общего уровня. В данном случае ситуация в сфере культурного творчества является лишь примером демократизации общественной жизни. «Это и есть тенденция нигилизма: не думают о том, чтобы воспитать массы до высоты настоящей культуры; это тяжело и неудобно и могут отсутствовать предпосылки. Напротив: здание общества должно быть выровнено до уровня плебеев. Должно господствовать всеобщее равенство: все должны стать одинаково пошлыми. Одинаковыми способами добывать деньги и одинаково отдавать их на развлечения: «хлеба и зрелищ» - большего человеку не надо, большее не понятно. Превосходство, манеры, вкус, любой внутренний ранг являются преступлениями. Нравственные, религиозные, национальные идеи, брак ради детей, семья, государственное величие старомодны и реакционны» - так описывает Шпенглер ситуацию в современном ему обществе.
Хотя Шпенглер в своем анализе декаданса европейской культуры исходит из философии Ницше, он отрицает оптимистическое мнение Ницше, о том, что она еще сможет возродиться. В этом пункте Шпенглер рассуждает более реалистично, однако его теория циклического развития культур значительно ограничивает возможности культур
ного обновления. Люди могут только какое-то время сдерживать процессы культурного распада, но не способны возродить культурную высоту. Этого жесткого детерминизма у Ницше нет. Идея возрождения европейской культуры хотя и привлекательна сама по себе, но, согласно Шпенглеру, человек любой культуры должен жить в соответствии с особенностями его эпохи, поэтому европейскому человеку ничего другого не остается, как участвовать в развитии технического прогресса или в глобальной империалистической политике стран Запада.
Закат культуры современного Запада был для Шпенглера неоспоримым фактом. Он писал: «Гибель Запада, явление ближайшим образом ограниченное местом и временем, подобно аналогичной ему гибели Античности, становится, таким образом, темой, которая, если рассматривать ее с надлежащей глубиной, заключает в себе великие вопросы бытия». Однако дискуссии о «закате» Европы, которые не прекращаются до сегодняшних дней, часто упускают из виду тот факт, что Шпенглер понимает этот «закат» как переход от этапа «культуры» к этапу «цивилизации», а не как окончательное разрушение фаустовской культуры. Именно такое неточное определение понятия «заката» и породило споры по вопросу когда же наступит «закат Европы» и насупит ли он вообще. Вместе с тем, у Шпенглера мы находим недвусмысленный ответ на эти вопросы. Так закат европейской культуры и переход ее в цивилизацию происходит в XIX в. Это становится особенно ясным после Первой мировой войны, когда начинает складываться мировая империя с центром в Америке. У Шпенглера указана и продолжительность жизни американской империи - примерно до 2300 г. - как это указано в его таблицах полити
ческих эпох. Он отмечал, что многие сравнивают закат с катастрофой Титаника, на самом же деле речь идет о процессе «завершения», который может растянутся на несколько столетий.
На основе своей социологии истории, используя аналогии с уже исчезнувшими культурами, Шпенглер пытается заглянуть в будущее. При этом основной идеей у него остается идея перманентного понижения уровня культуры, чего не может избежать ни одна их «высоких культур», как не может отдельный человек избежать своей судьбы, заданной его биологической природой. Еще больший интерес, однако, для нас представляет анализ Шпенглером политической деградации «высоких культур» представленный во втором томе «Заката Европы». Здесь мы также встречаем периоды распада, которые во многом напоминают периоды разложения государственной формы у Платона.
В таблицах «одновременных» политических эпох мы находим основные периоды в политической эволюции «высоких культур»:

Аналогично Н.Я. Данилевскому О. Шпенглер представлял ход всемирной истории как чередование сменяющих друг друга культур, независимых друг от друга исторических организмов. Во времена О. Шпенглера, не говоря уже о Н.Я. Данилевском, история как наука не имела еще в отличие от, скажем, естествознания, ясной и четкой картины исторического мира. Это отсутствие целостной картины, а также объединяющего принципа была обусловлена тем, что попытки применить к истории основной гносеологический принцип естествознания – принцип причинности – терпели неудачу, корень которой был в однократности всех исторических процессов. О. Шпенглер уподобил исторические процессы жизненным процессам. Они представляют собой лишь частный случай процессов органической жизни. О. Шпенглер трактует жизнь как непрерывное становление, где повторение одинаковых фаз развития исключается. Действительно, если все физические процессы в известном смысле обратимы (химические реакции и пр.), то органическим процессам (например, росту растения, человека) и историческим процессам (становление этноса, зарождение государственности) как их частному случаю присущ характер необратимости. Таким образом, принцип причинности неприемлем для связи исторических явлений.

О. Шпенглер отрицает правомерность применения к историческим процессам не только каузального, но и вообще всякого отвлеченного анализирующего метода. Жизнь однократна и необратима. Отвлеченное познание не в состоянии постичь ее во всей полноте своего индивидуального своеобразия. Полностью раскрыть жизнь может лишь, по его мнению, интуитивное познание.

Так как О. Шпенглер считал исторический процесс частным случаем органических процессов, интуитивный метод является для него не только методом биологического, но и исторического знания. О. Шпенглер пытался проникнуть в духовную индивидуальность различных культур, в их архетип. По его мнению, все объективные образования различных культур представляют собой выражения определенной духовности, лежащей в их основе. О. Шпенглер был идеалистом, он считал, что в истории, как и во всех явлениях жизни, над материей царит дух.

Для О. Шпенглера вся явления определенной культуры сливаются в одно живое единство, так называемую «форму» данной культуры. В этом живом единстве проявляется индивидуальная душа, присущая лишь данной культуре. Поэтому О. Шпенглер обозначал интуитивный метод исторического исследования как метод физиономический, так как отдельные явления определенной культуры объединены в форме индивидуальной культурной души.

Данный метод О. Шпенглер дополняет морфологическим. Данный метод он также позаимствовал в биологии, в частности у И.В. Гете. Он применяет его к области исторической науки, поэтому философию историю он называет «сравнительной морфологией мировой истории».

О. Шпенглер раскрывает не только общие, но и различные моменты, свойственные фазам развития различных отдельных культур. Общим признаком, присущим всем культурам, является типичная судьба всякого живого существа – рождение, развитие и смерть. Но эти основные органические процессы всегда протекают соответственно индивидуальным характерным свойствам души конкретной культуры. Вообще проблемы жизни и смерти чрезвычайно волновали О. Шпенглера, вот что он писал об этом во втором томе «Заката Европы»: «Отныне жизнь становится коротким промежутком между рождением и смертью. Лишь приглядевшись к смерти, мы начинаем усматривать в зачатии вторую тайну… Лишь в результате познания смерти возникает то, чем мы, люди, обладаем в отличие от животных, — мировоззрение»

Кто, знает, быть может, и сам труд О. Шпенглера возник в результате осознания близости смерти фаустовской души?

Морфологическое исследование истории имеет у О. Шпенглера двойную функцию – с одной стороны, познается индивидуальная душа каждой культуры в ее живом единстве, с другой же – на примере индивидуальной судьбы каждой культуры одновременно прогнозируется типичная судьба всех других культур. Это дает О. Шпенглеру возможность создать связную картину исторического мира. О. Шпенглер был убежден, что история не является непрерывным, линейным и необозримым процессом развития человечества. Он подобно Н.Я. Данилевскому отбросил обычное и бытующее еще и поныне деление истории на древнюю, среднюю и новую, так как считал такое деление неверной и искусственной схемой. Человечество, по его мнению, не является единым целым, а лишь группой из восьми (по О. Шпенглеру) «высоких культур». По этому поводу он писал: «Никаким органическим единством группа высоких культур не является. То, что они возникли именно в таком числе, в этих местах и в это время, представляется на взгляд человека случайностью без глубинного смысла. Напротив того, членение самих отдельных культур бросается в глаза с такой выпуклостью, что в китайской, арабской и западной исторической науке…оказался отчеканенным столь внушительный список понятий, что его уже никак не улучшишь»

Среди высоких культур О. Шпенглер выделяет египетскую, индийскую, китайскую, вавилонскую, античную (Грецию и Рим он объединяет в одну культуру, что является новаторством автора), мексиканскую, арабскую и западную. В качестве грядущей культуры О. Шпенглер выделяет русско-сибирскую культуру.

Несомненным пересечением позиций О. Шпенглера и Н.Я. Данилевского является то, что оба мыслителя бросили вызов устоявшейся европоцентристской концепции мировой истории, которая как бы должна привести все народы мира к уровню современной европейской цивилизации. По словам М. Шварца, «это своего рода «птоломеевская картина исторического мира» была заменена «коперниковской системой», где всемирно-исторический процесс рассматривается независимо от позиции наблюдателя и его совокупных оценок. Уже не всемирная история вращается вокруг европейского наблюдателя, а высшие культуры подобно планетам вращаются по своим непересекающимся орбитам»

Эти культуры возникают, говоря языком О. Шпенглера, в недрах своего материнского ландшафта, с которым они тесно связаны. Они представляют собой организмы высшего типа. Вообще сам термин «высокая культура», «организм высшего типа» является одновременно следствием применения гетевского анализа высших растений, а также безусловным наследием Ф. Ницше с его «сверхчеловеком». Каждая культура накладывает на своих носителей свою особую печать – менталитет, она имеет индивидуальную судьбу. Поэтому данные культуры во всех областях духовного творчества создают свои специфические формы.

Поэтому, с точки зрения О. Шпенглера, нельзя говорить о религии, искусстве, науке вообще, так как всякая культура имеет свои особые и неповторимые формы, в которых воплощается лежащая в их основе душа. Каждая культура создает свой особый духовный стиль во всех областях человеческой духовной и материальной деятельности. Так, О. Шпенглер писал о морфологии истории философии: «Философии как таковой не существует: у каждой культуры своя собственная философия; она представляет собой часть ее целокупно символического выражения и слагает своими постановками проблем и мет одами мышления некую умственную орнаментику, в строгом родстве с архитектурой и изобразительным искусством»

Этот тезис созвучен позиции Н.Я. Данилевского по данному вопросу и даже воззрениям старых славянофилов, которые пытались в свое время искать «народность в науке», не говоря уже об их отношении к национальному окрасу искусства и религии.

Так как О. Шпенглер считал культуры организмами высшего ранга, то к ним он применял и основные категории органического мира – рождение, созревание и смерть. При этом О. Шпенглер рассматривал проблему жизни и смерти, отталкиваясь от человека, его понимания смысла жизни в видении смерти. Это накладывается на широкое полотно истории цивилизаций. О. Шпенглер считал, что видел закат Европы – т.е. ее смерть. Это наводит его на размышления о начале, о зарождении культуры. Подобно всякому организму, культура имеет и свой темп развития, а также определенную жизненную длительность. Как и Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер оценивал жизненную длительность культуры приблизительно в полторы тысячи лет. Этот возраст складывается из следующих промежутков. О. Шпенглер описывает эволюцию культуры с помощью смены времен года. Сначала идет весна – «ландшафтно-интуитивная стихия», характеризующаяся «мощными творениями пробуждающейся, опутанной снами души», а также «сверхличным единством и полнотой»

Затем приходит лето – «созревающая сознательность, первые ростки гражданско-городского и критического суждения»

Этот период, по мнению О. Шпенглера, характеризуется угасанием религиозного начала в общественной жизни и постепенным выходом на главенствующий план рационализма. Это утверждение целиком созвучно с позицией ранних славянофилов и Н.Я. Данилевского. На смену лету идет осень – «кульминация строгого умственного творчества, просвещение: вера во всемогущество рассудка, культ «природы», «разумная религия»

И, наконец, приходит зима – «угасание душевной творческой силы, когда сама жизнь становится проблематичной, этико-практические тенденции иррелигиозного и неметафизического космополитизма, материалистическое мировоззрение,.. спад абстрактной деятельности до профессорско-научной катедер-философии»

О. Шпенглер полагал, что западная культура начала свое развитие около 900 года (весна), пик ее расцвета пришелся на XV – XVII века (лето), спад начался в XVIII – XIX веках (осень), и к 1900 г. она находилась в конце своего развития (зима).

Можно задаться вопросом: а что было до и что будет после? По мнению О. Шпенглера, всякой культуре предшествует период глубокой древности (у европейцев он начался примерно с 500 г. — падения Рима и с началом эпохи Меровингов). Затем следует эпоха культуры, длящейся примерно 1000 лет. На смену культуре приходит цивилизация, существующая приблизительно 200 – 300 лет. Она характеризуется разложением и гибелью соответствующей культуры, ее закатом. Так, Европа в начале XX в. вступила в эпоху цивилизации, поэтому вскоре ей суждено будет погибнуть. Это духовное одряхление является неотвратимой судьбой каждой культуры и представляет собой собственно «цивилизацию». При этом эти два термина – «культура» и «цивилизация» означают строгое и необходимое органическое чередование.

Понятие «культура» у О. Шпенглера имеет три основных атрибута – «психическая центрированность» (всякая культура – это прежде всего оформленная духовность), зависимость от возрастных ступеней, неизбежность перехода в стадию «цивилизации», что означает конец, закат культуры.

Психическая центрированность культуры дает нам морфологическое родство между различными проявлениями данной культуры в разнообразных областях – точные науки, философия и религия, искусство и пр. Все это – всего лишь различные выражения, духовная сущность данной культуры. О. Шпенглер отвергает идею духовного единства человечества, в чем он несомненно радикальнее Н.Я. Данилевского. На место прежнего принципа хронологической последовательности О. Шпенглер ставит понятие «гомологии» или «структурной равноценности», как называет этот прием О. Шпенглера один из исследователей О. Шпенглера М. Шварц

Для О. Шпенглера объектом истории является сравнение различных культур, а не простое хронологическое описание. Путем сравнения, создания аналогий он хочет вскрыть структурную форму, типичную для каждой культуры и ее развития. Причем он ищет не столько поверхностные аналогии, сколько глубоко скрытые гомологии. Если обратиться к самому содержанию этих двух терминов, то легко уяснить замысел мыслителя. Аналогия – это равноценность функции, а гомология – это равноценность структуры. Соответственно задачей культурной морфологии О. Шпенглера является поиск структурных равноценностей, что нашло отражение в его сравнительных таблицах хронологии различных культур. Основной идеей исторической морфологии является тот факт, что жизненное протекание всех культурных организмов по О. Шпенглеру имеет одинаковую структуру. Ведь для каждой культуры фазы зарождения, созревания и смерти константны.

С помощью метода поиска аналогии и гомологии О. Шпенглер вывел понятия «одновременности» и «современников». Это означает на языке О. Шпенглера следующее. «Одновременными» являются два исторических факта, каждый из которых в своей культуре возникает в относительно одинаковых условиях и обладает соответствующим значением. Расшифровку этого на первый взгляд парадоксального утверждения О. Шпенглер дает на примере истории раннего средневековья в Европе и эпохи Иоанна Грозного на Руси. Он пишет: «…Русская эпоха Меровингов начинается с ниспровержения татарского господства Иваном Третьим (1480) и ведет через последних Рюриковичей и первых Романовых – к Петру Великому (1689 – 1725). Эта эпоха точно соответствует времени от Хлодвига до битвы при Тертри (687 г.), в результате которой Каролинги получили всю полноту власти. Я советую всякому прочесть «Историю франков» Григория Турского, а параллельно с этим – соответствующие разделы старомодного Карамзина, прежде всего те, что повествуют об Иване Грозном, Борисе Годунове и Шуйском. Большего сходства невозможно представить»

. «Современники» же – это исторические индивиды, которые являются членами одной и той же возрастной ступени в различных культурах. Так, по О. Шпенглеру, Карл Мартелл и Иоанн Грозный, Карл Великий и Петр Великий являются «современниками».

По мнению О. Шпенглера, необходимым условием для сравнения является однородность внутренней структуры, присущая всем культурным организмам. Всякое глубинное явление в какой-либо культуре имеет свой гомолог в другой культуре в соответствующей атрибуции. Из этого тезиса следуют два важных вывода. Первый – предыдущие и малоизвестные эпохи можно реконструировать на основе морфологических связей настоящей культуры. Второй – будущие фазы настоящей культуры можно предсказать по типу, темпу развития и результату предыдущих культур.

На основе этой теории О. Шпенглер пытался выяснить судьбу западной культуры. Согласно его методологии, западную культуру необходимо сравнить с какой-либо иной, всецело обозримой, т.е. прошедшей все стадии развития и уже умершей. В качестве объекта сравнения О. Шпенглер выбрал античную греко-римскую культуру как наиболее комплексно изученную европейцами. Но для этого О. Шпенглеру еще было необходимо доказать, что западноевропейская и античная культуры действительно являются различными культурами, вопреки сложившемуся мнению о линейности развития мировой цивилизации. Только тогда правомерно морфологическое сравнение обеих культур, поиск гомологических взаимосвязей между ними, на основе чего можно моделировать будущее западной культуры.

Каждая культура представляет духовную индивидуальность, она характеризуется, по словам О. Шпенглера, определенной пространственной символикой, возникшей в тот момент, когда ее душа пробуждается к ясному самосознанию из недр своего ландшафта, из «ландшафтно-интуитивной стихии». Каждая культура вырабатывает свой особый способ представления пространства, который и является ее «первосимволом». Этот «первосимвол» и лежит в основе внешних форм и определяет весь духовный уклад культуры.

Первосимволом «фаустовской» (западной) культуры является бесконечное пространство. Первосимволом аполлонической (античной) культуры служит измеряемое тело. Поэтому античное знание в отличие от западно-европейского считало подлинным бытием лишь бытие телесное, пластически оформленное. Отсюда небывалое развитие скульптуры, архитектуры, пантомим и масок в театре античности. Действительно, в театре Европы больший упор делался на не телесное выражение – отсюда развитие в европейском театре оперы, симфонической музыки.

Глубокую разницу между типами пространственной символики, свойственными античной и западной культуре, О. Шпенглер прослеживает на всех их внешних формах, которые являются лишь отдельными производными символами. Он сравнивает античную математику, физику, искусство с данными отраслями знания Европы.

По этим параллелям уясняется разница между античностью и Западом как двумя качественно разными культурными типами, в основе которых лежат два типа представления о протяженности – телесной и чисто пространственной. Тут есть основа для морфологического сравнения обеих культур в целях определения возраста западной культуры. По мнению О. Шпенглера, античной весне – дорике – соответствует западная весна – готика, античное лето – ионика – соответствует западному лету – барокко. Вот как сравнивает Шпенглер «одновременные» эпохи искусства:

Аналогичным образом О. Шпенглер сравнивает «одновременные» политические эпохи античности и Запада. Наполеона он считает «современником» Александра Македонского – оба символизируют начало эпохи цивилизации и соответственно упадок культуры.

Фаза цивилизации, наступившая для античности в 4 в. от Р.Х., когда эллинистическая душа сменилась римским холодным рассудком, на Западе наступает в начале XIX в. с ростом рационализации всей жизни, включая искусство и науку. Стоицизм в античности соответствует в этой связи социализму в Европе, так как оба означают стремление к рационализации всей жизни. «Стоицизм обращен к поведению отдельного лица, к его статуарному, чисто сиюминутному бытию, без всякой связи с будущим и прошлым или с прочими людьми. Социализм есть динамическая трактовка той же темы»

Так как стоицизм по О. Шпенглеру является явлением упадка, то и социализм по этой логике должен считаться явлением разложения. Следовательно, Европа движется к духовной смерти или переживает свой закат. Таким образом, логическим следствием исторического анализа корреляции гомологий предыдущих и современной культуры является утверждение о закате Европы и отказе от веры в безграничность развития западной культуры. Это есть безусловное пересечение с позицией Н.Я. Данилевского, сделанное, правда, под другим углом зрения, но только подтверждающее правоту славянофилов.

Помимо того любая цивилизация по О. Шпенглеру безрелигиозна. Это также созвучно критике славянофилами атеистическому настрою Западной Европы. При этом О. Шпенглер утверждает, что любая культура на ранних этапах проникнута религиозностью – своей самобытной религиозностью, — а в фазе цивилизации теряет это свойство. Он писал: «У каждой души есть религия. Это лишь иное выражение ее бытия. Все живые формы (цивилизацию О. Шпенглер считал мертвой формой – Авт.), в которых она выражается, все искусства, доктрины, обычаи, все метафизические и математические миры форм, каждый орнамент, каждая колонна, каждый стих, каждая идея в глубине глубин религиозны и должны быть таковыми. Сущность всякой культуры – религия; следовательно, сущность всякой цивилизации – иррелигиозность… Религиозна еще архитектура рококо, даже в самых светских своих творениях. Иррелигиозны римские сооружения, даже храмы богов… И, следовательно, иррелигиозными и бездушными являются и те этические миронастроения, которые относятся к языку форм мировых городов. Социализм есть ставшее иррелигиозным фаустовское жизнечувствование; свидетельством того служит ко всему прочему и то мнимое («истинное») христианство, о котором столь охотно твердит английский социалист»

Здесь возникает вопрос: насколько иррелигиозен сам Освальд Шпенглер? В его книгах почти нет упоминания о христианстве. Сочувственно о христианстве он говорит только тогда, когда пишет о России и о Ф.М. Достоевском, которого он очень ценил. Был ли сам О. Шпенглер по духу христианином? Думается, что нет. Мистицизм, которым проникнуты его творения, преклонение перед Ф. Ницше позволяют нам предположить, что О. Шпенглер склонялся к пантеистическим воззрениям, характерным неоязыческим кругам, учения которых которые были достаточно распространены в Германии начала ХХ в. Критикуя, зачастую совершенно необоснованно христианство, неоязычники пытались найти исконно германские верования, в которых якобы должен был содержаться в совершенной чистоте дух народа. Представители этих воззрений зачастую исповедывали радикально националистические взгляды. Этому кстати есть объяснение в «Закате Европы». О. Шпенглер утверждал, что «души старых культур в своих последних истончениях и на смертном одре ревнуют свое исконнейшее достояние, свою глубину формы и рожденный вместе с ними прасимвол»

Другим интересным сходством позиций двух мыслителей является учение о псевдоморфозе, который, по мнению О. Шпенглера переживала Россия со времен Петра Великого. Он писал об этом следующее: «Другой псевдоморфоз у всех нас сегодня на виду: петровская Русь…Вслед за.. московской эпохой великих боярских родов и патриархов, когда старорусская партия неизменно боролась против друзей западной культуры, с основанием Петербурга (1703) следует псевдоморфоз, втиснувший примитивные примитивную русскую душу в начале в чуждые формы высокого барокко, затем просвещения, а затем 19 столетия. Петр Великий сделался злым роком русскости. Припоминается его «современник» Карл Великий, планомерно и со всею энергией осуществивший то, чему ранее помешал своей победой Карл Мартелл: господство мавританско-византийского духа. Имелась возможность подойти к русскому миру на манер Каролингов или же Селевкидов, а именно в старорусском или же «западническом» духе, и Романовы приняли решение в пользу последнего… Примитивный московский царизм – это единственная форма, которая впору русскости еще и сегодня, однако в Петербурге он был фальсифицирован в династическую форму Западной Европы. Тяга к святому югу, к Византии и Иерусалиму, глубоко заложенная в каждой православной душе, обратилась светской дипломатией, с лицом, повернутым на Запад… Народу, предназначением которого было еще на продолжении поколений жить вне истории, была навязана искусственная и неподлинная история, постижение духа которой прарусскостью – вещь абсолютно невозможная»

А вот что писал немецкий мыслитель в другой своей книге «Пруссачество и социализм»: «Эта по-детски туманная и полная предчувствий Россия была замучена, разорена, изранена, отравлена «Европой», навязанными ей формами уже мужественно зрелой, чужой, властной культуры. Города нашего типа, указывающие на наш духовный уклад, были внедрены в живое тело этого народа… К 1700 году Петр Великий навязывает народу по западному образцу политический стиль барокко с его дипломатией, династической политикой, управлением и войском; к 1800 году переносятся сюда совершенно непонятные русскому человеку английские идеи в формулировке французских писателей, чтобы отуманить головы тонкого слоя представителей высшего класса; к 1900 году книжные глупцы из русской интеллигенции вводят марксизм, этот в высшей степени сложный продукт западноевропейской диалектики, об основах которого они не имеют ни малейшего понятия. Петр Великий перестроил истинно русское царство в великую державу … и таким образом нанес вред его естественному развитию. Интеллигенция … исказила примитивное мышление этой страны; свои смутные стремления к собственным, осуществимым в далеком будущем порядкам…превратила она в детские и пустые теории во вкусе французских профессиональных революционеров. Петровство и большевизм одинаково бессмысленно и роковым образом, благодаря русскому бесконечному смирению и готовности к жертвам, воплотили в реальную действительность ложно истолкованные понятия, созданные Западом, — Версальский двор и Парижскую коммуну»

Не правда ли, пересечение с тезисом Н.Я. Данилевского о «европейничании» русского высшего общества и об отрыве его от народных масс почти абсолютное.

Более того, в своей книге «Пруссачество и социализм» О. Шпенглер еще более однозначно высказался по этому вопросу. Сравнивая и противопоставляя два мира, две высоких культуры – западный мир и мир русский, он писал:

«Я до сих пор умалчивал о России; намеренно, так как здесь есть различие не двух народов, но двух миров. Русские вообще не представляют собой народа, как немецкий или английский. В них заложены возможности многих народов будущего, как в германцах времен Каролингов. Русский дух знаменует собой обещание грядущей культуры, между тем как вечерние тени на Западе становятся все длиннее. Разницу между русским и западным духом необходимо подчеркивать самым решительным образом. Как бы глубоко ни было душевное и, следовательно, религиозное, политическое и хозяйственное противоречие между англичанами, немцами, американцами и французами, но перед русским началом они немедленно смыкаются в один замкнутый мир»

Это – прямое развитие тезиса Н.Я. Данилевского, утверждавшего, что между различными странами Европы могут быть разногласия, конфликты, но враждебность к России и славянству объединяет казалось бы непримиримых противников, как было в Крымской войне, в войне за освобождение Болгарии.

И как резюме своих мыслей о России О. Шпенглер жестко, но, на наш взгляд во многом справедливо утверждает: «Мы не понимаем друг друга… И нет ничего обманчивее надежды на то, что русская религия будущего оплодотворит западную»

Вот кристаллизованное выражение идеи Н.Я. Данилевского о взаимоотношениях России и Европы. О. Шпенглер убежден, что на смену уходящей Европе придет молодая великая Россия, ментальные и тем более географические очертания которой ему неясны. Он лишь уверен в скором уничтожении европейских наростов на теле русской культуры – капитализма и большевизма. Видение роли России у О. Шпенглера порой исключительно мессианское, как у Ф.М. Достоевского. О. Шпенглер задается риторическим вопросом: «Что такое панславизм, как не западно-политическая маска, за которой кроется чувство великой религиозной миссии?»

И сам же дает ответ на этот вопрос: «Однако, будущее, скрытое в глубоких недрах России, заключается не в разрешении политических и социальных затруднений, но в подготовляющемся рождении новой религии, третьей из числа богатых возможностей в христианстве, подобно тому, как германско-западная культура начала к 1000 году бессознательно создавать вторую. Достоевский – один из идущих вперед глашатаев этой безымянной, но уже с тихой, бесконечной нежной силой распространяющейся веры… Русский дух отодвинет в сторону западное развитие и через Византию непосредственно примкнет к Иерусалиму»

Что касается политических воззрений О. Шпенглера, то тут следует выделить его взгляды на государство. Предсказывая приближающуюся гибель европейской культуры, О. Шпенглер искал пути если не предотвратить закат своей цивилизации, что, по его мнению, в сущности невозможно, то отодвинуть его и устранить общественные катаклизмы, связанные с явлением цивилизационной бифуркации. Оптимальным решением этой проблемы он считал максимальное укрепление института государства.

О. Шпенглер полагал, что кайзеровская Германия, в особенности Пруссия с ее военной дисциплиной общества была единственным реальным решением. Вот что он писал о прусской идее: «Прусский стиль требует не только примата большой политики над экономикой, ее дисциплинирования сильным государством…Прусская идея – это аристократический порядок жизни… Прусская идея направлена против финансового либерализма, равно как и против пролетарского социализма. Любая идея «массы» и большинства, все, что «слева», — противоречит ей… От этой идеи прусского существования будет исходить окончательное преодоление мировой революции»

При этом О. Шпенглер распространяет прусский идеал не только на саму Пруссию, но, подобно тому, как А. Меллер ван дер Брук призывал всех немцев стать большими пруссаками, чем сами пруссаки, он распространяет этот тип на всю европейскую культуру: «Не каждый пруссак, кто родился в Пруссии. Этот тип встречается повсюду в белом мире. Он лежит в основе настоящей формы национальных устремлений»

О. Шпенглер видит идеал сильного, авторитарного государства именно в Пруссии времен князя Бисмарка. Это корпоративное государство, где каждый трудится не для собственной наживы, а на общее благо. Причем прусский идеал способен реализоваться не только в самой Германии. О. Шпенглер пишет: «Прусская идея – это ощущение жизни, инстинкт, невозможность поступать иначе, это совокупность душевных, духовных… свойств, издавна ставших признаками расы, и именно для лучших и наиболее значительных ее представителей… В слове «пруссачество» заключено все, чем мы, немцы, обладаем, не в области неопределенных идей, желаний, фантазий, а в смысле воли, задач, возможностей, определяющих судьбу нации… Прусский элемент как определенная совокупность чувства реальности, дисциплины, корпоративного духа и энергии – это залог веры в будущее…»

Таким образом мы видим, что О. Шпенглер отнюдь не был пессимистом. Если к таким странам, как Франция, Италия и их будущему он относится глубоко пессимистически, к Англии он относится откровенно враждебно, считая английский дух враждебным прусскому, ведущим всю Европу в погибель, то в отношении Германии он смотрит в будущее с оптимизмом. Недаром вслед за «Закатом Европы» из под его пера вышла небольшая книга «Пессимизм? Ответ моим критикам». В ней он опровергает подозрения своих оппонентов, будто он смирился с исходом европейской истории.

На основе этого О. Шпенглер ввел в обиход понятие «аристократического цезаризма» — спасительной для европейской цивилизации государственно-политической системы, в которой не будет политических партий, где основной упор будет делаться на внешней политики, и, соответственно, главной целью будет являться сохранение доминирующего положения в мире перед лицом наступающих более молодых культур, в частности «русско-сибирской культуры», то есть восточнославянского культурно-исторического типа. Национальный вождь в системе аристократического цезаризма будет в первую очередь опираться на армию как на особую касту, в наиболее чистом виде сохраняющую консервативные настроения относительно идеи государства и предназначения в нем человека. Вообще партийная система подвергается у О. Шпенглера жесточайшей и зачастую здравой критике. Партийную систему он считает порождением ненавистного им английского духа – духа морских торговцев и викингов.

В этой связи следует заметить, что критику партийной системы наряду с консервативными революционерами осуществляли и многие представители русской политической мысли правого толка. Оказавшись в эмиграции, они зачастую сотрудничали с теми же младоконсерваторами. Особое место среди объектов их критики занимал парламентаризм – «великая ложь нашего времени», как назвал его Константин Победоносцев. Среди таких мыслителей в первую очередь следует выделить И.А. Ильина. Его теория формальной и творческой демократии одновременно продолжает традиции почвенничества, и весьма близка взглядам О. Шпенглера. По мнению И.А. Ильина, формальная демократия существовала и существует как в СССР (Российской Федерации), так и в странах Запада. Она основана на механическом понимании государства и политики. При этом каждый гражданин страны имеет право голоса, существует множество партий, «ловящих» эти голоса. При голосовании же многие избиратели просто не отдают себе отчета в своем решении. Для того, чтобы определиться, за кого голосовать, надо досконально изучить программы партий, что требует много времени. Избиратели или живут мнением большинства, или голосуют «просто так». Такая система дает дорогу во власть «политическим доктринерам» всех мастей. Более того, зачастую при такой системе, активное меньшинство диктует свою, зачастую непродуманную, волю большинству. Для наглядного примера возьмем президентские выборы в какой-нибудь стране. Предположим, к избирательным урнам пришло 60 % избирателей. А бывает, что приходит и того меньше. Кроме того, в некоторых регионах России по местному законодательству выборы считаются действительными при явке 25 % избирателей. Выборы состоялись. За победителя проголосовало, предположим, 55 % избирателей. Всенародно избранный президент дал присягу на верность государству. Теперь подсчитаем, сколько в реальности процентов населения выразило ему доверие. За кандидата отдали голоса 55 % из 60 % проголосовавших. Таким образом, это значит, что за него высказалось немногим более 30 % всех потенциальных избирателей и менее 20 % населения всей страны – т.е. включая несовершеннолетних, кому кстати тоже небезразлично, куда поведет страну новый лидер. 20% — какое же это большинство? Такова формальная демократия.

Альтернативой формальной демократии И.А. Ильин считал демократию творческую, авторитаризм — т.е. обновленную монархию, «народную монархию», как ее называл И.Л. Солоневич, монархию, очищенную от чужеродного бюрократического нароста, от «европейничания». Аналогичные устремления высказывал и О. Шпенглер. Только он видел идеал власти в харизматическом лидере нации – типа генерала Франсиско Франко в Испании, профессора Салазара в Португалии, Корнелио Кодряну и Хорио Симы в Румынии, короля Александра Первого Объединителя в Югославии.

Следует сказать, что И.А. Ильин был отнюдь не одинок в своих оценках сущности западноевропейской демократии. Вот мнение другого деятеля русской эмиграции – военного историка А.А. Керсновского, высказанное им в отношении событий 1905 года в России: «…Подводя итог русской либерально-революционной общественности, мы можем ее политические методы характеризовать партийностью и доктринерством. Партия и партийная программа представляла для нее святую святых. Русский «общественник»… твердо верил в непогрешимость своих партийных догматов. Вне партии для него ничего не существовало. Не партия служила интересам страны, а страна должна была служить интересам партии. Если программа расходилась со здравым смыслом и требованиями жизни, то виноват был здравый смысл и требования жизни… Доктринерство общественности вытекало из ее неопытности в государственном строительстве. Все свои познания в этой области она (общественность – Авт.) черпала из иностранной парламентской практики, наивно считая западноевропейский парламентаризм верхом совершенства и мечтая подогнать под те же образцы и Россию… Во всеоружии своих теоретических познаний передовая русская общественность сгорала властолюбием…Никто из этих самонадеянных доктринеров не сомневался в возможности и даже легкости управления громадной страной по самоучителю, к тому же заграничному»

Нельзя пройти мимо еще одного важного тезиса О. Шпенглера – противопоставления немецкого и английского духа. Хотя мыслитель и относил Англию и Пруссию в одну западноевропейскую культуру, он проводил резкую границу между этими странами и народами. Прасимволом Англии он считал викингов, морских торговцев, следовательно меркантилизм, прасимволом Пруссии – монашеские и духовно-рыцарские ордена и следовательно альтруизм и дисциплину. Из различий этих прасимволов и вытекают глубинные различия в политике и мировоззрении этих народов: «Тем не менее, обе великие мировые идеи продолжают, как и прежде, стоять друг против друга: диктатура денег – и организации, мир как добыча – и как государство, богатство – и авторитет, успех — и призвание… Социалистическая монархия – ибо авторитарный социализм монархичен, самая ответственная должность в грандиозном организме, место первого слуги этого государства, по выражению Фридриха Великого, не может быть отдано в распоряжение частного карьеризма – такова идея, которая медленно созрела в мире фаустовского человека и издавна воспитывала для себя особый человеческий тип. Это единство, в котором каждый, в зависимости от своей социалистической ценности, своего таланта в области добровольной дисциплины на основе внутреннего превосходства, своих организационных способностей, добросовестности и энергии, своего чувства духовной общности с другими становится на подобающее ему место»

О. Шпенглер считал, что в английском духе царил индивидуализм, меркантилизм, в то время как в прусском духе – коллективизм, стремление принести пользу государству. По сути дела такое противопоставление Англии и Пруссии очень похоже на противопоставление России и Европы, все грехи Европы, увиденные славянофилами, видны и в критике Шпенглером Англии, все достоинства славянского культурно-исторического типа – так же хорошо различимы в идеализации прусского духа.

Следует заметить, что понятие «социализм» Шпенглер понимал по-особому. Он писал: «Этический социализм – это в пределе достижимый максимум определенного жизнечувствования, находящегося под аспектом целей… Этический социализм – вопреки иллюзиям своего переднего плана – не есть система сострадания, гуманности, мира и заботливости, а есть система воли к власти. Все прочее – самообман. Цель его исключительно империалистическая: общее благо, но в экспансивном смысле, благотворительность, направленная не на больных, а на энергичных… Социалист – умирающий Фауст второй части – есть человек, одержимый исторической заботливостью, будущим, воспринимаемым им как задача и цель, по сравнению с которыми минутное счастье выглядит презренным… Третье царство (сравни Третий Рейх А. Меллера ван ден Брука – Авт.) – это германский идеал, вечное завтра, с которым связали свою жизнь все великие мужи, от Иоахима Флорского до Ницше и Ибсена – стрела тоски по другому берегу, как говорится в Заратустре»

В свете противопоставления прусского и английского духа О. Шпенглер приходит к выводу, очень похожему на тезис Н.Я. Данилевского о европейничании. Действительно, он считает, что немецкая интеллигенция и отчасти дворянство попали под влияние английского стиля жизни. Ярчайшим примером этого О. Шпенглер считал партийную систему и парламентаризм, утвердившийся в Германии после Версальского мира. Собирательным образом немецкого обывателя «Михеля», копирующего иностранные стили жизни и мышления, О. Шпенглер описывает так: «Это вечные провинциалы, простодушные герои немецких романов, трактующих о внутреннем «Я», которые отличаются полным отсутствием каких бы то ни было реальных способностей, это «порядочные» люди, члены всяких союзов, любящие выпить в компании, члены парламентов, недостаток собственных способностей они принимают за изъян в государственных учреждениях… Пассивная склонность к английскому либерализму с его враждебным отношением к государству, которому они охотно подражают, игнорируя напряженную инициативу англичанина, проявляемую им также и в политической области; мещанское стремление к итальянско-французской системе мелких государств, благодаря которой…вырос класс партикуляристски настроенного бюргерства, не мыслящего дальше ближайшего соседа и принимающего порядок как нечто враждебное культуре, не обладая в то же время способностью привить себе дух этой культуры… Все эти черты чего-то непрактичного, провинциального, глупого, но честного, бесформенного без надежды когда-либо быть оформленным, устарелого и душевно неплодотворного, убийственного, приводящего к измельчанию и тянущего вниз, являются внутренним врагом каждого немца в отдельности и всех немцев вместе как нации»

Таким образом, мы видим аналогичное критике Н.Я. Данилевским европейничания русского высшего света негативное отношение О. Шпенглера к поведению немецкого третьего сословия и интеллигенции, увлекающихся чужыми формами и поэтому враждебно относящимся к собственному жизненному стилю.

О. Шпенглер полагал, что к двадцатым годам уже начиналась эпоха аристократического цезаризма. Он писал: «Это начало цезарзма. В английских выборах 1918 года он уже обозначился. Мы его тоже не избегнем. Он – наша судьба, точно также, как и судьба Рима и Китая, как судьба всех созревших цивилизаций»

Корреляция теорий Н.Я. Данилевского и Освальда Шпенглера

Читал ли Освальд Шпенглер «Россию и Европу» Н.Я. Данилевского, является ли его морфология мировой истории списком с теории культурно-исторических типов? На данный вопрос в настоящее время ответить достаточно трудно. Немецкий перевод «России и Европы» вышел в свет в 1920 г., после того, как был опубликован первый том «Заката Европы», когда О. Шпенглер был уже близок к завершению второго тома своего фундаментального труда. Возможно, О. Шпенглер был знаком с идеями Н.Я. Данилевского из французского перевода «России и Европы» (1893 г.), однако никаких указаний у самого автора нет. Впрочем, некоторые исследователи О. Шпенглера, в частности Д. Фелькен, указывают даже на то, что под влиянием Ф.М. Достоевского О. Шпенглер учил русский язык, соответственно не исключено, что он мог прочитать «Россию и Европу» в подлиннике

Впрочем, Питирим Сорокин утверждал, что О. Шпенглер был знаком с «Россией и Европой» Н.Я. Данилевского, но, к сожалению, не приводил никаких доказательств этого. Однако, несомненным связующим звеном между философией почвенничества в России и младоконсерваторов в Германии является творчество Ф.М. Достоевского, с которым последние были прекрасно знакомы благодаря подвижничеству семьи Мережковских и Артура Меллера ванн дер Брука, фактически открывшего Германии русского гения.

Однако, на наш взгляд, это не дает основания обвинять О. Шпенглера в плагиате. Ни у кого не может быть монополии на истину. Безусловно, приоритет в раскрытии законов культурно-исторических типов навсегда останется за Н.Я. Данилевским. Концепция же О. Шпенглера – это параллельный путь познания этой проблемы, предпринятый, однако, не без влияния русской традиции. Законным первооткрывателем теории культурно-исторических типов является Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер же развил, дополнил применительно к немецким условиям многие мысли, высказанные ранее славянофилами и почвенниками.

На основе сравнения учений Н.Я. Данилевского и О. Шпенглера нами установлено, что это – похожие варианты культурно-исторической морфологии, вышедшие из идеалистической традиции европейской и русской (применительно к Н.Я. Данилевскому) философии и достижений естествознания. Культурная морфология О. Шпенглера как более поздняя является более сложной и многогранной. Этим объясняется наличие существенных отличий наряду с зачастую феноменальными сходствами.

Эта новая периодизация истории была предпринята Н.Я. Данилевским почти за 50 лет до теории О. Шпенглера. В отличие от Н.Я. Данилевского, теория О. Шпенглера более разработана, в «Закате Европы» автор не только пытается показать самостоятельность каждой культуры (= культурно-исторический тип), но и проиллюстрировать гомологичность различных фаз их развития. Тем самым утверждается, что ход развития культур однородный, но их внутренне содержание различно и несводимо друг к другу. У Н.Я. Данилевского подобного момента в такой тщательной проработке не присутствует, хотя и у него наряду с признанием самостоятельности развития каждого культурно-исторического типа имеется в зачаточном состоянии также принцип гомологии фаз, на основе которого он подобно О. Шпенглеру делает попытки научного предсказания судьбы еще развивающихся культур.

Важнейшими различиями между двумя концепциями являются следующие. Методология О. Шпенглера, перетекающая подчас в гносеологию, сложилась под определяющим влиянием И.В. Гете и Ф. Ницше. Своеобразно изменяя и трактуя их воззрения, О. Шпенглер различает историю и природу на «живую» и «мертвую». Соответственно он разделял историческое познание, использующее интуитивный метод, и естественно-научное познание с его каузальным методом. Метод исторического исследования у О. Шпенглера – поиск гомологий фаз различных культур и морфологий.

У Н.Я. Данилевского этого методологического дуализма нет. В своих исследованиях он использует морфологический метод Кювье наряду с методом аналогий. У него нет «морфологической физиономики» О. Шпенглера.

Культурная методология О. Шпенглера местами переходит в культурную метафизику. «Культурные души», первоначально играющие роль методологического принципа для объединения всех культурных явлений, фактически превращаются в метафизические сущности. Таким образом, можно говорить о наличии у О. Шпенглера в зачаточном состоянии своего рода спиритуалистической метафизики культур.

Тут прослеживается двойственность позиции О. Шпенглера. Одновременно он выражает и материалистическое мнение о возникновении культуры из лона материнского ландшафта, с которым она органически связана всю жизнь. Натуралистический характер общей философской позиции О. Шпенглера виден в уподоблении культуры растительному организму, из чего возникает его детерминированность культурно-духовной жизни.

У Н.Я. Данилевского нет выраженной культурной метафизики, своим культурно-историческим типам он не придавал метафизической нагрузки. Вообще его теория носит в большей степени прикладной характер, подчиненный его политическим панславистским взглядам, хотя необходимо признать, что политически воззрения О. Шпенглера также органично связаны с его культурной метафизикой.

Важным моментом, отличающим теорию О. Шпенглера, является то, что он – человек факта, конкретные факты, определяющие историю, чрезвычайно волнуют его. Это – несомненное влияние Ф. Ницше. О. Шпенглер писал об этом: «…Лишь человек действующий, человек судьбы, живет в конечном счете в действительном мире, в мире политических, военным и экономических решений, в котором не принимаются в расчет понятия и системы. Славный выпад здесь ценнее славного вывода, и вовсе небезосновательно то презрение, с которым воины и государственные деятели (читай: Ф. Ницше – Авт.) во все времена относились к чернильным крысам и книжным червям, держащимся мнения, что мировая история делается ради духа, науки или даже искусства… В истории западной мысли вполне могло не быть Наполеона, а в действительной истории Архимед со всеми своими научными открытиями сыграл, быть может, менее значительную роль, чем тот воин, который зарубил его при взятии Сиракуз»

Для Н.Я. Данилевского же исторической реальностью являются его культурно-исторические типы, которые он считал реальнее, чем человечество вообще, но вместе с тем они у него органически связаны, так как способны взаимодействовать друг с другом. О. Шпенглер такой подход отвергал. Он прямо писал: «Никаким органическим единством группа высших культур не является»

Есть еще два существенных различия между Н.Я. Данилевским и О. Шпенглером – в области самой задачи исторического исследования и в культурной характерологии. Основная задача морфологического исследования О. Шпенглера – вскрыть морфологическое родство между проявлениями данной культуры в различных областях для того, чтобы определить ее духовный облик, с другой стороны он ищет морфологическое родство между «одновременными» фазами различных культур.

У Н.Я. Данилевского присутствует в структурированном виде лишь аналогия фаз. Морфологического родства между всеми явлениями конкретных культурно-исторических типов Н.Я. Данилевским не установлено. В задачу его исторического исследования это попросту не входит. В этом оба мыслителя расходятся, что обусловлено различным подходом к цели исследований и к определению самого понятия «культуры».

Каждая отдельная культура характеризуется у О. Шпенглера определенной пространственной символикой, первосимволом, лежащим в основе ее внешних форм, определяя весь ее дух. Этой пространственной символики культур у Н.Я. Данилевского не прослеживается.

Наконец, закон развития культуры О. Шпенглер уподобляет гетевскому закону метаморфоз растений, что является как бы прообразом всякого органического и культурного развития. Продукты культурного творчества О. Шпенглер трактует как морфологически родственные.

У Н.Я. Данилевского нет взгляда на культурно-исторические типы как на духовные индивиды. Он не ищет морфологического родства между всеми конкретными проявлениями культурно-исторического типа во всех областях.

Таким образом, можно говорить о наличии существенных отличий между культурными морфологиями О. Шпенглера и Н.Я. Данилевского, что однако не затмевает их существенного сходства. Большой заслугой Н.Я. Данилевского является то, что он за полвека до О. Шпенглера сформировал все основные культурные воззрения последнего – культурный плюрализм, фазы культур, принципы аналогии. Все эти моменты присутствуют как у Н.Я. Данилевского, так и у О. Шпенглера.

Это свидетельствует о духовном родстве идеалистических традиционалистских течений как в Германии, так и в России как безусловных духовных лидерах германо-романского и славянского культурно-исторических типов.

Александр Камкин