> >

Краткое житие. Старцы оптиной пустыни

Рождение: 1853 г.

КРАТКОЕ ЖИТИЕ

Последним соборно избранным Оптинским старцем был преподобный Нектарий, ученик скитоначальника преподобного Анатолия (Зерцалова) и преподобного старца Амвросия. Он нёс крест старческого служения в годы тяжёлых испытаний для Русской Православной Церкви, для всей России. Пятьдесят лет Старец Нектарий провёл в Скиту Оптиной Пустыни, из них двадцать - в затворе. Он восходил по духовной лестнице от затвора к общественному служению и был достойным продолжателем Оптинского старчества. Наделённый Богом великим даром пророчества и прозорливости, он задолго до революции и гражданской войны видел грядущие беды и скорби людей. Старец Нектарий молился за всю Россию, утешал людей, укреплял их в вере. В годы тяжёлых искушений преподобный Нектарий брал на себя бремя людских грехов. Он разделил участь многих своих верующих соотечественников: был гоним, сослан, почил в изгнании. О его жизненном пути - в связи с гонениями на Церковь, преследованием монашества - известно меньше, чем о его прославленных предшественниках.

Преподобный Нектарий (в миру Николай Васильевич Тихонов) родился в 1853 году в городе Ельце Орловской губернии в бедной семье Василия и Елены Тихоновых. Отец его был рабочим на мельнице и умер, когда сыну было всего семь лет. Перед кончиной он благословил сына иконой Святителя Николая, поручая его попечительству своё чадо. С этой иконой Старец не расставался всю жизнь.

Позднее преподобный Нектарий рассказы о своём детстве часто начинал словами: «Было это в младенчестве моём, когда жил я с маменькой. Двое нас было на белом свете, да ещё кот жил с нами. Мы низкого были звания и притом бедные. Кому нужны такие?» С матерью у Николая были самые теплые и сердечные отношения. Она больше действовала кротостью и умела тронуть его сердце. Но и мать его умерла рано. Остался мальчик круглым сиротой. С 11 лет он стал работать в лавке богатого купца. Был Николай трудолюбив и к 17 годам дослужился до младшего приказчика. В свободное время юноша очень любил ходить в храм и читать церковные книги. Его отличали кротость, скромность, душевная чистота.

Когда юноше исполнилось двадцать лет, старший приказчик задумал женить его на своей дочери. В то время в Ельце жила почти столетняя схимница, старица Феоктиста, духовная дочь святителя Тихона Задонского. Хозяин отправил к ней юношу за благословением на брак. А схимница благословила его пойти в Оптину к старцу Илариону. Хозяин отпустил юношу в Оптину, и Николай отправился в путь.

В 1873 году пришел он в Оптину пустынь , неся в котомке за спиной одно лишь Евангелие. Здесь Промыслом Божиим он обрел свое истинное назначение. Ибо во власти Господа, а не во власти идущего давать направление стопам своим (Иер. 10:23). Сначала юноша пошёл к скитоначальнику старцу Илариону, а тот отправил его к преподобному Амвросию. В то время к великому старцу Амвросию приходило так много людей, что дожидаться приёма приходилось неделями. Но Николая он принял сразу и говорил с ним два часа. О чем была их беседа, преподобный Нектарий никому не открывал, но после нее навсегда остался в скиту. Стал он духовным сыном преподобного Анатолия (Зерцалова), а на совет ходил к преподобному старцу Амвросию.

Первым послушанием его в Оптиной было ухаживать за цветами, потом его назначили на пономарское послушание. У преподобного Нектария была келия, выходившая дверью в церковь, в ней он прожил двадцать лет, не разговаривая ни с кем из монахов: только сходит к старцу или духовнику и обратно. Сам он любил повторять, что для монаха есть только два выхода из келии - в храм да в могилу. На этом послушании он часто опаздывал в церковь и ходил с заспанными глазами. Братия жаловались на него старцу Амвросию, на что он отвечал: «Подождите, Николка проспится, всем пригодится».

Под руководством своих великих наставников преподобный Нектарий быстро возрастал духовно. 14 марта 1887 года он был пострижен в мантию, 19 января 1894 года был посвящен в иеродиакона, а еще через четыре года был рукоположен Калужским архиереем в иеромонаха. Было ему тогда тридцать четыре года.

Уже в эти годы он исцелял больных, обладал даром прозорливости, чудотворения и рассуждения. Но по своему смирению эти высокие духовные дарования он скрывал под внешним юродством. На юродство он имел благословение старцев. Оптинские старцы часто прикрывали своё духовное величие юродством - шутками, чудачеством, неожиданными резкостями или непривычной простотой в обращении со знатными и заносчивыми посетителями.

В 1912 году оптинская братия избрала его в старцы. Но преподобный Нектарий отказывался, говоря: «Нет, отцы и братия! Я скудоумен и такой тяготы понести не могу». И только по послушанию он согласился принять на себя старчество.

В первое время после избрания старцем отец Нектарий усилил юродство. Приобрёл музыкальный ящик и граммофон с духовными пластиками, но скитское начальство запретило ему их заводить, играл игрушками. Была у него птичка-свисток, и он заставлял в неё дуть взрослых людей, которые приходили к нему с пустыми горестями. Был волчок, который он давал запускать своим посетителям. Были детские книги, которые он раздавал читать взрослым людям.

В юродстве Старца часто содержались пророчества, смысл которых открывался часто лишь по прошествии времени. Например, люди недоумевали и смеялись над тем, как старец Нектарий внезапно зажигал электрический фонарик и с самым серьезным видом ходил с ним по своей келье, осматривая все углы и шкафы... А после 1917 года вспомнили это «чудачество» совсем иначе: именно так, во тьме, при свете фонариков, большевики обыскивали кельи монахов, в том числе и комнату старца Нектария. За полгода до революции Старец стал ходить с красным бантом на груди - так он предсказывал наступающие события. Или насобирает всякого хлама, сложит в шкафчик и всем показывает: «Это мой музей». И действительно, после закрытия Оптиной в скиту был музей.

Часто вместо ответа отец Нектарий расставлял перед посетителями куклы и разыгрывал маленький спектакль. Куклы, персонажи спектакля, давали ответы на вопросы своими репликами. Так, владыка Феофан Калужский, не верил в святость Старца. Как-то приехал он в Оптину и зашёл к отцу Нектарию. Тот, не обращая на него никакого внимания, играл в куклы: одну наказывал, другую бил, третью сажал в тюрьму. Владыка, наблюдая это, утвердился в своём мнении. Позже, когда большевики посадили его в тюрьму, он говорил: «Грешен я перед Богом и перед Старцем. Всё, что он мне показывал тогда, было про меня, а я решил, что он ненормальный».

Однажды старец Варсонофий, будучи ещё послушником, проходил мимо домика отца Нектария. А он стоит на своём крылечке и говорит: «Жить тебе осталось ровно двадцать лет». Это пророчество впоследствии исполнилось в точности.

Протоиерей Василий Шустин рассказывал, как Батюшка, не читая, разбирал письма: «Одни письма он откладывал со словами: Сюда надо дать ответ, а эти письма благодарственные, их можно без ответа оставить». Он их не читал, но видел их содержание. Некоторые из них он благословлял, а некоторые и целовал».

Известны многочисленные случаи, когда Батюшка исцелял смертельно больных людей. Приехала в Оптину мать, дочь которой страдала неизлечимой болезнью. От больной отказались все врачи. Мать дожидалась старца в приёмной и вместе с другими богомольцами благословилась у него. Она ещё не успела сказать ему ни слова, как Старец обратился к ней сам: «Ты пришла молиться о больной дочери? Она будет здорова». Он дал матери семь пряников и велел: «Пусть каждый день дочь съедает по одному и почаще причащается, будет здорова». Когда мать вернулась домой, дочка с верой приняла пряники, после седьмого причастилась и выздоровела. Болезнь к ней больше не возвращалась.

Как-то приехала к нему монахиня Нектария с мальчиком-подростком, который вдруг заболел. Температура поднялась до сорока градусов. Она и говорит Батюшке: «Олежек у меня заболел». А он отвечает: «Хорошо поболеть в добром здравии». На другой день дал мальчику яблочко: «Вот тебе лекарство». И, благословляя их в путь, сказал: «Во время остановки, когда будете лошадей кормить, пусть выпьет кипяточку и будет здоров». Так они и сделали. Мальчик выпил кипяточку, заснул, а когда проснулся, был здоров.

Принимал преподобный старец Нектарий посетителей в «хибарке» прежних старцев, иногда он оставлял на столе в приемной книги, и посетители в ожидании приема смотрели эти книги и, листая их, находили ответы на свои вопросы. А преподобный Нектарий по своему смирению замечал, что они приходят к преподобному старцу Амвросию и сама келия говорит за него.

У Батюшки был кот, который его необыкновенно слушался, и Батюшка любил говорить: «Старец Герасим был великий старец, потому у него был лев, а мы малы - и у нас кот».

Внешне старец был невысокого роста, согбенный, с округлым лицом и небольшой клинообразной бородкой. Лицо его как бы не имело возраста - то древнее, суровое, то молодое до живости и выразительности мысли, то детское по чистоте и покою. Ходил он лёгкой, скользящей походкой, как бы едва касаясь земли. Лишь перед самой смертью он передвигался с трудом, ноги распухли как брёвна, сочились сукровицей - это сказалось многолетнее стояние на молитве.

Для каждого человека у старца был свой подход, «своя мера», порой он оставлял посетителя одного в тишине «хибарки» побыть наедине со своими мыслями, иногда долго и оживленно беседовал, удивляя собеседника своими познаниями, и люди спрашивали: «Где же старец окончил университет?» И не могли поверить, что он нигде не учился. «Вся наша образованность от Писания», - говорил о себе старец.

Высоко ценил Старец послушание. Митрополита Вениамина (Федченкова) он наставлял: «Примите совет на всю вашу жизнь: если начальники или старшие вам предложат что-нибудь, то, как бы трудно ни было или как бы высоко не казалось, не отказывайтесь. Бог за послушание поможет». Наглядный урок послушания он дал студенту Василию Шустину (будущему протоиерею), как-то сказав, что научит его ставить самовар, потому что скоро придёт время, когда у него не будет прислуги и придётся самому ставить себе самовар. Юноша с удивлением посмотрел на Старца, недоумевая, куда может деться состояние их семьи, но послушно пошёл за батюшкой в кладовку, где стоял самовар. Отец Нектарий велел налить в этот самовар воды из большого медного кувшина.

Батюшка, он слишком тяжёлый, я его с места не сдвину, - возразил Василий.

Тогда Батюшка подошёл к кувшину, перекрестил его и сказал: «Возьми!» И студент легко поднял кувшин, не чувствуя тяжести. «Так вот, - наставил отец Нектарий, - всякое послушание, которое нам кажется тяжёлым, при исполнении бывает очень лёгким, потому что делается как послушание».

Как-то спросили Старца, должен ли он брать на себя страдания и грехи приходящих к нему, чтобы облегчить их или утешить. «Иначе облегчить нельзя, - ответил он. - И вот чувствуешь иногда, что на тебе словно гора камней - так много греха и боли принесли тебе, и прямо не можешь снести её. Тогда приходит благодать и размётывает эту гору камней, как гору сухих листьев. И можешь принимать снова».

Старец часто и с любовью говорил о молитве. Он учил постоянству в молитве, считая добрым знаком от Господа неисполнение прошений. «Надо продолжать молиться и не унывать, - поучал Батюшка. - Молитва - это капитал. Чем дольше лежит, тем больше процентов приносит. Господь посылает Свою милость тогда, когда Ему это благоугодно, когда нам полезно её принять... Иногда через год Господь исполняет прошение... Пример надо брать с Иоакима и Анны. Они всю жизнь молились и не унывали, и какое Господь послал им утешение!» Однажды посоветовал: «Молитесь просто: «Господи, даруй мне благодать Твою!» На вас идёт туча скорбей, а вы молитесь: «Господи, даруй мне благодать Твою!» И Господь пронесёт мимо вас грозу».

После закрытия монастыря в Вербное воскресенье 1923 года преподобного Нектария арестовали. Старца повели в монастырский хлебный корпус, превращённый в тюрьму. Он шёл по мартовской обледеневшей дорожке и падал. Комната, куда его посадили, была перегорожена не до самого верха, а во второй половине сидели конвоиры и курили. Старец задыхался от дыма. В Страстной Четверг его увезли в тюрьму в Козельск. Позднее из-за болезни глаз Старца перевели в больницу, но поставили часовых...

По выходе из тюрьмы власти потребовали, чтобы отец Нектарй покинул Калужскую область. Старец жил в селе Холмищи Брянской области у одного крестьянина, родственника духовного сына Батюшки. ЧК грозила этому крестьянину ссылкой на Камчатку за то, что он приютил Старца. Осенью 1927 года его обложили особенно тяжёлым налогом.

В Холмищи, невзирая на трудности, добирались духовные чада в поисках утешения и совета, к Старцу потянулся поток людей со всех концов России. Святой Патриарх Тихон советовался с преподобным Нектарием через своих доверенных лиц. Добираться до села, особенно весной, из-за разлива рек, было трудно, даже сообщение на лошадях прекращалось. Порой приходилось идти пешком в обход до семидесяти пяти вёрст мимо леса, где было много волков. Они часто выходили на дорогу и выли, но, по Святым молитвам Старца, никого не трогали.

Преподобный Нектарий, будучи провидцем, предсказывал в 1917 году: «Россия воспрянет и будет материально небогата, но духом будет богата, и в Оптиной будет еще семь светильников, семь столпов».

С 1927 года Старец стал серьёзно недомогать, силы его угасали. В декабре состояние здоровья резко ухудшилось, решили, что отец Нектарий умирает, но затем наступило некоторое улучшение. В апреле Батюшке опять стало плохо. К нему приезжал отец Сергий Мечев, он причастил Старца. 29 апреля 1928 года до Холмищ с трудом добрался отец Адриан, на руках которого преподобный Нектарий скончался в эту же ночь. Незадолго до кончины на вопрос, где его хоронить, Старец указал на местное кладбище. Когда его спрашивали, не отвезти ли его тело в Козельск, отрицательно качал головой. Старец не велел хоронить его и возле Покровской церкви в селе Холмищи, сказав, что там будет хуже свиного пастбища. Так и случилось. Храм разрушили, а на соборной площади устроили ярмарку и танцплощадку. Исполняя желание Старца, его погребли на местном сельском кладбище в двух-трёх верстах от села Холмищи.

В 1935 году грабители разрыли могилу Старца, надеясь найти там ценности. Они сорвали крышку гроба и открытый гроб поставили, прислонив к дереву. Утром колхозники, пришедшие на кладбище, увидели, что Старец стоит нетленный - восковая кожа, мягкие руки. Гроб закрыли и опустили в могилу с пением «Святый Боже».

После возрождения Оптиной пустыни, 3/16 июля 1989 года, в день памяти митрополита Московского Филиппа, состоялось обретение мощей преподобного Нектария. Когда торжественная процессия двигалась по обители, от мощей исходило чудное благоухание: мантия старца оказалась нетленной, мощи были янтарного цвета. В 1996 году преподобный Нектарий был причислен к лику местночтимых Святых Оптиной Пустыни, а в августе 2000 года - Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви прославлен для общецерковного почитания. В настоящее время рака с мощами старца Нектария находится в западной части Амвросиевского придела Введенского собора обители.

Как при жизни старца, так и после его блаженной кончины каждый, кто обращается к нему с истинной верой, получает благодатную помощь. По молитвам преподобного Нектария люди выходят из трудных жизненных ситуаций, совершаются чудеса духовного и телесного исцеления. Преподобне отче наш Нектарие, моли Бога о нас!

«Неисследимы пути души твоея, непостижимы тайны сердца твоего, преподобне отче Нектарие, но яко лучи пресветлые словеса твоя благовествуют нам Царствие Божие, еже внутрь себе сокрыл еси. Темже Христа Бога моли спасти и просветити души наша». Этот тропарь преподобному Нектарию Оптинскому был найден среди других набросков в духовном дневнике оптинского новомученика иеромонаха Василия. Его акафист старцам оптинским остался незавершенным, но мы верим, что там, где уже нет смерти, оба они, и монах-мученик, и старец, сохранивший веру среди гонений, славят Господа и молятся о нас, о России, о Церкви земной.

«Неисследимы пути души твоея»

…Пожалуй, лучше и не выразить. Преподобный отец Нектарий был, возможно, самым «сокровенным» из оптинских старцев. Ведь что видели случайные посетители, что оставалось в памяти о внешнем? Игрушечки: крошечные автомобили, самолетики и поезда, подаренные ему кем-то когда-то, цветные кофточки, надетые поверх подрясника, странные обувные «пары» – башмак на одной ноге, валенок – на другой. Молодых братиев же смущали его музыкальные ящики и граммофон, пластинки с духовными песнопениями…Одним словом, «странным» и уж очень непредсказуемым был этот батюшка.

Он почти никогда не выходил за ворота Иоанно-Предтеченского скита, и его появление в самом монастыре могло быть вызвано лишь необходимостью оказать послушание настойчиво приглашавшему его для беседы настоятелю монастырей Калужской епархии. Однако подолгу живший в Оптиной писатель Сергей Нилус вспоминал и о неожиданных «вмешательствах» отца Нектария в их «дачную» жизнь, когда, вернувшись вместе с женой к себе, после случившегося им во время паломничества искушения, они вдруг обнаруживали завершенные рукой старца оставленные на время без присмотра свежие картины. То солнечный пейзаж «окунется» в дождь и небо на нем прорежут молнии, то во всю ширь небесную появится сделанная угольком по-французски печальная надпись « le nuage » (туча).

– Ах, батюшка, ну и проказник!

А «проказник» порой и сам дожидался их на террасе, посматривая, что выйдет из его затеи. Смахнет рукавом подрясника угольную пыль, и, глядишь, ничего не осталось от душевной смуты.

…Игрушки, забавные сказочки – о том, например, как кот спас Ноев ковчег от зловредной мыши, задумавшей по внушению лукавого прогрызть пол, и заслужил тем всему кошачьему роду особое почтение и «право на блаженство», – шутки, присказки. Казалось, в этом – он весь. И немногим удавалось рассмотреть, почувствовать сразу, что, чудачествуя, о. Нектарий скрывает данное ему Богом второе зрение – дар прозорливости, предвидения.

Случалось, ошибались на его счет и опытные священники. Однажды владыка Феофан Калужский, посетивший Оптину, с изумлением наблюдая за тем, как старец одну за другой стал своих куколок «сажать в тюрьму», «побивать» и выговаривать им что-то невнятное, отнес все это к возрастной немощи. Смысл же всех этих таинственных манипуляций прояснился для него намного позднее, когда большевики заключили его в тюрьму, подвергли унижениям, а после – ссылке, где владыка очень страдал от хозяина – владельца дома. Слова, сказанные старцем и показавшиеся тогда невразумительными, относились к тому, что ожидало епископа в будущем.

Сам же отец Нектарий отзывался о себе так, чтобы у посетителей и мысли не возникло об его духовной одаренности: «Старец Герасим был великий старец, потому у него был лев. А мы малы – у нас кот». Или: «Как могу я быть наследником прежних старцев? Я слаб и немощен. У них благодать была целыми караваями, а у меня ломтик».

Такими и подобными этим словами он не только ограждал людей от чувств неполезных, но и себя – от всего ложного и выспренного. За странноватой формой была постоянная духовная собранность, трезвость – «оружие», необходимое монаху в «невидимой брани». Внутренняя же его жизнь оставалась тайной, известной одному лишь Богу.

«Благовествуя Царствие»

Мудрость о. Нектария проистекала из опыта его жизни. Оставшись семи лет от роду без отца и долгие годы проживший в услужении у чужих людей, он еще прежде поступления в монастырь навык и трудолюбию, и терпению. Через внешне случайные обстоятельства – старший приказчик хозяина задумал женить его на своей дочери и надо было получить благословение на этот важный шаг – еще в юности попал он в Оптину. Однако поездка эта изменила всю его жизнь: после беседы со старцем Амвросием он был принят скитоначальником, о. Иларионом, в братию и уже не возвращался в мир.

«Круглый сирота, совершенно нищий», – как вспоминал сам он много лет спустя, – отец Нектарий чувствовал себя в монастыре, где было множество образованных братиев, «последним из учеников». И только с годами оценил это неожиданное «преимущество». Как важно для монаха сохранить это самое чувство – ученичества и недостоинства, ведь оно одно способно защитить душу от духовной гордости – «самоцена». Но именно его выделил из числа других послушников опытный взгляд отца Амвросия. «Подождите, Николка проспится, всем пригодится» , – по привычке рифмой отвечал он жаловавшимся на о. Нектария старшим братиям.

Лишь спустя одиннадцать лет после поступления в монастырь Господь удостоил его монашеской мантии. Пройдет еще время, и уже к нему начнут направлять старцы за духовным советом и наставлениями.

Краткие слова о. Нектария, дошедшие до нас, благодаря письмам и воспоминаниям о нем, поражают ясностью. В них – мудрость духовная, ум высшего свойства. Вот только некоторые из них: «Человеку дана жизнь для того, чтобы она ему служила, а не он ей, т.е. человек не должен делаться рабом своих обстоятельств, не должен приносить свое внутреннее в жертву внешнему. Служа жизни, человек теряет соразмерность, работает без рассудительности и приходит в очень грустное недоумение; он не сознает, зачем живет». Словно «выжимка», сердцевина из духовных сочинений свт. Феофана Затворника! Такое вот простое напоминание о том, что Господь призывает человека к жизни разумно-свободной и бессмертной, такой, где Дух проницает и наполняет смыслом все – и душевное, и относящееся к заботам плоти.

Или еще: «Молитвой, словом Божиим всякая скверна очищается. Душа не может примириться с жизнью и утешается лишь молитвой, без молитвы душа мертва перед благодатию». О высшей потребности души, о голоде духовном, который может удовлетворить только пища того же свойства – духовная.

Дар рассуждения соединялся у о. Нектария с дарованиями и более поразительными: молитвой необыкновенной силы и прозорливостью. Одним он предсказывал монашеское призвание, других же, напротив, удерживал от поспешных шагов, благословляя на создание семьи, что и исполнялось вскоре. Свидетельств такого рода сохранилось достаточно.

И при этом одним из самых ярких, индивидуальных его качеств оставался интерес к внешнему течению жизни. Не покидая скита, он с удовольствием читал научные журналы, изучал отдельные дисциплины, даже брал уроки французского языка и живописи, нередко говоря о себе: «Я к научности приникаю». Потому-то и молодежь, обращающуюся к нему, он никогда не удерживал от возможности получения высшего образования, напоминая только о том, что необходимо правильно соотносить ценности веры и знания: «Юноши, если вы будете жить и учиться так, чтобы ваша научность не портила нравственности, а нравственность научности, то получится полный успех в вашей жизни».

В самом деле, какова будет научность, велика ли ей цена, если дух поврежден и сердце нечисто? Уважительное, и вместе с тем далекое от культовости, поощрения пристрастий отношение к науке привлекало к отцу Нектарию духовных воспитанников из числа интеллигенции и ученых. Часто люди просто не могли поверить в то, что у старца нет не только университетского, нет никакого образования. На недоумения он отвечал обычно: «Вся наша образованность от Писания».

И так – всю жизнь: между преумножением знаний, опытности духовной и сохранением простоты с оттенком юродства, которая удерживала его от того, чтобы хотя бы на минуту войти в роль «старшего брата», не имеющего нужды ни в смирении перед Отцом, ни в покаянии. Когда в 1903 г. братия единогласно избрали о. Нектария духовником обители и старцем, батюшка и на этот раз явился в собрание, в чем был застигнут – в разной обуви, и долго отказывался принять на себя возложенную на него обязанность «по скудоумию», смирившись с ней лишь за послушание архимандриту.

Тяжелый крест

Дар пророчества считается не только одним из самых высоких (недаром, о нем говорит и апостол, как о том, к чему должно стремиться больше всего), но и одним из самых нелегких. Задолго до событий 1917 г. в монастыре стали замечать, что юродство батюшки все чаще принимало характер «подсказок», смысл которых, однако, не так-то просто было разгадать. Он то вдруг начинал ходить в халатике, из-под которого «светились» оголенные голени, то устраивал вдруг у себя целый склад из стеклышек, камешков и разных бросовых вещей со словами: «Это у меня музей».

Все это вспомнилось уже в 20-е – 30-е годы, когда граждане стали ходить и в присутственные места, на службу, по новой моде без чулок и без нижнего белья, а в Оптиной, в самом деле, был организован музей, с помощью которого еще удавалось какое-то время спасать обитель от разгрома. Каково же было старцу при этом знании, когда каждый день был для него приближением к той черте, за которой не будет их великой России?

Очень редко батюшка говорил открыто. Так, он произнес однажды: «…1918 год будет еще тяжелее. Царь будет убит вместе с семьей. Замучен».

Многих монахов тогда ожидали этапы, лагеря, а некоторых – тюремные истязания и смерть за Христа. В 1923 году арестовали и отца Нектария. Но Господь уберег его для поддержки и утешения людей в годы гонений на Православие. По выходе из тюрьмы старец поселился у одного из жителей села Холмищи Брянской области. Люди съезжались к нему отовсюду. И в те годы, когда, казалось, все было потеряно безвозвратно, ободряюще, уверенно звучали его слова: «Россия воспрянет и будет материально не богата, но духом будет богата, и в Оптиной будет еще семь светильников, семь столпов». До конца 20-х держал он молитву за Россию, за тех, кто жил в миру, в постоянной опасности, и за тех, кто томился в заключении, за живых и усопших, за убиенных и пропавших без вести. Скончался он в 1928-м, на чужбине, далеко от своей родной обители, «вне града».

А десятилетия спустя мощи его были перенесены «домой», в Оптину, еще прежде, чем были восстановлены храмы, и внешний вид монастыря утратил признаки разорения. Как будто антиминс на престоле, они были положены у основания поднимавшейся из руин обители. И уже новое поколение монахов, глядя на конец последних оптинских подвижников, черпало силы для того, чтобы понести и трудности первых лет, и испытание, выпавшее на долю монастыря в 1993 году.

Но в ту Пасху, через пролившуюся кровь мучеников, новая Оптина вступила в наследство с прежней, претерпевшей поругание, видевшей изгнание и смерть ее воспитанников. Три монаха, наших современника, стали участниками духовной вечери Господней, где святость говорит уже не прикровенно и где земные ризы уничижения сменяют одежды, сотканные из света.

Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни (Афанасьев) Монах Лазарь

КОТ СТАРЦА НЕКТАРИЯ

КОТ СТАРЦА НЕКТАРИЯ

В Ельце, старинном русском городе, много некогда пострадавшем от татарских полчищ, который высится своими домами, церквями и колокольнями на высоком берегу тихоструйной реки Сосны, – вот в этом городе некогда проводил свое детство будущий преподобный Оптинский старец Нектарий. Это были 1850-1860-е годы Его тогда звали Коля Тихонов. Бедно жил отрок, маленький еще, не умеющий как следует осознать своего положения. Его отец, бывший простым рабочим на мельнице, умер. Младшие братья и сестрички тоже, – Господь прибрал, избавил от голодной жизни: в раю поселил с Ангелами. «Было это в младенчестве моем, – рассказывал отец Нектарий о своем детстве, – когда жил я с маменькой. Двое нас было на белом свете, да еще кот жил с нами. Мы низкого были звания и притом бедные. Кому нужны такие?»

Последний вопрос («кому нужны») старец как бы предлагал слушателям для нахождения ими ответа в их собственных сердцах. Ответ был такой: ясно, что нужны эти бедняки Господу Иисусу Христу, да и нам самим тоже, чтобы все мы могли помогать друг другу и тем подвигать вперед дело спасения своих душ. Вот пожалеет какой-нибудь человек такого плохо одетого, бледного и полуголодного отрока, как Коля Тихонов, даст ради Христа его матери то ли сколько-нибудь денег, то ли хлеба, и Ангелы запишут это доброе дело в свои хартии, то есть свитки, золотыми перьями… А Коля учиться в школе не мог, так как за учение надо было платить столько, сколько Колиной матери не по карману. Но она не хотела оставлять сына неграмотным. Она посылала его в ближнее село к дьячку (так называли тогда псаломщика), который за медные деньги учил отрока церковному чтению, письму и арифметическому счету.

Божьи Ангелы дела и этого простого и доброго дьячка усердно и с любовью записывали. Не знал он, что учит будущего великого угодника Божьего, преподобного старца Оптиной Пустыни, почти самого последнего, так как дожил он, старец Нектарий, до закрытия монастыря большевиками, был арестован, приговорен к расстрелу (за что – неизвестно), посажен в тюрьму, но благодаря заступничеству Божией Матери, избежал того и прожил еще несколько лет в глухой деревушке. Много к нему туда приезжало добрых людей за советом, за благословением, за любовью (да, да!), чтобы от него, уже старого и немощного, почерпнуть душевной крепости, сил для дальнейшей борьбы с волнами бурного житейского моря. Через него силы эти давал людям Бог.

До старости не забывал он своего детства, находил в нем и рассказывал поучительные случаи. О том, как то, что случается в детстве, отзывается через много лет и иногда очень сильно… Однажды мать его сидела и шила что-то, а он, Коля, играл на полу возле ее ног с котенком. В комнате было темновато от скудного освещения, по углам стоял мрак. Но у котенка большие зеленые глаза в полусумраке светились, как фонарики. Коля с удивлением обратил на это внимание, это его сильно поразило… И вдруг, когда котенок мирно сидел возле него, схватил он из маминой иголочной подушечки одну иголку и хотел уже проколоть котенку глаз, чтобы посмотреть, что там такое светится… Но мать заметила это и быстро перехватила его руку. «Ах ты! – воскликнула она. – Вот как выколешь глаз котенку, сам потом без глаза останешься. Боже тебя сохрани!»

Прошло много лет, Николай Тихонов, уже юноша, успевший пройти некоторую жизненную школу, пришел в Оптину Пустынь, в Иоанно-Предтеченский Скит, к преподобному Амвросию. Преподобный был прозорлив, он посмотрел на этого юношу и увидел его будущее… Николай стал послушником и начал помогать цветоводу украшать дивными цветами Скит, и без того благоухающий и преиспещренный… А Николай с детства любил и цветы, и простую травку, и всякую живность, порхающую, ползающую, бегающую по земле среди травы и листьев… Радовал его Господь творением Своим, веселил его сердце. Начал он привыкать понемногу к трудной монашеской жизни, с Божьей помощью и при неустанной молитве взращивать в своей душе все доброе.

Когда был он уже иеромонахом, нареченным при постриге Нектарием, он подошел однажды к святому Амвросиевскому колодцу, что возле скитских ворот, а там другой монах набирал себе воды. Над колодцем подвешен был черпак с длинной заостренной ручкой. И вот тот монах, черпая воду, едва не выколол нечаянно глаз отцу Нектарию длинной ручкой черпака, так как конец ее пришелся как раз против его глаза. Еще секунда – и остался бы старец с одним глазом. «Если бы я тогда котенку выколол глаз, – говорил он, – и я был бы сейчас без глаза. Видно, всему этому надо было случиться, чтобы напомнить моему недостоинству, как все в жизни от колыбели до могилы находится у Бога на самом строгом учете».

Вот что значит дурной поступок в детстве. Ведь даже о помысле, о намерении (Коля все же не выколол котенку глаз) Господь потом напоминает. Не делай ни другому человеку, ни животному, ни птице, ни какому-либо вообще живому существу того, чего бы ты не хотел претерпеть сам. Вот Божий закон. Для того и рассказывал старец Нектарий эту историю, чтобы не только взрослые люди, но и дети на простом примере поняли, на каких путях лежит возгревание в себе любви к ближнему.

Вот и еще простое его слово: «Коли дитя в младенчестве сердится, то уже согрешает». Над этими словами отрокам и отроковицам надо бы хорошо задуматься. Сердитость, пусть и мимолетная, ребячья – начаток зла, корешок, который может пустить ядовитые побеги… Сердится человек, будучи младенцем, – ну, это еще не так страшно. Сердится отроком, юношей – это похуже, так как сердитость может толкнуть на необдуманные поступки и слова. И совсем плохо, когда пребывает часто в сердитости и злобе зрелый муж. Это чувство всегда направлено против ближнего. Значит – против одной из главнейших заповедей Христовых.

Главное-то вот что: любить Бога и любить ближнего. Этому учат нас святые Отцы, среди них и Оптинские преподобные старцы. А учили тому, что сами исполнили на деле. Сколько любви ко всем, с кем он сталкивался, было в старце Нектарии! А старчествовать в Скиту он начал с 1912 года, когда его предшественник, преподобный Варсонофий, переехал в Старо-Голутвин монастырь – поднимать его, возрождать из запустения. Отец Нектарий поселился в хибарке, где ранее жили преподобные Амвросий и Иосиф. Скромен и смирен был о. Иосиф, старчествовавший после своего учителя, о. Амвросия, – и если он говорил что-то на пользу обращавшимся к нему, то всегда как бы не от себя, а от своего покойного наставника; вот он, мол, в таком-то случае говорил то-то… Каково же было смирение о. Нектария? «Некоторые меня ищут как старца, – сказал он одному человеку, будущему протоиерею, – а я, как вам сказать, все равно что пирожок без начинки». А когда шамординская монахиня Любовь попросила о. Нектария дать ей наставление, он предложил ей пойти к старцу Анатолию. Но она настаивала: «Батюшка, ведь вы старец, как же вы отказываетесь?» На что о. Нектарий ответил со смиренным видом: «Это одно недоразумение… Я здесь поставлен только сторожем… Какой я старец? Я нищий, ко мне еще присмотреться надо… Это вы земные Ангелы и небесные человеки, а я земнородный…» Или отсылал к своему келейнику, будущему карагандинскому старцу Севастиану: «Вы об этом спросите моего келейника, отца Севастиана, он лучше меня посоветует, он прозорлив». И ведь это не из одного смирения он говорил – о. Севастиан действительно был прозорлив и стал потом великим и благодатным старцем.

Иногда о. Нектарий оставлял человека, пришедшего к нему за разрешением какого-нибудь духовного вопроса, в комнате одного, – в той комнате, где когда-то принимал народ великий старец Амвросий. И тот человек тихо сидел, а эта комната, вся обстановка ее, иконы и картины, книги и простая мебель – много говорила его душе. Невольно думалось ему о преподобных Амвросии и Иосифе. И благодатный дух, всегда присутствовавший в этой келлии, оживотворял скорбящее или растревоженное сердце сидящего в одиночестве человека. Он оживал, укреплялся духом… Иногда о. Нектарий оставлял на столе и раскрытую книгу где такой человек находил ответ на свой вопрос. Потом о. Нектарий возвращался, беседовал с ним, а душа этого человека уже готова была к принятию его старческих слов.

Из комнаты в комнату в старческих келлиях ходил неслышной поступью пушистый серый кот… Выйдет старец Нектарий – и кот за ним. Войдет – и он здесь… Скажет ему что-нибудь старец – кот, словно разумный, исполнит: пойдет и сядет, где скажут, сходит в приемную или на крылечко. Чаще же сидит у теплой печной стены и дремлет. Или, склонив голову, как бы слушает молитвы старца… Иной раз погладит его о. Нектарий и скажет: «Преподобный Герасим был великий старец, и потому у него был лев… А мы малы, и у нас – кот».

Великий старец Герасим жил в V веке. Созданная им иноческая обитель находилась в заиорданской пустыне. Это была обитель отшельников, которые из своих уединенных келлий (часто это были просто пещеры) сходились в монастыре только на субботу и воскресенье ради Божественной службы и святого Причащения Христовых Тайн. «Однажды шел старец Герасим, – говорится в его Житии, – по иорданской пустыне и встретил льва, показывавшего ему свою лапу, опухшую и загноившуюся от вонзившегося в нее шипа… Старец, видя льва в такой беде, сел, взял его лапу, вытащил занозу, очистил рану и обвязал ее платком. Исцеленный лев с тех пор не покидал старца и ходил за ним, как ученик. Старец питал его, давая ему хлеба или иную пищу».

Но не о льве и коте думал о. Нектарий, когда как бы в шутку сказал, что «мы малы». Он думал о древнем египетском и палестинском старчестве, когда подвизались великие чудотворцы и прозорливцы такой величины, как Антоний, Пахомий, Макарий Великие, а с ними и еще множество преподобных, совершавших такие духовные и телесные подвиги, которые уже под силу становились потом лишь очень немногим, самым духоносным и сильным монахам. Оптинские старцы во многом равны были древним подвижникам, среди них и старец Нектарий. Но мило было его сердцу христианское смирение, и он никогда не оставлял его: был истинно смиренным чудотворцем и прозорливцем.

А однажды о. Нектарий рассказал легенду о том, как кот будто бы спас Ноев ковчег. Враг рода человеческого, в одно и то же время злохитрый и глупый, решил, что вот теперь, когда по водам плывет этот ковчег с горсткой людей и животными, – легко положить конец существованию человеческого рода. Надо, – думал он, – утопить эту посудину… И вот он вселился в мышь и побежал в трюм, чтобы прогрызть дыру в днище ковчега. А на его беду там оказался кот, который не дремал! Думал ли кот, что он спасет ковчег и все человечество, или нет, но он бросился за мышью, поймал ее и загрыз. Пусть это легенда, то есть сказка, но коту в ней отведено весьма почетное место.

Будьте как дети, – призывал Господь, – чисты, честны, непосредственны. Старец Нектарий не похоронил своего детства – оно жило в нем рядом с его великой духовной мудростью. Он мог и пошутить, и посмеяться даже в глубокой старости. А когда его келлию в Скиту Оптиной Пустыни обшаривали чекисты, они нашли там много игрушек «Ты что, ребенок?» – спросили они старца. «Да, – ответил он, – я ребенок».

Он знал, конечно, что чекисты не поймут сказанного им, но не нашли они здесь и ничего из того, что хотели найти – ни золота, ни бриллиантов… Они искали драгоценностей вещественных, а о духовных-то, укрытых в сокровищнице сердца, которым цены нет, они и понятия никакого не имели. Но был старец Нектарий арестован именно как «укрыватель ценностей» – не мирских, а Христовых.

Из книги «Остров». Подлинная история автора Орехов Дмитрий

Советы старца С разными людьми отец Севастиан вел себя по-разному. Некоторых сурово отчитывал даже в присутствии посторонних, иным никогда не говорил о их недостатках прямо, рассказывал какую-нибудь назидательную историю, терпеливо ждал, пока человек сам поймет свои

Из книги РЕДКИЕ МОЛИТВЫ о родных и близких, о мире в семье и успехе каждого дела автора Симон Преосвященный

МОЛИТВА ПРЕПОДОБНОГО НЕКТАРИЯ ОПТИНСКОГО Господи, даруй мне благодать Твою - так учил молиться преподобный старец Нектарий."И вот идет на вас туча, а вы молитесь: Дай мне благодать, и Господь пронесет мимо тучу", - говорил преподобный

Из книги Старец Силуан Афонский автора Автор неизвестен

IV УЧЕНИЕ СТАРЦА ПОМИМО рассказанного выше, читатель из Писаний самого Старца может ознакомиться с откровенными повествованиями о некоторых случаях из его жизни, мы же теперь позволим себе перейти к изложению учения Старца. Собственно, никакого учения, в обычном смысле

Из книги Старцы и предсказатели Оптиной пустыни автора Филякова Елена Геннадьевна

Глава тринадцатая Окрест старчества отца Нектария Нектарий ОптинскийПреподобный иеросхимонах Нектарий, в миру Николай Васильевич Тихонов (1853 – 29 апреля/12 мая 1928) Человеку дана жизнь на то, чтобы она ему служила, не он ей, то есть человек не должен делаться рабом своих

Из книги Молдавский старец Паисий Величковский. Его жизнь, учение и влияние на православное монашество автора (Четвериков) Сергий

Глава 1. Переселение в Молдавию. Устройство братства в Драгомирне. Устав братства. Пострижение старца Паисия в схиму. Порядок богослужений. Порядок послушаний. Келейная жизнь братии. Попечение старца о больных. Книжные занятия старца: исправление славянских книг по

Из книги Новый эклогион автора Святогорец Никодим

Глава 3. Бедствия военного времени и заботы старца Паисия о беженцах. Переход Драгомирны под власть австрийцев, переселение старца и братии в Секул. Местоположение и краткая история Секульского монастыря. Жизнь братства в Секуле. Перемещение в Нямец. Нямецкий монастырь и

Из книги В горах Кавказа (Записки современного пустынножителя) автора монах Меркурий

Краткое житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Нектария, подвизавшегося в XV веке на Святой Горе Афон, в скиту Кареев, в келье Архангелов, называемой Игарийской Сей божественный Нектарий был родом из местности, ныне называемой Бетолия. Родители его были

Из книги Святые южных славян. Описание жизни их автора (Гумилевский) Филарет

ГЛАВА 35 Спрятанные продукты - Рассказ старца о Колике - Кулаком по скупе - Благочиние нечестивцев - “Вы - хуже рецидивистов” - Вот так “постницы”! - Предостережение старца Исаакяя Ленивец и послушник, из новопришедших братьев, были “одного духа” и неразлучны: где

Из книги Афонский патерик или Жизнеописания святых на Святой Афонской Горе просиявших автора Автор неизвестен

5 ч. Преставление преп. НЕКТАРИЯ бительского. Когда турки намеревались захватить Битель, мать Николая, впоследствии Нектария19), работая на гумне, забылась кратким сном и видит: Пречистая повелевает ей бежать с мужем и детьми и скрыться где-либо; турки, говорила Пречистая,

Из книги Время горящей спички (сборник) автора Крупин Владимир Николаевич

Страдание святого преподобномученика Нектария(Память его празднуется местно - в ските святой Анны) Святой преподобномученик Нектарий происходил из селения Вруилла (или Вурла, как оное называется в просторечии), находящегося в Малой Азии, Эфесской епархии, от

Из книги Служба преподобному Силуану Афонскому автора Барадель Серафим

Житие преподобного и богоносного отца нашего Нектария, подвизавшегося в скиту Карейском в келье Архангелов, именуемой Ягари Божественный Нектарий родился в так называемой ныне Битолии и наречен был при св. крещении Николаем. Когда турки намеревались занять это

Из книги Святитель Нектарий Эгинский. Жизнеописание автора Фонтрие Амвросий

У старца А для меня открылась заскрипевшая дверь в темную келью. Зрелище, как сказала бы нынешняя молодежь, было неслабое. В центре кельи стоял просторный черный гроб, покрытый плотной черной тканью, исписанной золотыми буквами славянской вязи. Стоял около гроба огромный

Из книги В горах Кавказа. Записки современного пустынножителя автора

Житие Старца

Из книги автора

Чудеса Святого Нектария Бесчисленны чудеса, сотворенные св. Нектарием и не прекращающиеся с момента его успения. Для одного только перечисления их нам не хватило бы ни времени, ни бумаги. И все же мы расскажем о нескольких из них - из числа давних и недавних.* * *В январе 1925

Из книги автора

Приложение I. Из трудов святителя Нектария Эгинского 1. О Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви В соответствии с православным учением, Церковь имеет двойное значение, одно выражает ее догматический и религиозный характер, иными словами - сокровенный и духовный;

Достигайте любви: ревнуйте о дарах духовных,
особенно же о том, чтобы пророчествовать.
А кто пророчествует, тот говорит людям
в назидание, увещание и утешение.

(I Кор. XIV, 1, 3).

Определение понятия «старчества».

Апостол Павел, независимо от иерархии, перечисляет три служения в Церкви: апостольское, пророческое и учительское.

Непосредственно за апостолами стоят пророки (Еф. IV, II; 1 Кор. XIII, 28). Их служение состоит, главным образом, в наназидании, увещании и утешении (1 Кор. XIV, 3). С этой именно целью, а также для указания, или предостережения, пророками предсказываются и будущие события.

Чрез пророка непосредственно открывается воля Божия, а потому авторитет его безграничен.

Пророческое служение - особый благодатный дар, дар Духа Святаго (харизма). Пророк обладает особым духовным зрением - прозорливостью. Для него как бы раздвигаются границы пространства и времени, своим духовным взором он видит не только совершающиеся события, но и грядущие, видит их духовный смысл, видит душу человека, его прошлое и будущее.

Такое высокое призвание не может не быть сопряжено с высоким нравственным уровнем, с чистотою сердца, с личной святостью. Святость жизни и требовалась от пророка с первых же времен христианства: «Он должен иметь «нрав Господа». От нрава может быть познан лжепророк и (истинный) пророк», говорит древнейший христианский памятник - «Учение Двенадцати Апостолов».

Служения, перечисленные ап. Павлом, сохранялись в Церкви во все времена. Апостольское, пророческое и учительское служения, являясь самостоятельными, могут совмещаться с саном епископа или пресвитера.

Пророческое служение, связанное с личной святостью, процветало с подъемом духовной жизни Церкви и оскудевало в упадочные периоды. Ярче всего оно проявляется в монастырском старчестве. Представляя собой прямое продолжение пророческого служения, оно с этим именем и в этой форме появляется лишь в IV веке, вместе с возникновением монашества, как руководящее в нем начало.

Остановимся на этом несколько подробнее.

Проф. Смирнов, в своей магистерской диссертации «Духовный отец в древней Восточной Церкви», указывает, что «харизматические явления первых веков христианства повторились среди древнего монашества, что старцы были носителями этих харизм - особых даров Св. Духа, подаваемым человеку непосредственно от Бога по личной заслуге». «Духовные писатели устанавливают чрезвычайно высокую точку зрения на монашество. Подвижник в идеале есть существо богоносное, духоносное, бог. Как таковой он получает духовные дарования, излияниями которых отличались первые времена христианства. Дары пророчества, изгнания бесов, исцеления болезней и воскрешения мертвых не являются исключительными. Они обнаруживают только нормальную степень духовного возраста инока». Тайная исповедь и духовническое врачевание рассматривались тоже, как благодатный дар, дар «рассуждения духовом. (1 Кор. XII, 10). Он не связывался с иерархической степенью епископа и пресвитера, а был приобретаем пострижением в схиму».

В первой четверти IX века в Константинопольском патриархате даже и простые монахи, или так называемые «духовные отцы», были официально признаны православным патриархом носителями апостольской «власти ключей», наравне с епископами и пресвитерами. И хотя то была мера временная, вынужденная обстоятельствами, до ближайшего собора, но, насколько известно, этим последним не была отменена (С. И. Смирнов. Духовный отец в древней восточной церкви. Ч. I. Сергиев Посад. 1906).

От иноков-учеников требовалось всецелое послушание старцам-учителям: «Если кто имеет веру к другому, и сам себя отдает в подчинение ему, тот не имеет нужды внимать заповедям Божиим, а должен предать волю свою отцу своему, и не останется виновным пред Богом».

Предавшие себя всецело водительству истинного старца испытывают особое чувство радости и свободы о Господе. Это лично испытал на себе и пишущий сии строки. Старец - непосредственный проводник воли Божией. Общение же с Богом всегда сопряжено с чувством духовной свободы, радости и неописуемого мира в душе. Напротив того лже-старец заслоняет собою Бога, ставя на место воли Божией свою волю, что сопряжено с чувством рабства, угнетенности и, почти всегда, уныния. Мало того, всецелое преклонение ученика пред лже-старцем «вытравливает в нем личность, хоронит волю», извращает чувство справедливости и правды и, таким образом, отучает «его сознание от ответственности за свои действия».

О лже-старчестве преосвященный Игнатий Брянчанинов говорит так: «Страшное дело принять обязанности (старчество), которые можно исполнить только по повелению Св. Духа, между тем, как общение с сатаною еще не расторгнуто и сосуд не перестает оскверняться действием сатаны (т. е. еще не достигнуто бесстрастие) . Ужасно такое лицемерство и лицедейство. Гибельно оно для себя и для ближних, преступно оно перед Богом, богохульно» (Игнатий Брянчанинов. Т. IV. СПБ. 1860. стр. 92).

Влияние старчества далеко распространялось за пределами стен монастыря. Старцы духовно окормляли не только иноков, но и мирян. Обладая даром прозорливости, они всех назидали, увещевали и утешали, (1 Кор. XIV, 3), исцеляли от болезней душевных и телесных, предостерегали от опасностей, указывали путь жизни, открывая волю Божию (См. главу о старчестве в моей книге «Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси». Париж. 1952. Стр. 30-40).

Последнее время у нас в России старчество особенно расцвело в Оптиной Пустыни.

Живые образы Оптинских старцев даны нам в их жизнеописаниях. Но жизнеописания последнего из них - старца о. Нектария до сих пор еще нет, хотя в этом году уже исполнилось 25 лет со дня его кончины. Желая отметить этот юбилейный год, мы делаем попытку воссоздать его облик.

Жития предшественников о. Нектария составлялись сразу же после их смерти их близкими и их учениками, в мирной обстановке, когда все было свежо в памяти современников, когда легко можно было добыть любое сведение. Мы находимся в иных условиях, вдали от родины, и располагаем немногочисленными источниками, отрывочными сведениями.

Пусть этот труд и послужит материалом будущему составителю жития этого великого старца.

Кроме того, приступая к жизнеописанию Батюшки отца Нектария, предупреждаем читателя: кто не видел лично Батюшку, тот, по рассказам, не сможет ясно представить его образ. Трудно будет судить ему о характере, о качествах Батюшки: смирении, кротости, скромности.

По некоторым рассказам невидевший Батюшку может вынести неправильное впечатление о нем, как о весельчаке и балагуре, чего в действительности не было, да и не могло быть: редкие случаи его «веселости» были весьма своеобразны и трудно передаваемы; их можно воспроизвести только относительно, так как на бумаге не передать, ни интонации голоса, ни взгляда его слезящихся глазок, ни скромной улыбки или другого благодатного выражения его лица, свойственного только ему одному, нашему дорогому Батюшке.

Невозможно передать его дивные качества: воплощенного смирения, необычайных кротости и скромности, любви и всего непередаваемого обаяния его благодатной личности.

ЮНЫЕ ГОДЫ О. НЕКТАРИЯ И ПЕРИОД ДО СТАРЧЕСТВА.

Прямых указаний на год рождения о. Нектария нет. Можно полагать, что родился он около 1856 г. Скончался о. Нектарий 29-го апреля (12 мая) 1928 г. в селе Холмищи, достигнув 72-летняго возраста.

Родители его, Василий и Елена Тихоновы, были жителями города Ливны, Орловской губ. Там родился и будущий старец. Отец его был прикащиком; по другой версии, рабочим на мельнице. Он рано умер; сам о. Нектарий говорил о себе: «Было это в ребячестве моем, когда я дома жил сам-друг с маменькой. Нас ведь с маменькой двое только и было на белом свете, да еще кот жил с нами... Мы низкого были звания и при том бедные: кому нужны такие-то?»

Похоронив мать в юношеском возрасте и оставшись круглым сиротой, Николай (так звали в миру о. Нектария) потянулся в Оптину Пустынь, находившуюся сравнительно близко от его родных мест и тогда уже славную во всех концах России. Вышел он в путь в 1876 г. 20-ти лет, неся с собой одно лишь Евангелие в котомке за плечами.

Вот приближается молодой Николай Тихонов к Оптинскому монастырю, расположенному на правом берегу красавицы-реки Жиздры, у опушки векового бора. Один вид обители успокаивает, умиротворяет душу, отрывает ее от суеты мирской жизни. Еще большее впечатление производит скит, куда приходится идти по лесной тропинке среди многовековых сосен. В скиту Николая ждет встреча со старцем Амвросием, который в то время находился в зените своей славы.

Приведем тут слова Е. Поселянина, пусть много позже посещал он Оптинский скит, но еще застал он старца Амвросия, а потому передает подобие того, что должен был видеть и чувствовать Николай Тихонов в описываемый нами момент.

В скитской ограде вас встретят суровые лики великих преподобных пустынножителей, держащие в руках развернутые хартии с каким-нибудь изречением из своих аскетических творений... Вы идете по выложенной плитняком дорожке к деревянной скитской церкви. С обеих сторон от вас цветут, красуются, благоухают на высоких стеблях заботливо вырощенные цветы.

Направо и налево от входа, вкрапленные в ограду, стоят два почти одинаковых домика, имеющие по два крылечка, и с внутренней стороны скита, и с наружной стороны. В одном из них жил великий старец Амвросий, в другом скитоначальник Анатолий.

Скит представляет из себя просторный отрадный сад с приютившимися в нем там, поближе к ограде, деревянными, большей частью, отштукатуренными белыми домиками келлий.

Хорошо тут в скиту в хлопотливый летний полдень, когда тянутся к солнцу и шибче благоухают цветы, и заботливо вьется над ними торопливая пчела, а солнечное тепло льется, льется волнами на тихий скит.

Хорошо в лунную ночь, когда звезды с неба точно говорят неслышно со скитом, посылая ему весть о Боге. И скит безмолвно отвечает им воздыханием к небу, вечному, обетованному жилищу.

Хорошо и в ясный зимний день, когда все блестит непорочным снегом, и на этом снегу так ярко вырезывается зелень невянувших хвойных дерев...

Вспоминаются дальние счастливые годы, летний вечер первой встречи со старцем Амвросием.

Вот, бродит согбенный, опираясь на костыль, быстро подходит к нему народ. Короткие объяснения:

- Батюшка, хочу в Одессу ехать, там у меня родные, работа очень хорошо оплачивается.

- Не дорога тебе в Одессу. Туда не езди.

- Батюшка, да ведь я уже совсем собрался.

- Не езди в Одессу, а вот в Киев, или в Харьков.

И все кончено. Если человек послушается - жизнь его направлена.

Стоят какие-то дальние мужики.

- Кто вы такие? - спрашивает старец своим слабым ласковым голосом.

- К тебе, батюшка, с подарочком, отвечают они, кланяясь: костромские мы, прослышали, что у тебя ножки болят, вот тебе мягкие лапотки сплели...

С каким радостным, восторженным чувством войдешь, бывало, в тесную келию, увешанную образами, портретами духовных лиц и лампадами, и видишь лежащего на твердой койке, покрытым белым тканьевым одеялом, отца Амвросия. Ласково кивнет головой, улыбнется, скажет какую-нибудь шутку, и что-то чудотворное творится в душе от одного его взгляда. Словно перед тобой какое-то живое могучее солнце, которое греет тебя, лучи которого забрались в глубь души, в тайные злые уголки твоего существа, и гонят оттуда все темное и грязное, и сугубят в тебе все хорошее и чистое. И часто в каком-нибудь, как бы вскользь сказанном слове, чувствуешь, как он глубоко постиг всю твою природу. И часто потом, через долгие годы, вспоминаешь предостерегающее мудрое слово старца. А как умел смотреть, как без слов умел заглядывать одним взглядом во все существо... Чудеса творил невидимо, неслышно. Посылал больных к какому-нибудь целебному колодцу, или указывал отслужить какому-нибудь святому молебен, и выздоравливали... И вспоминается он, тихий ясный, простой и радостный в своем неустанном страдании, как бы отлагающий лучи своей святости, чтобы не смущать нас пришедших к нему со своими тяготами и грехами. Ведь он стоял в те дни уже на такой высоте, что являлся людям в видениях за сотни верст, зовя их к себе, что временами, когда он слушал богослужение, смотря на иконы, и к нему случайно подходили с каким-нибудь неотложным вопросом, бывали ослеплены тем благодатным светом, каким сияло его лицо.

И такой человек старался быть только ласковым приветливым дедушкой, бесхитростно толкуя с тобой о твоих больших вопросах и маленьких делишках!...

Так должен был воспринять и вновь пришедший юноша Николай святость и духовную красоту старца Амвросия. Как цельная и прямая натура, он отдался ему всем своим существом. Весь мир для него сосредоточился в отце Амвросии.

О первых шагах молодого послушника Николая мы можем сказать лишь очень немногое со слов монахини Нектарии, записями которой мы располагаем.

«Пришел Николай в скит с одним лишь Евангелием в Руках, 20-ти летним юношей, отличался красотой; у него был прекрасный ярко-красный рот. Для смирения старец стал называть его «Губошлепом». В скиту он прожил около 50-ти лет (с 1876 г. по 1923 г.). Он нес различные послушания, в том числе на клиросе. «У него был чудный голос, и когда однажды ему пришлось петь «Разбойника благоразумного», он спел так прекрасно, что сам удивился - он ли это поет (Это сам старец монахиням рассказывал). Хороших певчих из скита переводили в монастырь - вот он, спевши Разбойника, испугался и принялся фальшивить. Его сперва перевели с правого клироса на левый, потом и совсем сместили и дали другое послушание.

«Был очень застенчив: когда его назначили заведывать цветами, и старец послал его вместе с монахинями плести венки на иконы, он очень краснел и не смотрел на них. Была у него маленькая слабость: любил сладенькое. Старец разрешил ему приходить в его келью и брать из шкафа нарочно положенные для него сладости. Однажды келейник спрятал в это условленное место обед старца. Старец потребовал свой обед, а в шкафу пусто! «Это Губошлеп съел мой обед», объяснил старец удивленному келейнику. Однажды молодому послушнику взгрустилось, что вот, все монахи от родных получают посылки, а ему некому послать. Узнали об этом монахини, наварили варенья, накупили сластей и послали ему посылочку по почте, Николай чрезвычайно обрадовался, схватил повестку и бегал в восторге по кельям, всем показывал, что и ему есть посылка».

Года через два по поступлении Николая в скит вышло распоряжение начальства о высылке из обители всех неуказных послушников, подлежащих военному призыву. «И мне», рассказывает сам о. Нектарий: «вместе с другими монастырский письмоводитель объявил о высылке меня из скита. Но к счастью моему, по святым молитвам Старца (о. Амвросия), опасность эта миновала. Письмоводитель вскоре объявил мне, что я отошел от воинской повинности только на двадцать пять дней. Прихожу к Батюшке и благодарю его за его молитвенную помощь; а он мне сказал: «Если будешь жить по-монашески, то и на будущее время никто тебя не потревожит, и ты останешься в обители навсегда». И слова старца оправдались.

«Когда о. Нектарий был на пономарском послушании, у него была келья, выходящая дверью в церковь. В этой келье он прожил 25 лет, не разговаривая ни с кем из монахов: только сбегает к старцу или к своему духовнику и обратно. Дело свое вел идеально, на каком бы ни был послушании: всегда все у него было в исправности. По ночам постоянно виднелся у него свет: читал, или молился. А днем часто его заставали спящим, и мнение о нем составили, как о сонливом, медлительном. Это он, конечно, делал из смирения».

Итак, о. Нектарий провел 25 лет в подвиге почти полного молчания. Кто же был его прямым старцем? Отец ли Амвросий, или, как утверждает ныне покойный прот. С. Четвериков («Оптина Пустынь» *) - о. Анатолий Зерцалов? На этот вопрос отвечает сам о. Нектарий. Из нижеприведенных его слов рисуется его отношение к этим великим людям: о. Анатолия именует он «духовным отцом», а «Старец» это - исключительно о. Амвросий. - «В скит я поступил в 1876 г. Через год после этого, Батюшка о. Амвросий благословил меня обращаться, как к духовному отцу, к начальнику скита иеромонаху Анатолию, что и продолжалось до самой кончины сего последнего в 1894 г. К старцу же Амвросию я обращался лишь в редких и исключительных случаях. При всем этом я питал к нему великую любовь и веру. Бывало, придешь к нему, и он после нескольких моих слов обнаружит всю мою сердечную глубину, разрешит все недоумения, умиротворит и утешит. Попечительность и любовь ко мне недостойному со стороны Старца изумляли меня, ибо я сознавал, что я их недостоин. На вопрос мой об этом, духовный отец мой иеромонах Анатолий отвечал, что причиной сему - моя вера и любовь к Старцу; и что если он относится к другим не с такой любовью, как ко мне, то это происходит от недостатка в них веры и любви к Старцу и что таков общий закон: как кто относится к Старцу, так точно и Старец относится к нему» (Жизнеописание Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. Москва. 1900, стр. 134).

Старец и его действия не подлежат суду ученика. Его указания должны приниматься без всяких рассуждений. Поэтому даже защита старца воспрещается, т. к. это уже в каком-то смысле является обсуждением или судом. По неопытности своей о. Нектарий защищал в спорах своего старца, о. Амвросия, от нападок некоторых неразумных и дерзких братий. После одного из таких споров явился ему во сне его прозорливый духовник о. Анатолий (еще при жизни своей) и грозно сказал: «никто не имеет права обсуждать поступки Старца, руководясь своим недомыслием и дерзостью; старец за свои действия даст отчет Богу; значения их мы не постигаем» (Воспоминания Архимандрита Пимена Настоятеля Николаевского м-ря, что на Угреше. Москва, 1877. стр. 57).

Скажем несколько слов о скитоначальнике о. Анатолии. По словам о. Пимена, настоятеля Николо-Угрешского м-ря (оставившего после себя ценные записки), о. Анатолий Зерцалов разделял еще при жизни о. Амвросия его труды по старчеству. Он был из студентов семинарии, трудившихся в переводах святоотеческих книг при о. Макарии, совместно с о. Амвросием и о. Климентом Зедергольмом. «С 1874 года о. Анатолий состоял духовником всего братства и скитоначальником. Почти все посетители, бывшие у старца Амвросия на благословении, приходили за благословением и советами также к о. Анатолию; он был старцем и некоторых братий Пустыни и скита, и у большинства сестер Шамординской Общины», - так повествует о. Пимен. И добавляет: «Он настолько предан был умной молитве, что оставлял всякие заботы о вещественном, хотя и нес звание скитоначальника». После кончины о. Амвросия (1891 г.), о. Анатолий был старцем всего братства. Скончался 25-го января 1894 г. семидесяти двух лет.

Прямым учеником о. Анатолия был старец о. Варсонофий, (+ 1913), в миру полковник, прибывший в Оптину, когда о. Амвросий был уже в гробу. Старец Варсонофий обладал высокими духовными дарованиями, провел немало лет в затворе.

По вступлении о. Варсонофия в Оптину в 1891 г., о. Анатолий назначил его келейником к о. Нектарию, тогда иеромонаху. Под руководством последнего в течение десяти лет о. Варсонофий изучал теоретически и практически св. Отцов и прошел все монашеские степени вплоть до иеромонашества.

Но вернемся к о. Нектарию, который, пробыв два с половиною десятка лет в уединении и молчании, ослабил, наконец, свой затвор. Дневник С. А. Нилуса «На берегу Божьей реки» (1909) дает нам облик будущего старца, когда он начал изредка появляться среди людей. Мы видим о. Нектария, говорящего притчами, загадками, с оттенком юродства, часто не без прозорливости. «Младенчествующий друг наш», называет его Нилус. Эта манера о. Нектария была формой его вящей скрытности, из-за боязни обнажить свои благодатные дары (С. А. Нилус. На берегу Божьей реки. Сергиев Посад. 1916.).

Многие страницы этого оптинского дневника (1909 г.) содержат записи общения автора с будущим старцем.

Из этих записей восстает живой облик о. Нектария, выявляются его взгляды и воззрения, а также тут немало есть и его личных рассказов о своем детстве. Поэтому записи его ценны в качестве биографического материала.

СТАРЧЕСТВО О. НЕКТАРИЯ В ОПТИНОЙ ПУСТЬИНИ
(1911-1923)

С 1905 г. старец Иосиф, преемник о. Амвросия, стал часто прихварывать и видимо ослабевать. В мае месяце, после серьезной болезни, он сложил с себя должность скитоначальника, и св. Синод назначил о. Варсонофия на эту должность, связанную, по Оптинским обычаям, и со старчеством. О. Варсонофий, волевая, яркая личность, являлся также носителем особой благодати Божией.

О. Нектарий, всегда стремившийся жить незаметно, уступил ему - своему в действительности ученику - первенство.

Через пять-шесть лет старец Варсонофий, вследствие интриг и клевет, был переведен из Оптиной Пустыни настоятелем Голутвинского м-ря, находившегося в полном упадке. Через год схи-архимандрит о. Варсонофий преставился (1913).

На нем исполнились слова апостола Павла о том, что во все времена, как и в древности, так и теперь, «рожденные по плоти» гонят «рожденных по духу» (Галат. V. 25).

С уходом из Оптиной о. Варсонофия, о. Нектарий не мог уклониться от старчества и, волей-неволей, должен был его принять. Он, надо думать, пытался достигнуть того, чтобы его освободили от этого послушания. Вот как об этом повествует, со слов очевидцев, монахиня Нектария:

«Когда его назначили старцем, он так скоморошничал (юродствовал), что даже его хотели сместить, но один высокой духовной жизни монах сказал: «Вы его оставьте, это он пророчествует».

«Теперь все то сбывается, что он тогда прообразовывал. Напр., оденет халатик на голое тело, и находу сверкают у него голые ноги: в 20-22 г. г. у нас даже студенты, курсистки и служащие ходили на службу босые, без белья, или пальто на рваном белье. Насобирал разного хламу: камешков, стеклышек, глины и т. д., устроил крохотный шкафчик и всем показывает, говоря: это - мой музей. Теперь там музей. Взял фонарик электрический, спрятал его под рясу, ходил по комнате и от времени до времени сверкал им: «Это я кусочек молнии с неба схватил и под рясу спрятал» - «Да это же не молния, а просто фонарь!», говорили ему. «А, догадались!». Вот и теперь, время от времени делает он нам свои небесные откровения, но по великому своему смирению весьма редко и по великой нужде».

О первых шагах старчествования о. Нектария записала монахиня Таисия со слов Е. А Нилус, жившей несколько лет в Оптиной Пустыни и хорошо знавшей о. Нектария.

«Батюшка о. Нектарий был духовным сыном старца о. Иосифа, преемника батюшки о. Амвросия и его же, - о. Иосифа, духовником.

«Принимал он в хибарке покойных своих старцев оо. Амвросия и Иосифа, где и стал жить сам. Но по глубокому своему смирению старцем себя не считал, а говорил, что посетители приходят собственно к батюшке о. Амвросию в его келлию, и пусть келлия его сама говорит с ними вместо него. Сам же о. Нектарий говорил мало и редко, и при том часто иносказательно, как бы полу-юродствуя. Часто давал что-нибудь, а сам уходил, оставляя посетителя одного со своими мыслями. Но этот молчаливый прием в обвеянной благодатью келлии величайшего из Оптинских старцев, где так живо ощущалось его личное присутствие, как живого, эти немногие слова его смиренного заместителя, унаследовавшего с даром старчества и его дар прозорливости и любви к душе человеческой, это одинокое чтение и размышление оставляли в душе посетителя неизгладимое впечатление.

«Был случай, когда посетил о. Нектария один протоиерей академик. - «Что же я мог ему сказать? Ведь он ученый». - рассказывал после сам старец. - «Я и оставил его одного в батюшкиной келлии. Пусть сам батюшка его и научит». Протоиерей же, в свою очередь, горячо благодарил старца за его прием. Он говорил, что оставшись один, обдумал всю прошлую свою жизнь и многое понял и пережил по-новому в этой тихой старческой келлии.

«Но не всех принимал старец таким образом. С некоторыми он много и очень оживленно говорил, поражая собеседника своими многими и всесторонними знаниями. В этих случаях он оставлял свою манеру немного юродствовать. После одной из таких бесед, его собеседник - также протоиерей с академическим образованием, поинтересовался: «Какой батюшка Академии?» Еще в другой раз о. Нектарий имел разговор с одним студентом об астрономии. «Где же старец окончил Университет?» - полюбопытствовал этот последний».

К началу старчествования относится запись инокини М, духовной дочери митрополита Макария, к которому ее направили оптинские старцы. Митрополит же переслал ея рукопись в редакцию Троицкого Слова (1917) (Троицк. Слово. № 354 и 355. 22 и 29 янв. 1917 г.).

Воспроизводим эту запись.

Судьба кидала меня из стороны в сторону. Причин описывать не 6уду: но я вела веселую, рассеянную жизнь. Я не добилась того, чего хотела; душа моя болела всегда об этом, и я, чтобы найти самозабвенье, искала шумную, веселую компанию, где бы можно было заглушить эту боль души. Наконец, это перешло в привычку, и так осталось, пока, наконец, в силу некоторых обстоятельств, мне не пришлось вести жизнь в семье, - с год до того времени, как мне поехать в Оптину пустынь. За этот год я отвыкла от кутежей и поездок в увеселительные места, но не могла свыкнуться с семейной обстановкой, а надо было на что-нибудь решиться и окончательно повести жизнь по одному пути. Я была на распутье - не знала какой выбрать образ жизни.

У меня была хорошая знакомая, религиозная барышня; и вот однажды она мне сказала, что ей попалась в руки книга «Тихая пристань для отдыха страдающей души» Вл. П. Быкова. В ней говорится про Оптину пустынь, Калужской губ.; какие прекрасные есть там старцы, - духовные руководители, как они принимают на советы к себе всех, желающих о чем-либо поговорить с ними, и как они сами собою представляют пример христианской жизни.

Мы заинтересовались этой пустынью и решили обе туда съездить. Первой едет на масляной неделе моя знакомая и возвращается оттуда какая-то особенная. - Она рассказывает мне, что ничего подобного, что она там увидала и услыхала, и представить себе не могла. Она говорит мне о старцах. Первый, к которому она попала, это о. Нектарий, живший в скиту. Он принимает мало народу в день, но подолгу держит у себя каждого. Сам говорит мало, а больше дает читать, хотя ответы часто не соответствуют вопросам; но читающий, разобравшись хорошенько в прочитанном, найдет в себе то, о чем заставили его читать, и видит, что действительно это, пожалуй, важнее того, о чем он настойчиво спрашивал. Но бывают с ним и такие случаи, когда долго сидят молча и старец, и посетитель, и, не сказав ни слова друг другу, старец назначает ему придти к нему в другое время.

Другой старец о. Анатолий с иными приемами. Этот успевает в день принять иногда по несколько сот человек. Говорит очень быстро, долго у себя не держит, но в несколько минут говорит то, что особенно важно для вопрошающего. Также часто выходит на общие благословения, и в это время быстро отвечает некоторым на вопросы, а иногда просто кому-нибудь делает замечания. Она у него была не более 5 минут. Но он указал ей на главные ее душевные недостатки, которых, как она говорит, никто не знал, - она была поражена. Она бы хотела его еще раз увидать, дольше поговорить с ним, но не могла, так как у ней уже нанят был ямщик, и она должна была ехать домой. Вот какое впечатление вынесла моя знакомая и рассказала мне. Мне, конечно, по рассказам ее более нравился о. Анатолий, с ним мне казалось лучше можно было поговорить о своей жизни. Хотелось скорее, скорее ехать туда. Но постом ехать бесполезно, так как в это время в Оптиной трудно новенькому человеку добиться беседы со старцем, потому я отложила до Пасхи. - Наконец, в Страстную пятницу я выехала, а в субботу рано утром приехала в Козельск. Наняла ямщика и через час подъезжала к «благодатному уголку России». Остановилась я в гостинице около святых ворот у о. Алексея. Привела себя в порядок, выпила наскоро чашку чаю и скорее побежала к о. Анатолию. Дорогой мне кто-то указал могилку почитаемого батюшки о. Амвросия, я припала к холодной мраморной плите и просила его устроить на пользу мне эту поездку. Вот вхожу на паперть храма. Мне указывают на дверь направо,

- в приемную о. Анатолия. Вхожу туда и вижу, что стоит кучка народу, окружив кого-то, но кто стоит в центре ее - не видать. Только что я хотела перекреститься и не успела еще положить на себе крестное знамение, как вдруг толпу кто-то раздвигает, и маленький старичек с милой улыбкой и добрыми, добрыми глазами вдруг кричит мне: «Иди, иди скорей сюда, давно ли приехала-то?» Я подбегаю к нему под благословение и отвечаю: «Только сейчас, батюшка, приехала, да вот и тороплюсь сюда к вам».

- Ведь у тебя здесь родные, да, да? - спрашивает о. Анатолий.

- Нет, батюшка, у меня родных нигде нет, не только здесь, - отвечаю я. - Что ты, что ты, ну пойдем-ка сюда ко мне, - и о. Анатолий, взяв меня за руку, ввел к себе в келью. Келья его была необычайно светла, солнце ее всю заливало своим ярким светом. Здесь батюшка сел на стул около икон, а я встала пред ним на колени и стала рассказывать ему о своей жизни. Долго рассказывала я, а батюшка в это время или держал меня руками за голову или вставал и ходил по комнате, или уходил в другую комнату, как бы чего ища и все время тихонько напевал: «Пресвятая Богородице, спаси нас». Когда я окончила свою повесть, батюшка ничего определенного не сказал, что надо делать мне дальше, а на вопрос мой, когда он может исповедывать меня, он сказал, что сейчас же. Тут же произошла и исповедь сначала по книге, а потом так. Но что это была за исповедь! Ничего подобного раньше я и представить себе не могла. Ведь я не исповедывалась и не причащалась уже 8 лет. Теперь я, по неведению своему, не думала, что надо все так подробно говорить, я поражалась, когда сам старец задавал мне вопросы, вынуждая меня отвечать на них, и тем самым произносить грехи своими устами.

- Исповедь окончилась. Молитву разрешительную он прочел, но велел пойти еще подумать, не забыла ли еще чего, и в 2 часа опять придти к нему на исповедь. При этом он дал мне несколько книжечек и отпустил меня. Пришла я в номер свой, как говорят: сама не своя, и стала в се вспоминать с самого начала. И тут только подумала я, как странно встретил меня о. Анатолий, словно мы были давно знакомы.

В 12 час. была обедня. Отстояв ее, я опять пошла к о. Анатолию. Сказала ему кое-что из того, что припомнила; но он опять велел подумать и вечером после вечерни еще придти на исповедь. Видно было, что он что-то знал, чего я не говорила, но и вечером я не вспомнила и не сказала того, что было нужно. От о. Анатолия я отправилась в скит к о. Нектарию, чтобы принять только благословение. Но как только увидела я его, так сразу почувствовала, что он мне роднее, ближе. Тихие движения, кроткий голос при благословении: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа» - все у него так священно. Келейник о. Стефан провел меня в келью к батюшке. Я не могла удержаться, чтобы не рассказать ему о своей жизни и о цели поездки сюда. Батюшка все время сидел с закрытыми глазами. Не успела еще я окончить свой рассказ, как к батюшке постучался его келейник и сказал, что пришла братия к батюшке на исповедь. Батюшка встал и сказал мне: «Вы придите завтра часов в 6-ть и я с вами могу поговорить часа два. Завтра я буду посвободнее». - Я приняла благословение и ушла.

В 12 час. ночи началась полунощница и утреня. Я все это простояла. После утрени говеющим читали правило. Обедня должна быть в 5 часов. После правила я пошла в номер немного отдохнуть, так как сильно устала, во-первых, от бессонной ночи в поездке, а во-вторых, от всех волнений, пережитых за день. Ни звона к обедне, ни стука в дверь будильщика - ничего не слыхала я и когда проснулась и побежала в церковь, то там в это время только что причастились и Св. Дары уносили в алтарь. Ах! как страшно мне стало в эту минуту и я, стоя на паперти, горько заплакала. Тут только я вспомнила, что приехала говеть без должного к сему подготовления... Тут я почувствовала, что Господь Сам показал на Деле, что нельзя к этому великому таинству приступать небрежно, не очистив себя и духовно, и телесно. Весь день плакала я, несмотря на то, что это был день Светлого Христова Воскресения. Днем я пошла к о. Анатолию с своим горем и спрашивала, можно ли причаститься на второй или третий день праздника? Но о. Анатолий не позволил, а посоветовал поговеть в Москве на Фоминой неделе. На мои вопросы о дальнейшей жизни, о. Анатолий отвечал уклончиво: то говорил, что хорошо сделаться доброю матерью чужим детям, то говорил, что лучше этого не делать и жить одной, так как в противном случае будет очень трудно. Затем батюшка посоветовал мне со своими вопросами обратиться в Москве к указанному им старцу Митрополиту Макарию и все, что он посоветует, исполнить. Так на этом беседа была окончена. Вечером я пошла к о. Нектарию. Там три приемные были заняты народом. Ровно в 6 часов батюшка вышел на благословение. Я стояла в переднем углу во второй комнате. Батюшка, по благословении всех, возвращаясь из третьей приемной, вторично благословил меня и тут же обратясь к прочим сказал: «Простите, сегодня я никого не могу принять», и сам пошел к себе в келью. Я за ним. Народ стал расходиться. - Долго разговаривала я с батюшкой. Батюшка сказал мне: «Если бы вы имели и весь мир в своей власти, все же вам не было бы покоя и вы чувствовали бы себя несчастной. Ваша душа мечется, страдает, а вы думаете, что ее можно удовлетворить внешними вещами, или наружным самозабвением. Нет! Все это не то, от этого она никогда не успокоится... Нужно оставить все» ...

После этого батюшка долго сидел, склонив на грудь голову, потом говорит: - Я вижу около тебя благодать Божию; ты будешь в монастыре...

- Что вы, батюшка?! Я-то в монастыре? Да я совсем не гожусь туда! Да я и не в силах там жить.

- Я не знаю, когда это будет, может быть скоро, а может быть лет через десять, но вы обязательно будете в монастыре.

Тут я сказала, что о. Анатолий посоветовал мне сходить в Москве к сказанному старцу Митрополиту Макарию за советом. «Ну, что же сходите к нему, и все, все исполните, что батюшка о. Анатолий вам сказал и что скажет старец», и тут батюшка опять начал говорить о монастыре и как я должна буду там себя вести. В девятом часу вечера я ушла от батюшки. Со мной происходило что-то необычайное. То, что казалось мне таким важным до сего времени, то теперь я считала за пустяки. Я чувствовала, что-то должно совершиться помимо меня, и мне теперь не зачем спрашивать о своей дальнейшей жизни. Золото, которое было на мне, жгло мне и руки, и пальцы, и уши и, придя в номер, я все поснимала с себя. Мне было стыдно самой себя. Батюшка о. Нектарий произвел на меня такое впечатление, что я готова была на всю жизнь остаться здесь около него и не возвращаться в Москву, - готова терпеть все лишения, но лишь бы быть здесь. Но сделать это сразу было невозможно. Город с его шумом, семья, которая несколько часов тому назад для меня была дорога, - все это стало теперь далеким, чужим... На третий день праздника, во вторник, по благословению о. Нектария я ездила смотреть Шамординскую женскую пустынь, находящуюся в 12 верстах от Оптиной. Познакомилась с матушкой игуменьей Валентиной. Посмотрела келлию батюшки о. Амвросия. Здесь все стоит в том виде, как было при батюшке. На столе лежит пачка листков для раздачи, издания их Шамардинской пустыни. - Монахиня, которая все это мне показывала, сказала мне, что почитающие батюшку кладут иногда эту пачку листков к нему под подушку, потом помолятся и, вынув один листок из-под подушки, принимают его как от 6атюшки. Я сделала тоже, и вынула листок: «0. Амвросий руководитель монашествующих». Монахиня взглянула на листок и говорит мне: «Должно быть, вы будете в монастыре?» - Я отвечаю: «Не знаю, едва ли?» - вот увидите, что будете, - такой листок вышел». Я не обратила на это внимания, а листочек все-таки припрятала. - Все мне понравилось в Шамордине. Вернувшись в тот же день в Оптину, - рассказала батюшке о своем впечатлении и сказала, что буду у старца Митрополита Макария просить благословения поступить в Шамордин, чтобы и к батюшке быть ближе.

В четверг вечером, совершенно изменившаяся, как бы воскресшая духовно, я поехала домой. Тут я вспомнила разъяснение одной дамы - духовной дочери о. Анатолия, что и в святых вратах Оптиной при выходе висит икона Воскресения Христова, - как бы знамение того, что все, побывавшие в Оптиной, выходят оттуда, как бы воскресшие.

Через две недели по приезде из Оптиной я собралась идти к указанному старцу. Перед этим я молилась и говорила: «Господи, скажи мне волю Свою устами этого старца». И вот я услышала от него то, чего и предположить не могла. Он сказал, что в Шамординской пустыни мне будет трудно, но чтобы я ехала лучше на Алтай и я там буду нужна для миссии. Так как раньше я решила исполнить все, что он мне скажет, то я тут и ответила ему, что я согласна.

Я стала готовиться к отъезду и ликвидировать свои дела. Через две недели я была уже готова к отъезду, но старец задержал поездку, хотел дать мне попутчицу. - В это время я еще раз успела побывать в дорогой Оптиной пустыни.

Батюшка о. Нектарий сильно обрадовался моему решению и перемене, происшедшей во мне, а о. Анатолий сначала даже не узнал: так переменилась я и в лице, и одежде.

О. Анатолий на мои вопросы о дурных помыслах, могущих приходить ко мне, живя в монастыре, ответил: «Помыслы - это спасение для вас, если будете сознавать, что они худы и бороться с ними и не приводить их в исполнение».

О. Нектарий говорил: «Во всякое время, что бы вы ни делали: сидите ли, идете ли, работаете ли, читайте сердцем: «Господи помилуй». Живя в монастыре, вы увидите и познаете весь смысл жизни. В отношении ко всем наблюдать надо скромность и середину. Когда будут скорби и не в силах перенести их, тогда от всего сердца обратитесь к Господу, Матери Божией, святителю Николаю и своему Ангелу, имя которого носите от св. крещения, и по времени, и терпении скорбь облегчится».

На вопрос: можно ли не пускать в свою душу никого? батюшка ответил: «Чтобы никаких отношений не иметь этого нельзя, - ибо тогда в вашей душе будет отсутствие простоты, а сказано: мир имейте и святыню со всеми, ихже кроме никтоже узрит Господа. Святыня - это простота, рассудительно являемая пред людьми. Рассуждение выше всех добродетелей. Серьезность и приветливость можно совместить за исключением некоторых обстоятельств, которые сами в свое время объявляются и заставляют быть или серьезнее, или приветливее.

В трудные минуты, когда явно вспоминается легкая мирская жизнь, лучше почаще вспоминать имя Божие святое и просить помощи, а то, что грешно, то следовательно и опасно для души. Лучше, хотя и мысленно, стараться не возвращаться вспять.

Не всякому по неисповедимым судьбам Божиим полезно жить в миру. А кто побеждает свои наклонности, удалившись в обитель, ибо там легче спастись, тот слышит глас откровения Божия: побеждающему дам сесть на престоле Моемъ».

Эта поездка в Оптину еще более укрепила меня.

Через несколько дней я уехала на Алтай и поступила в монастырь, указанный мне старцем Митрополитом Макарием.

Вот как дивно исполнились слова, сказанные батюшкой о. Нектарием: «Я вижу около вас благодать Божию, вы будете в монастыре». - Я тогда удивилась и не поверила, а через два месяца после этого разговора я действительно уже надела на себя иноческую одежду. Благодарю Господа, вразумившего меня съездить в этот благодатный уголок - Оптину пустынь. Не поехала бы туда - и до сих пор не была бы в монастыре и до сих пор носилась бы в бурных волнах житейского моря. Слава Богу за все.

К самому началу периода старчествования о. Нектария относится и запись протоиерея о. Василия Шустина (ныне в Алжире), изданная в бытность его в Сербии в 1929 г. (О. В. Ш. Запись об о. Иоанне Кронштадтском и об оптинских старцах. Белая Церковь 1929 г.)

Это личные воспоминания об отце Иоанне Кронштадтском, о старцах Варсонофии и Нектарии, к которым о. Василий, а тогда Василий Васильевич, студент технологического института, был необычайно близок.

О. Варсонофий познакомил его с девушкой, собиравшейся в монастырь, и велел ей выйти за него замуж. Для Василия Васильевича это тоже было полной неожиданностью. Вскоре после этого о. Варсонофий умер. Повенчавшись, молодые в тот же день отправились в Оптину, чтобы первый свадебный визит по завещанию старца сделать ему, на его могилку. Приведем полностью рассказ об этой поездке.

Приехав в Оптину, мы отслужили панихиду, поплакали, погоревали и спрашиваем служившего иеромонаха: кто теперь старчествует? «О. Нектарий», отвечает тот. Тут то я и понял, почему о. Варсонофий, покидая скит, послал меня к отцу Нектарию: чтобы я с ним познакомился поближе: - он уже заранее указал мне, кто должен мною руководить после его смерти. Мы решили после обеда пойти к нему. Все на нас с любопытством смотрели, так как весть о нашей особенной свадьбе разнеслась по Оптиной. Это ведь было предсмертное благословение батюшки. Итак, в три часа, мы пошли по знакомой дорожке в скит. 0. Нектарий занимал помещение отца Иосифа, с правой стороны от ворот. Я с женой разделился. Она пошла к крылечку снаружи скитских стен, а я прошел внутрь скита. Келейник, увидав меня, узнал. Он был раньше келейником у старца Иосифа. Он тотчас же доложил батюшке. Батюшка вышел минут через 10, с веселой улыбкой.

Отец Нектарий в противоположность отцу Варсонофию был небольшого роста, согбенный, с небольшой, клинообразной бородой, худой с постоянно плачущими глазами. Поэтому у него всегда в руках был платок, который он свернув уголком прикладывал к глазам. Батюшка благословил меня и пригласил за собой. Провел он меня в исповедальную комнату, а там я уже увидел мою супругу, она встала и подошла ко мне, а батюшка поклонился нам в пояс и сказал: - Вот радость, вот радость. Я был скорбен и уныл, а теперь радостен, (и его лицо сияло детской улыбкой). Ну как же теперь мне вас принимать. Вот садитесь рядышком на диванчик, и батюшка сел напротив... Ведь вас благословил великий старец... Старец Варсонофий настолько великий, что я его и кончика ноготка на мизинце не стою. Из блестящего военного в одну ночь по благословению Божию сделался он великим старцем. Теперь только, после смерти, я могу рассказать это дивное его обращение, которое он держал в тайне. И о. Нектарий рассказал историю обращения о. Варсонофия. Вот как велик был старец Варсонофий! И удивительно был батюшка смиренный и послушный. Как то он, будучи послушником, шел мимо моего крылечка, я ему и говорю в шуточку: «жить тебе осталось ровно двадцать лет». Я ему говорил в шуточку, а он и послушался, и ровно через двадцать лет в тот же день 4 апреля и скончался. Вот какого великого послушания он был. Перед такой силой о. Нектария меня невольно передернула дрожь. А он продолжал. И в своих молитвах поминайте «блаженного схиархимандрита Варсонофия». Но только три года поминайте его блаженным, а потом прямо «схиархимандрита Варсонофия». Сейчас он среди блаженных... Ищите во всем великого смысла. Все события, которые происходят вокруг нас и с нами, имеют свой смысл. Ничего без причины не бывает... Вот для меня великая радость - это ваше посещение. Я был скорбен и уныл. Все приходят люди с горестями и страданиями, а вы имеете только радости. Это посещение ангела... Сейчас у меня много посетителей, я не могу вас как следует принять. Идите сейчас домой и приходите к шести часам вечера, когда начнется всенощная и все монахи уйдут в церковь. Келейника я своего тоже ушлю, а вы и приходите, пускай другие молятся, а мы здесь проведем время. Благословил нас, и мы опять разошлись: я пошел через скит, а жена через наружное крылечко.

Когда отзвонили ко всенощной, я с женой отправился в скит. Дверь в доме старца была заперта. Я постучал, и открыл ее мне сам о. Нектарий. Потом он впустил жену и посадил нас опять вместе в Исповедальной комнате. - Пришли ко мне молодые и я как хозяин должен вас встретить по вашему обычаю. Посидите здесь немножко. - Сказав это, старец удалился. Через некоторое время он несет на подносе два бокала с темною жидкостью. Поднес, остановился и, поклонившись нам, сказал: Поздравляю вас с бракосочетанием, предлагаю вам выпить во здравие. Мы с недоумением смотрели на старца. Потом взяли бокалы, чокнулись и стали пить. Но пригубив я тотчас же остановился и моя жена так же. Оказалось, что в бокалах была страшная горечь. Я говорю батюшке «горько», и моя жена также отвернулась. И вдруг это самое, мною произнесенное слово горько, меня ошеломило и я представил, как на свадебных обедах кричат «г о р ь к о» и я рассмеялся. И батюшка прочитал мои мысли и смеется. Но, говорит, хотя и горько, а вы должны выпить. Все, что я делаю, вы замечайте, оно имеет скрытый смысл, который вы должны постигнуть, а теперь пейте. И мы с гримасами, подталкивая друг друга, выпили эту жидкость. А батюшка уже приносит раскрытую коробку сардин и велит всю ее опустошить. После горького мы вкусили сардины, и батюшка все унес. Приходит снова, садится против нас и говорит: А я молнию поймал. Умудритесь ка и вы ее поймать, хочешь покажу. Подходит к шкафу, вынимает электрический фонарик, завернутый в красную бумагу, и начинает коротко зажигать, мелькая огнем. Вот это разве не молния? Совсем как молния! и он, улыбаясь, положил фонарик в шкаф и вынул оттуда деревянный грибок, положил его на стол, снял крышку, и высыпал оттуда золотые пятирублевые и говорит: Посмотри, как блестят! Я их вычистил. Здесь их 20 штук на 100 рублей. Ну, что? посмотрел, как золото блестит, ну и довольно с тебя. Поглядел и будет. Собрал опять монеты и спрятал. И еще батюшка кое что говорил. Потом он опять вышел. Смотрим, снова несет нам два больших бокала, на этот рас со светло-желтой жидкостью, и, с той же церемонией и поклоном, подносит нам. Мы взяли бокалы, смотрели на них и долго не решались пить. Старец улыбался, глядя на нас. Мы попробовали. К нашей радости, это было питье приятное, сладкое, ароматное, мы с удовольствием его выпили. Это питье было даже немного хмельное. На закуску он преподнес шоколаду миньон, очень жирного и очень много, и велел все съесть. Мы пришли прямо в ужас. Но он сам подсел к нам и начал есть. Я посмотрел на батюшку и думаю: как это он ест шоколад, а ведь по скитскому уставу молочное воспрещается. А он смотрит на меня, ест и мне предлагает. Так я и остался в недоумении. Он велел нам обязательно доесть этот шоколад, а сам пошел ставить самовар... В 11 часов, о. Нектарий проводил нас до наружного крыльца и дал нам керосиновый фонарик, чтобы мы не заблудились в лесу, а шли бы по дорожке. При прощании пригласил на следующий день в 6 часов. Кругом, в лесу стояла тишина, и охватывала жуть. Мы постарались скорее добраться до гостиницы Богомольцы шли от всенощной, и мы вместе с ними, незаметно, вошли в гостиницу.

На следующий день мы опять, в 6 часов вечера, пришли к батюшке. На этот раз келейник был дома, но батюшка не велел ему выходить из своей келлии. Батюшка опять пригласил нас вместе в исповедальню, посадил и стал давать моей жене на память различные искусственные цветочки, и говорит при этом: когда будешь идти по жизненному полю, то собирай цветочки, и соберешь целый букет, а плоды получишь потом. Мы не поняли на что батюшка здесь намекает, ибо он ничего праздного не делал и не говорил. Потом, он мне объяснил. Цветочки, это печали и горести. И вот их нужно собирать и получится чудный букет, с которым предстанешь в день судный, и тогда получишь плоды - радости. В супружеской жизни, далее говорил он, всегда имеются два периода: один счастливый, а другой печальный, горький. И лучше всегда, когда горький период бывает раньше, в начале супружеской жизни, но потом будет счастье.

Притом, батюшка обратился ко мне и говорит: А теперь пойдем, я тебя научу самовар ставить. Придет время у тебя прислуги не будет, и ты будешь испытывать нужду, так что самовар придется самому тебе ставить. Я с удивлением посмотрел на батюшку и думаю: «что он говорит? Куда же наше состояние исчезнет?» А он взял меня за руку и провел в кладовую. Там были сложены дрова и разные вещи. Тут же стоял самовар около вытяжной трубы. Батюшка говорит мне: вытряси прежде самовар, затем налей воды; а ведь часто воду забывают налить и начинают разжигать самовар, а в результате самовар испортят и без чаю остаются. Вода стоит вот там, в углу, в медном кувшине, возьми его и налей. Я подошел к кувшину, а тот был очень большой, ведра на два и сам по себе массивный медный. Попробовал его подвинуть, нет, - силы нету, - тогда я хотел поднести к нему самовар и наточить воды. Батюшка заметил мое намерение и опять мне повторяет: «ты возьми кувшин и налей воду в самовар». -«Да ведь, батюшка, он слишком тяжелый для меня, я его с места не могу сдвинуть». Тогда батюшка подошел к кувшину, перекрестил его и говорит - «возьми» - и я поднял, и с удивлением смотрел на батюшку: кувшин мне почувствовался совершенно легким, как бы ничего не весящим. Я напил воду в самовар и поставил кувшин обратно с выражением удивления на лице. А батюшка меня спрашивает: «ну что, тяжелый кувшин?» Нет батюшка, я удивляюсь, он совсем легкий. Так вот и возьми урок, что всякое послушание, которое нам кажется тяжелым, при исполнении бывает очень легко, потому что это делается как послушание. Но я был прямо поражен: как он уничтожил силу тяжести одним Крестным знамением! А батюшка дальше, как будто ничего н е случилось, велит мне наколоть лучинок, разжечь их, и потом положить Уголья. Пока самовар грелся и я сидел возле него, батюшка зажег керосинку и стал варить в котелочке кожуру от яблок. Указывая на нее, батюшка мне сказал, вот это мое кушание, я только этим и питаюсь. Когда мне приносят добролюбцы фрукты, то я прошу их съесть эти фрукты, а кожицы счистить, и вот я их варю для себя... Чай батюшка заварил сам, причем чай был удивительно ароматный с сильным медовым запахом.

Сам он налил нам чай в чашки и ушел. В это время к нему пришла, после вечерней молитвы, скитская братия, чтобы принять благословение, перед сном. Это совершалось каждый день, утром и вечером. Монахи все подходили под благословение, кланялись, и при этом, некоторые из монахов открыто исповедывали свои помыслы, сомнения. Батюшка, как старец, руководитель душ, одних утешал, подбодрял, другим вслед за исповеданием отпускал их прегрешения, разрешал сомнения, и всех, умиротворенных, любовно отпускал. Это было умилительное зрелище и батюшка во время благословения имел вид чрезвычайно серьезный и сосредоточенный, и во всяком его слове сквозила забота и любовь к каждой мятущейся душе. После благословения, батюшка удалился в свою келлию и молился около часу. После долгого отсутствия, батюшка вернулся к нам и молча убрал все со стола.

В один из моих приездов в Оптину Пустынь, я видел как о. Нектарий читал запечатанные письма. Он вышел ко мне с полученными письмами, которых было штук 50, и, не распечатывая, стал их разбирать. Одни письма он откладывал со словами: сюда надо ответ дать, а эти письма, благодарственные, можно без ответа оставить. Он их не читал, но видел их содержание. Некоторые из них он благословлял, а некоторые и целовал, а два письма, как бы случайно дал моей жене, и говорит: вот, прочти их вслух. Это будет полезно. Содержание одного письма забылось мною, а другое письмо было от одной курсистки Высших женских курсов. Она просила батюшку помолиться, так как мучается и никак не может совладать с собой. Полюбила она одного священника, который увлек ее зажигательными своими проповедями, и вот бросила она свои занятия, и бегает к нему за всякими пустяками, нарочно часто говеет, только для того, чтобы прикоснуться к нему. Ночи не спит. Батюшка на это письмо и говорит: вы этого священника знаете, и имели с ним дело. Он впоследствии будет занимать очень большой пост, о котором ему и в голову не приходило. Он еще ничего не знает об этом, но получит он эту власть вследствие того, что уклонится от истины. «Какой же это священник, думаю я, хорошо известный мне?» Тогда батюшка сказал, что это тот студент Духовной Академии, который приезжал со мною в Оптину, в первый раз, и который сватался за мою сестру. Но Господь сохранил мою сестру, через старца Варсонофия, ибо он расстроил этот брак... (Теперь он может быть действительно находится в обновленческой церкви и властвует там). Перебирая письма, о. Нектарий говорит: вот называют меня старцем. Какой я старец, когда буду получать каждый день больше 100 писем, как о. Варсонофий, тогда и можно называть старцем, имеющего столько духовных детей... Отобрав письма, батюшка отнес их секретарю.

О. Нектарий советовал моему отцу продать дом в Петербурге и дачу Финляндии, а то, говорил он, все это пропадет. Но мой отец не поверил и ничего не продал. Это было в начале великой войны.

В 1914 году, мой старший брат поступил послушником в Оптинский скит и исполнял иногда должность келейника у о. Нектария. Он часто присылал отцу письма с просьбой высылать ему деньги. т. к. он покупал различные книги духовного содержания и составлял там собственную библиотеку. Я всегда возмущался этим и говорил, что раз ушел из мира, по призванию, уже порви со своими страстями. А у моего брата была такая страсть: покупать книги. Я написал батюшке о. Нектарию письмо, и довольно резкое письмо, выражающее мое возмущение и удивление. Батюшка не ответил. Брат продолжал присылать свои просьбы, и иногда прямо требования. Тогда я написал батюшке еще более резкое письмо, обвиняя его, что он не сдерживает страсти брата, а потакает ей. Батюшка опять ничего не ответил. Но вот мне удалось, с фронта, во время отпуска, съездить с женой в Оптину. Это было уже в 1917 году, при Временном Правительстве. Приезжаем в обитель, батюшка встречает нас низким, низким поклоном и говорит: спасибо за искренность. Ты писал без всяких прикрас, а то, что у тебя есть на душе, что волнует тебя. Я знал, что вслед за этими письмами ты и сам пожалуешь, а я всегда рад видеть тебя. Пиши и впредь такие письма, а после них являйся и сам сюда за ответом. Вот, теперь я скажу, что скоро будет духовный книжный голод. Не достанешь духовной книги. Хорошо, что он собирает эту духовную библиотеку - духовное сокровище. Она очень и очень пригодится. Тяжелое время наступает теперь. В мире, теперь, прошло число шесть, и наступает число семь. Наступает век молчания. Молчи, молчи, говорит батюшка, и слезы у него текут из глаз... И вот Государь теперь сам не свой, сколько унижений он терпит за свои ошибки. 1918 год будет еще тяжелее. Государь и вся семья будут убиты, замучены. Одна благочестивая девушка видела сон: сидит Иисус Христос на престоле, а около Него двенадцать апостолов, и раздаются с земли ужасные муки и стоны. И апостол Петр спрашивает Христа: когда же, Господи, прекратятся эти муки, и отвечает ему Иисус Христос, даю я сроку до 1922 года, если люди не покаются, не образумятся, то все так погибнут. Тут же пред Престолом Божьим предстоит и наш Государь в венце великомученика. Да, этот государь будет великомученик. В последнее время, он искупил свою жизнь, и если люди не обратятся к Богу, то не только Россия, вся Европа провалится... Наступает время молитв. Во время работы говори Иисусову молитву. Сначала губами, потом умом, а, наконец, она сама перейдет в сердце... Батюшка удалился к себе в келлию, часа полтора молился там. После молитвы он, сосредоточенный, вышел к нам, сел, взял за руку меня и говорит: очень многое я знаю о тебе, но не всякое знание будет тебе на пользу. Придет время голодное, будешь голодать... Наступит время, когда и монастырь наш уничтожат. И я, может быть, приду к вам на хутор. Тогда примите меня Христа ради, не откажите. Некуда будет мне деться...

Это было мое последнее свидание со старцем.

Вспоминается мне еще один случай с о. Нектарием. Моя жена в один из наших приездов в Оптину написала картину: вид из монастыря на реку, и на ее низменный берег, во время заката солнца, при совершенно ясном небе и яркой игре красок. Поставила она свой рисунок на открытом балконе и пошла со мной прогуляться по лесу. Дорогой, мы поспорили, и серьезно, так что совершенно расстроились, и не хотели друг на друга смотреть. Возвращаемся домой: нам сразу бросилась в глаза картина: вместо ясного неба, на ней нарисованы грозовые тучи и молнии. Мы были ошеломлены. Подошли поближе, стали рассматривать. Краски - совершенно свежие, только что наложенные. Мы позвали девушку, которая у нас жила, и спросили, кто к нам приходил. Она отвечает, что какой то небольшого роста, монах, что то здесь делал на балконе. Мы думали, думали, кто бы это мог быть и из более подробного описания монаха и опросов других догадались, что это был о. Нектарий. Это он, владевший кистью, символически изобразил наше духовное состояние с женой. И эта гроза с молниями произвела на нас такое впечатление, что мы забыли свой спор и помирились, ибо захотели, чтобы небо нашей жизни опять прояснилось и стало вновь совершенно чистым и ясным.

Лично мне привелось быть в Оптиной Пустыни в более поздний период, чем о. Василий Шустин, а именно уже во время первой мировой войны.

Преподаватель словесности нашей гимназии рассказывал нам на уроках, как благодаря старцам Гоголь сжег свое гениальное произведение, - вторую часть «Мертвых душ» (Истинное объяснение этого события и его психологический анализ впервые сделал профессор-философ и доктор-психиатр И. М. Андреев - «Православный Путь». Джорданвилль. 1952). Это вызвало у меня предубеждение против старцев вообще.

Но вот началась война 1914 года. Мой брат Владимир, исключительно одаренный, которого любили все без исключения знавшие его, «гордость нашей семьи», глубоко переживал испытания, постигшие нашу родину. Он ушел с благословения родителей добровольно на войну и вскоре был убит осенью 1914 г., когда ему еще не было и 19 лет.

Это была чистая жертва Богу, он «положил душу свою за другие своя». Его смерть привела нашу семью в Оптину Пустынь.

Когда мы искали утешения в духовном, то «случайно» наткнулись на книгу Быкова: «Тихие приюты для отдыха страдающей души».

Там описывалась Оптина Пустынь и ее старцы, о которых до тех пор мы ничего не знали.

И я, при первой возможности, как только начались каникулы в университете, где я тогда учился, поехал в Оптину Пустынь. Там я прожил два месяца. Это было в 1916 г. А в следующем 1917 г. тоже летом, пробыл там две недели.

Затем, оказавшись заграницей, я имел возможность письменно общаться с о. Нектарием до его смерти.

Кроме меня, духовным руководством старца пользовались и некоторые мои знакомые и друзья.

Его благословение приводило всегда к успеху, несмотря ни на какие трудности. Ослушание же никогда не проходило даром.

Монастырь и старцы произвели на меня неожиданное и неотразимое впечатление, которое словами передать нельзя: его понять можно только пережив на личном опыте.

Здесь ясно ощущалась благодать Божия, святость места, присутствие Божие. Это вызывало чувства благоговеинства и ответственности за каждую свою мысль, слово, или действие, боязнь впасть в ошибку, в прелесть, боязнь всякой самости и «отсебятины».

Такое состояние можно было бы назвать «хождением перед Богом».

Здесь впервые открылся мне духовный мир, а как антитеза были мне показаны «глубины сатанинские».

Здесь я родился духовно.

В это время в Оптиной старчествовали в самом монастыре о. Анатолий, а в скиту о. Феодосий и о. Нектарий.

Анатолий-утешитель, Феодосий-мудрец и дивный Нектарий - по определению одного священника, близкого Оптиной.

В сенях «хибарки» о. Анатолия всегда толпилось много народу. Обычно о. Анатолий выходил в сени и благословлял каждого коротким, быстрым крестным знамением, слегка ударяя вначале несколько раз по лбу пальцами, как бы внедряя и запечатлевая крестное знамение. Маленького роста, необычайно живой и быстрый в движениях, он, обходя всех, отвечал на задаваемые вопросы, а затем принимал некоторых отдельно для беседы у себя в келлии. Любовь и ласковость обращения привлекали всегда к о. Анатолию толпы людей. Помню, как во время своей болезни, о. Анатолий, не выходя из кельи, только подошел к окну и сквозь стекло благословлял стечение народа, сосредоточенное снаружи у окна. Увидев его, вся толпа припала к земле.

Напротив, у о. Нектария посетителей было мало; он жил замкнуто в скиту в келлии о. Амвросия и часто подолгу не выходил. Благословлял он широким крестным знамением; медленный в движениях и сосредоточенный, - казалось, он несет чашу, наполненную до краев драгоценной влагой, как бы боясь ее расплескать.

На столе в его приемной часто лежала какая-нибудь книга, раскрытая на определенной странице. Редкий посетитель в долгом ожидании начинал читать эту книгу, не подозревая, что это является одним из приемов о. Нектария давать через открытую книгу предупреждение, указание, или ответ на задаваемый вопрос, чтобы скрыть свою прозорливость.

И он умел окружить себя тайной, держаться в тени, быть мало заметным. Нет его фотографии: он никогда не снимался; это очень для него характерно.

КОНЕЦ ОПТИНОЙ ПУСТЫНИ. ЖИЗНЬ В ХОЛМИЩАХЪ
(1923-28). КОНЧИНА.

Оптина Пустынь продержалась до 1923-го года, когда храмы ее официально были закрыты.

В одном из своих писем, монахиня Нектария сообщала о старце о. Анатолии (Потапове): «Он много страдал». Мы слышали от покойного о. прот. Солодовникова, что его красноармейцы обрили, мучили и издевались над ним. За сутки до смерти, приехали его арестовать. Но старец попросил себе отсрочку на 24 часа, и в этот промежуток отошел ко Господу.

Подробная история Оптиной Пустыни со времени революции нам неизвестна. Доходили иногда отрывочные сведения. Одна очевидица рассказывала, что монахини, подобно птицам из разоряемых гнезд, слетались в Оптину по мере ликвидации женских обителей. Им некуда было деваться, и они тут же ютились. Свое горе несли сюда же и толпы мирян. Спрашивали, как молиться за невернувшихся близких: ужасы революции, гражданская война нанесли потери почти каждому семейству.

После долгого перерыва в 1922-ом году прибыла в Оптину А. К. (впоследствии, монахиня Нектария) с сыном-подростком.

«В 22-м году, когда мы с Мамочкой в первый раз были в Оптииой», рассказывал О. «жив был еще старец о. Анатолий. О тебе мы еще не имели никаких сведений, и Мамочка спросила у о. Анатолия, как о тебе молиться: о здравии, или о упокоении? О. Анатолий спросил маму, не снился ли ты ей как-нибудь? Мама ответила, что видела во сне сыновей едущими на конях: сначала покойного Володю, а потом тебя. Но кони были разных мастей. О. Анатолий сказал: «Ну, чтож! Бог милостив, молись о здравии, Бог милостив!» Мама подумала, что о. Анатолий только утешает.

«После посещения о. Анатолия мы были у Батюшки о. Нектария Мамочка задает Старцу ряд вопросов о дочерях, о себе, обо мне, а о тебе ничего не говорит, т. к. знает, что нельзя по одному и тому же вопросу обращаться к двум старцам. Я этого не знал и полагая, что мамочка забыла о тебе спросить, все время тереблю мамочку и говорю ей: «А Ваня? А Ваня?» Мамочка продолжает неспрашивать. Тогда Батюшка ей и говорит после одного из моих: «А Ваня?» - «Он жив. Молись о здравии. Скоро получишь о нем известие. Тебе было неполезно о нем знать». Приезжаем домой, и мамочка спешит к о. Николаю 3. сообщить, что Ваня жив. Матушка же Екатерина Ивановна, увидев мамочку в окно, выходит и ней навстречу со словами: «А вам письмо от Ванечки».

«Слава Творцу Небесному! Ты жив!», пишет мон. Н. сыну: «О твоей жизни мы узнали за 3 дня до получения твоего письма, от о. Нектария. 14-го июля мы вернулись из Оптиной, а 15-го получили твое письмо к Деме. О. Нектарий сказал: «Он жив, молитесь о здравии, о нем узнаете. Пока не полезно было о нем знать - покоритесь необходимости».

«Старец Феодосий скончался (1920) ; старец Анатолий жив (О. Анатолий скончался через 15 дней, 30 июля 1922 г.), он много страдал, теперь принимает в своей келлийке (только в другой). В том же здании живет о. Иосиф (Иеросхимонах о. Иосиф (Полевой), о котором здесь не раз упоминается, родился в 1852 г., в миру был директором банка в Москве, 46-ти лет ушел в Оптину и пережил ее разгром). Он вывихнул себе ногу и очень печалится, что уже 2 года не может служить, очень был раз нашему приезду».

«Посылаю тебе письмо о. Иосифа. Он существует положительно чудесной милостью Божией, чувствует это и преисполнен радости о Господе. Премудрый и преблагий Господь все устроил предусмотрительно о нем. И количество послужило к его благополучию - никто его не трогает».

«У нас совершается много знамений: купола обновляются, с Св. Креста кровь потекла, богохульники столбняком наказываются и умирают. К несчастью народ в массе не вразумляется, и Господь посылает казни свои. Опять засушливая осень повела к поеданию червями засеянного хлеба. Тех же, кто непоколебимо верует в Господа и надеется на него, Господь осыпает милостями Своими и щедротами».

С последними днями ликвидации Оптиной Пустыни связан еще такой случай: советской властью был туда прислан некий барон Михаил Михайлович Таубе, с университетским образованием, протестант. Ему было предписано разобрать оптинскую библиотеку (впоследствии распроданную большевиками заграничным книгопродавцам). Когда Таубе приехал в Оптину и стал заниматься в библиотеке, он начал ко всему присматриваться, познакомился с о. Иосифом (Полевым), затем стал все более и более интересоваться Оптинской жизнью и ее старцами. Проник и к Нектарию. Подробностей их свидания никто не знает. Очевидным остался только результат: Савл превратился в Павла. Старец сблизил Михаила Михайловича со своим духовником о. Досифеем - «старцем-отроком», о котором еще будет речь дальше, и с о. Агапитом (другом старца Амвросия, глубоким старцем, делателем Иисусовой молитвы, открывшим неправильное учение о молитве Иисусовой в книге схи-монаха Илариона «На горах Кавказа»). Он вошел в близкое общение с о. Досифеем, принял православие. Оставаясь на службе в музее, Таубе стал послушником о. Досифея. Был пострижен в Козельске с именем Агапита. Пока еще жил в Оптиной, он помещался в башне, над той калиткой, которая вела в скит. В его келье лежала лишь одна доска - его ложе. Был делателем Иисусовой молитвы. Он был в ссылке вместе с о. Досифеем и с ним был возвращен в Орел. Вскоре заболел и скончался.

М. Нектария присутствовала при закрытии Оптиной Пустыни в 1923 г. Произошло это следующим образом: «Мамочка, уезжая из Оптиной», рассказывает О., «имела обыкновение спрашивать у Батюшки когда он благословит ей приехать в следующий раз. И вот, Батюшка отвечает: «Приезжай на седьмой недельке (поста), поживешь две недельки и не пожалеешь». Батюшка, когда говорил, улыбался и был очень ласковый. Я в то время учился и поехать с Мамочкой не мог, и она поехала одна, условившись, что я приеду под Пасху. Приехав в Козельск она на вокзале узнала от какой-то женщины, что в Оптиной службы нет, что в монастыре работает ликвидационная комиссия, что арестованы владыка Михей, настоятель о. Исаакий, о. казначей и др., что батюшка о. Нектарий тоже арестован и находится в тюремной больнице в Козельске. Узнав все это, Мамочка тем не менее решилась идти в монастырь, мысленно обращаясь к старцу с просьбой направить ее и указать к кому пойти, у кого исповедоваться и т. д. Помолившись так Батюшке, она направилась к келье о. Иосифа (Полевого) - хромого иеромонаха. Мамочка постучала в дверь, которую открыл... вооруженный винтовкой комсомолец. «Вы к кому?» - «К о. Иосифу». - «Откуда?» - «Из Н-ска» - «Чего сюда приехали?» -«В м-рь молиться Богу». - «Узнали, что закрывается монастырь и примчались за своим золотом! Пожалуйте сюда!» И мамочку арестовывают.

«В этом корпусе были арестованы лица, которых я ранее перечислил и др. Каждый занимал отдельную келью. Для мамочки не было свободного отдельного помещения, и ее посадили возле часового в коридоре. Был уже вечер и маме сказали, что ее отправят в Козельск для следствия. Мамочка сидит и молится, и веря словам Батюшки, что она пробудет здесь «две недельки и не пожалеет». Наступил поздний вечер, ночь. Комсомолец-часовой дремлет, борется со сном, ему трудно бодрствовать, он очень хочет спать. Мамочке его становится жалко, она ему ласково говорит, чтобы он прилег на лавке и, что, если кто-нибудь будет идти - она его разбудит. Почувствовав доверие, часовой засыпает богатырским сном. Мамочка его караулит. Далеко за полночь. Она молится. Вдруг тихонько открывается дверь одной из келлий, показывается седой старец, владыка Михей, и знаком подзывает ее к себе, спрашивая ее, хочет ли она исповедываться и причаститься, у Владыки с собою имеются Св. Дары. Мамочка с радостью соглашается, входит в келью, исповедуется и причащается и на седьмом небе возвращается сторожить спящего часового. О. Нектарий услышал ее молитвенную просьбу! Будучи совершенно уверенной, что «не пожалеет», что приехала в Оптнну, она спокойно дожидалась утра. Утром ее отправили в Козельскую тюрьму. Несколько раз водили на допросы, подозревая, что она приехала в Оптину по какому-то тайному делу. Собирались ее этапом отправить к месту жительства, но из-за отсутствия свободных конвоиров, это отменили. Отпустили в Страстной Четверг утром, предупредив, чтобы ее ноги не было в Козельске. Мамочка пошла на базар и разговорилась с одним мужичком. Он оказался лесником. Имел избу примерно в километре от монастыря в лесу вниз по течению Жиздры. Он пригласил мамочку к себе. Мама накупила на базаре все, что необходимо к Празднику и поехала к нему. На церковные службы приезжали в Козельск, где еще в церквах служили. Потом мамочка и знала, что ее разыскивали в Козельске и в Оптиной, но, переодевшись в одежду жены лесника, она была неузнаваема. В пятницу, или в субботу согласно нашему условию, она меня встретила на вокзале. Я ее не узнал в крестьянском облике: в сапогах, или валенках, тулупе, закутанную в большой платок. (Была ранняя Пасха). Мы с мамочкой встретили Пасху в Козельске. Светлую неделю прожили у лесника. Было очень интересно. Волки подходили к самой избе, выли по ночам».

Таким образом, м. Нектария приобщилась чаши Оптинских исповедников, вместе с ними была вменена в «злодеи», а в результате получилось так, как сказал Батюшка: «Поживешь две недельки и не пожалеешь».

Оптина была закрыта большевиками на Красную Горку (Фомино Воскресение), в 1923 г. Храмы запечатаны. О. Нектарий был арестован и вывезен в Козельск. Об этом моменте сохранились заметки м. Нектарии: «В келью свою старец никого никогда Не впускал, так что келейники не знали что там находится. Когда же пришли описывать его имущество, в первый раз вошли туда и келейники. И что же увидели? Детские игрушки! Куклы, мячики, фонарики, корзинки! Делавшие опись спрашивают: «Зачем это у вас детские игрушки?» А он отвечает: «Я сам, как дитя». Нашли у него церковное вино и консервы - он им и говорит: «Выпейте и закусите». Они и распили вино. Во время ареста у него распух глаз и его поместили сначала в монастырскую больницу, а потом в тюремную. Когда он выезжал из монастыря (на санях), последние слова его были: «подсобите мне» - это, чтобы ему помогли влезть на сани; сел, благословил путь свой и уехал. Мы тогда были там, но его не видели».

Слышали мы в 1935 г. в г. Алжире от священника о. Василия Шустина случай, переданный ему кем-то из эмигрантов.

После отъезда о. Нектария из Оптиной, в его келью большевики привели некоего оккультиста, для обнаружения, как они думали, скрытых здесь сокровищ. Известно, что они широко пользовались оккультными силами для своих целей. Была ночь, в келье горела керосиновая лампа. Колдун-оккультист начал свои чародейства и, хотя лампа продолжала гореть, в комнате наступила мгла. Здесь находилась одна монахиня (их было в это время много в Оптиной). Она взяла четки о. Нектария и ими начертала крестное знамение. Сразу стало светло, а чародей бился на земле в конвульсиях эпилептического припадка.

По выходе из тюрьмы, о. Нектарий сначала жил в селе Плохино в близком соседстве от Козельска, а потом перебрался за 50 верст в село Холмищи. «Милость Божия бесконечна к любящим его. Теперь ему покойнее, чем было в скиту. Последнее время к нему приходило множество народа (главным образом монахини). Он всех исповедывал, благословлял и, по-видимому, очень уставал. Кроме того, был игуменом скита. Теперь ему гораздо покойнее - у него две светлые комнаты и передняя; тепло, монах варит ему обед, а хозяин читает правила. Посетители бывают очень редко. Он такой светленький, радостный, весь преисполнен благодати. Отблеск этой небесной радости изливается и на приходящих к нему и все уходят от него утешенные, умиротворенные». Так пишет м. Нектария и далее в письме от 1 XII, 1923 подтверждает: «Дедушка» (т. е. о. Нектарий) живет в деревне у одного крестьянина. У него две хорошие комнаты: спальня и приемная, с ним живет его келейник Петр, ухаживает за ним и при этом даром работает хозяину. Домик очень хороший: потолки высокие, окна большие, светло и уютно. Дров в лесу сколько угодно: поезжай и набирай. Постоянно Дедушку посещают родные и знакомые со всех сторон. Я прожила у вдовы-матушки вблизи Дедушки два месяца, часто виделась с ним. Меня отвез туда Олежок и потом за мной приехал».

Но далеко не все время жилось Старцу спокойно и хорошо. Из другого источника слышали мы, что хозяин его, грубый материалист, вскоре обнаглел (одна очевидица удивлялась, как Старец поселился у такого человека!) и стал его притеснять, но еще больше теснили власти, вымогая деньги. «Дедушку притесняют», пишет м. Нектария: «Молись о нем ежедневно. Прошлый раз, когда я у него была, он говорил: «У меня все, все плохо». Видно он предвидел, как его и его хозяина будут притеснять» ... «В это лето Дедушке грозили Камчаткой, вот он шутит с О-м, что это за Камчатка, не встречал ли он ее в географии?» В др. письме: «Он просил помолиться о нем самом, т. к. ему не хочется ехать на Камчатку»... Пригласил меня Дедушка на каникулах подольше погостить и разрешил на Пасху его навестить, если будем в Оптиной. На сей раз О. выхлопотал мне и себе билеты и мы ехали в плацкартном поезде. Не знаю, как будет на Пасху н на следующих каникулах: удастся ли получить билеты. Но во всяком случае я живу мыслью, что Дедушка еще будет жив и что я его увижу. Последнее время Дедушка очень грустит, сказал, что у него: «все, все плохо». Не знаю свои ли у него душевные переживания, или он страдает за мир, но знаю, что ему очень печально и прошу тебя усердно поминать его в молитвах и подавать за него на частичку» (поминать на проскомидии).

Осенью 1927-го года большевики обложили особенно тяжелым налогом Денежкина (хозяина дома, где жил о. Нектарий). Некто дал знать об этом священнику о. А. Р., прося сделать сбор среди киевлян. Матушка Е. Г. привезла о. Нектарию очень большую клажу с провизией и собранные для него деньги. Это было сопряжено с чрезвычайными трудностями. Ей удалось передать о. Нектарию все, ею привезенное, в тайне, - гак что даже хозяин не видел. О. Нектарий тогда благословил их семейство образом преп. Серафима и передал о. А-ну наперсный крест.

Таким образом, последние годы о. Нектария были сплошным крестоношением, тесним был он отовсюду. К этому прибавить надо его глубоко-старческий возраст и связанные с ним болезни. Но ясность духа его не покидала и в это время. М. Нектария говорит: «У Дедушки все особенно, - никогда не знаешь, о чем спросить - вот так и заградит уста - и не спросишь при всем желании. Или же ответит шуткой. Когда мы были у него осенью, он очень долго с нами разговаривал, много шутил с О-м, называл его «подходящим для себя учителем», хотел бы позаимствоватся у него учености, примкнуть к научности. Вообще очень много смеялся и нас смешил, а было уже три часа ночи и вскоре благосло в ил нас уезжать, так что я не все спросила, но это не спроста; значит, он не хотел на то ответить, потому что, если иногда забудешь что-либо спросить, он вдруг сам скажет... Он достиг высочайших благодатных даров, но умеет так скрывать их, что даже окружающие совершенно не знают о них, а иногда стараются обмануть его, а он и виду не подает, что все понимает».

Пробираться от станции до села Холмищи было подчас очень нелегко... Особенно это трудно было при весенней распутице. «Была у Дедушки. По случаю разлива рек и дурной погоды, пробыла у него 10 дней, чему была бесконечно рада. Он уже такой хиленький, что удивительно, как он жив. Ножками чуть-чуть передвигает. Шллет тебе благословение и говорит: «Да поможет ему Благодать Божия ныне и присно и во веки». При каждом учении пусть произносит краткое молитвословие: «Господи, отверзи ми ум на учение сие». С одной из таких поездок связан следующий случай: «Однажды, рассказывает О., мамочка была в Холмищах, в страшную распутицу и изорвала обувь. Узнав об этом, Батюшка вынес из своей кельи и дал ей пару матерчатых туфель. И сказал: «Это тебе на память, в утешение, и на Пасху будешь в них щеголять».

«Но идти в них в обратную дорогу по тающему снегу было невозможно. Пришлось пуститься в путь до ж. д. станции Думинищи (25 верст) в прежней разорванной обуви. Вскоре и ту пришлось бросить. Чулки превратились в клочья, и на станцию мамочка добралась босая. Здесь она надела Батюшкины туфли и они ей согрели промокшие и озябшие ноги.

«Для того, чтобы сбылись Батюшкины слова: «На Пасху будешь в них щеголять», мамочка пошла в этих туфлях к Светлой Заутрени. Но позже, когда она дома после отдыха проснулась, то оказалось, что ее единственными ботинками воспользовалась ее воспитанница Леля, которая, надев их, ушла. Таким образом, волей неволей пришлось ей «щеголять» в день Светлого Воскресенья в Батюшкином подарке. Мама потом говорила: «Не надо стремиться содействовать тому, чтобы сбывались слова старца, - это совершается само собою». Туфли эти мы прозвали «щегольками», они хранились на память. В них и похоронили маму».

Такие героические путешествия повторялись: «Вчера вернулись мы от дедушки. Сегодня Вербное Воскресенье. Сейчас у нас и весна во всем разгаре: тепло, деревья зеленеют, солнышко сияет. Путешествие к Дедушке было очень трудное. По случаю разлива рек сообщения на лошадях не было, и мы сделали 75 верст пешком (в обход). Ходили по колени в воде, месили невылазную грязь, скользили по мерзлым кочкам. Местами была и хорошая дорога, но в общем устали настолько, что к концу пути, пройдя версту, ложились отдыхать. Зато Дедушка утешал нас все время. У него, кроме нас, никого не было. С ним мы провели полтора суток».

А вот и другого рода трудности: «У нас размножились очень волки, во многих хозяйствах поуничтожили весь скот. Когда мы с Олежком шли к Дедушке, нас тоже в лесу на дороге встретил волк. Он сидел на дороге, по которой мы шли, потом вежливо уступил нам путь, перешел на опушку леса, потом опять сел сзади нас на прежнее место. Смеркалось. Олик немножко струсил: у нас не было даже палочки, а я же не испытывала ни малейшего страха в надежде на Дедушкины молитвы. Волки - одно из стихийных бедствий крестьянина».

«От мамы получила утешительное письмо», - пишет М. «Там ей отлично живется, часто сидит у ног о. Нектария и спрашивает все, что ей хочется». Но только немногое из того, чему внимала мать Нектария, сидя у ног старца, могло дойти до нас. Этим немногим мы и делимся с читателем.

НАСТАВЛЕНИЯ ОТЦА НЕКТАРИЯ.

Дедушка сказал, что замужество для женщины, это есть служение Пресвятой Троице. Вся ее жизнь в замужестве - есть служение Пресвятой Троице - вот, как велика для женщины ее участь быть женой и матерью. Это на мой вопрос: «Чем я бы могла послужить Господу». Дедушка ответил: «С тех пор, как ты сочеталась законным браком, ты непрерывно служила Пресв. Троице. Законный брак для женщины - есть начало ее служения Пресв. Троице.

Дедушка сказал, что тебе лучше жить вдвоем, если найдется сожитель тихий, кроткий, небранливый: «Со избранным избран будеши»; а от дурного сожителя самому уходить надо.

Нас очень обокрали! Унесли в окно все зимние вещи и платья. О. Нектарий сказал, что когда обокрадут, то не надо скорбеть, а решить, что дали милостыню, и Господь вернет 10 раз. Так что ты не печалься о нас.

Одной знакомой на вопрос, как Христа возлюбить, сказал: «Взять урок у Самого Христа: «да любите друг друга, яко же Аз возлюбих вы». Прежде всего надо стараться ближнего возлюбить, а с ближнего любовь перейдет на Христа. Но ближнего надо возлюбить искренно, а не с расчетом, - тогда только может быть успех».

От того, что душа мятется и не знает за что взяться, помолиться и отговеться с полной верой.

Указаний как жить Дедушка не делает совсем. Я думаю оттого, чтобы не налагать ярма и чтобы вопрошающие не потерпели ответственности за неисполнение того, что он велел. Но на прямые вопросы он всегда отвечает. Напр. я спросила, что делать с помыслами дурными, а он сказал: «повторяй «Господи помилуй» и увидишь, как все земное отходит». В другой раз он мне сказал: «не обращай на них внимания». И по милости Божией, молитвами Дедушки помыслы оставили меня.

Дедушка говорил, что «раньше благодарили Господа, а теперешнее поколение перестало благодарить Господа, и вот оскудение во всем, плоды плохо родятся и какие-то больные».

Дедушка советует, если кому удастся сделать что-либо доброе, или подать милостыню, говорить: Твоим благословением, Господи, совершил я это: «Не можете творити без Мене ничесоже».

Насчет забытого греха, дедушка говорил, что можно его сказать после причащения, когда опять встретишься с духовником.

Еще Дедушка говорил, что очень хорошо, если Господь долго не слушает молитвы. Нужно только продолжать молиться и не унывать: «молитва, это - капитал: чем дольше лежит капитал, тем больше процентов приносит. Господь посылает свою милость тогда, когда это Ему благоугодно; тогда, когда нам ПОЛЕЗНО принять. Если нам что-либо крайне необходимо, тогда следует два-три раза помолиться, и за исполнение просьбы надо благодарить Бога. Иногда через год Господь исполняет прошение. Пример брать надо с Иоакима и Анны. Они всю жизнь молились и не унывали, а все надеялись, и какое послал Господь им утешение!»

Посылаю тебе письмо о. Иосифа (Полевого), присланное письмоводителем о. Нектария. От старца длинное письмо, в котором он отвечает на вопросы. Между прочим: можно ли с товарищами спорить о религии и читать вместе с ними религиозные и антирелигиозные книги? Он не разрешил этого, предупреждая, что может быть нанесена сердечная язва, от которой будет очень трудно избавиться.

Открывать Библию, что откроется, - погрешительно. В сомнительных случаях делать этого нельзя, а нужно только помолиться трижды и что бы после того ни предпринять, все будет для души полезно, а гадать по Библии - погрешительно, и нужно только читать для поучения в слове Божием.

Тебе велел передать, что грех забытый, хоть и вспомнится до причастия, можно потом исповедать, в другой раз. Провести с пользой дни, в которые приобщаешься, так: не торопиться на какие-нибудь дела, дать себе льготу до половины дня, пребывать в молитве, молении и благодарении, почитать Св. Писание.

Старец еще сказал: «Наши самые тяжелые скорби подобны укусам насекомых, по сравнению со скорбями будущего века».

Представь себе мое положение: знаю, что он мысли читает, а тут ужасная мразь лезет в голову - спрашиваю: - что делать? - говорит: «не обращай внимания».

В Дедушке нашла поддержку своего мнения о превосходстве «царского пути» (другими словами, избегать крайностей во всем, в том числе и в подвигах). Когда я там жила два месяца около него, ничего не делала и имела возможность молиться и читать Священные книги, на меня свирепо стал нападать злой дух. Наполнил ум мой такими помыслами, что я не могла взглянуть на иконы, и стыдно было у Дедушки сидеть, т. к. я знала, что он мысли читает. Относительно помыслов он мне ответил, как я уже тебе писала: «не обращай на них внимания». А я пожелала класть поклоны я, чтобы не самовольничать, попросила у него разрешения класть по 100 поклонов в день. Он улыбнулся и спросил: «А усердие есть?» Я говорю: «Есть». Он и разрешил, а через 2-3 дня послал меня говеть за 50 верст. В пути у меня разболелась нога, и я не в состоянии была класть ни одного поклона. С тех пор я никогда не просила разрешения ни на какие подвиги.

Дедушка написал, что хорошее общение житейское можно иметь с неверующими, только молитвенного общения нельзя с ними иметь, и споров о религии нельзя заводить, чтобы Имя Божие в споре не оскорблялось.

Часто читаю из «Шестого часа» молитву: «Яко не имамы дерзновения за премногия грехи наша», т. к. думаю, что в этом и корень наших печалей. Дедушка при всяких неудачах велел говорить: «Господи, верю, что терплю должное и получаю то, что я заслужил, но Ты, Господи, по милосердию Твоему, прости и помилуй меня», и так советует повторять несколько раз, пока не почувствуешь мир в душе.

Дедушка, как-то от себя сказал: «Молись телесно - Господь Бог пошлет Свою благодать в помощь тебе». Это значит, чтобы молиться с поясными поклонами и, когда нужно то, и с земными. Дедушка даже встал перед иконами, положил медленно крестное знамение на себя и поклонился низенько, коснувшись рукой правой до земли и мне сказал: «Молись так».

Молись, чтобы Господь воцарился в сердце твоем - тогда преисполнится оно великим ликованием и радостью, и никакая печаль не в силах будет потревожить его. Для этой цели Дедушка советовал молиться так: «Господи, отверзи двери милости Твоей».

Дедушка велел мне готовиться к постригу. Я очень обрадовалась-правда, как тебе странно это слышать от меня? Помнишь мое отношение к монахам? Как я их жалела, что у них нет своей воли, что они все должны делать так, как им прикажут и т. д. А вот теперь я постигла, что нет большего счастья, как находиться на послушании, когда ты можешь быть уверенной, что исполняешь волю Божию и не отвечаешь за свои поступки.

Дал мне дедушка маленькое келейное правило: 30 раз «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную»; 10 раз «Пресвятая Владычице Богородице, спаси мя»; 10 раз «Святый Ангеле Хранителю мой, моли Бога о мне» и 10 раз «Вси Святии, молите Бога о мне». Причем прибавил: «Как ты скажешь: «Вси святии, молите Бога о мне» - так все святые скажут на небе: «Господи помилуй» - и будет тебе приобретение».

Теперь я всякий раз, как говорю: «Вси святии, молите Бога о мне» - я представляю себе, как все святые - все небо - взывают ко Господу: «Господи помилуй».

Молись за Дедушку, он сказал: «Ваши молитвы меня утешают и мне помогают». Я живу от поездки до поездки. Какая великая милость Божия иметь возможность повидаться с ним и поговорить.

Получил ли ты письмо в котором я восторгаюсь творением преп. Исихия? Я его всю жизнь искала, а оно, оказывается лежало у нас в кладовке, и только чудесным образом я его нашла после того, как спросила у Дедушки: как открыть двери сердца.

О-у сказал, что у него есть талант (но не сказал какой) и продолжал: «Это хорошо не объявлять талантов, а то могут украсть».

Жизнь определяется в трех смыслах: мера, время и вес. Самое прекрасное дело, если оно будет выше меры, не будет иметь смысла. Ты приникаешь к математике, тебе дано чувство меры, помни эти три смысла, ими определяется вся жизнь.

О мере и весе я понимаю, но что есть время? Эпоха ли? - Он молча улыбнулся.

Но есть и большее искусство - слово. Слово воскрешающее и убивающее (псалмы Давида). Но путь к этому искусству через личный подвиг, путь жертвы. РИ один из многих тысяч доходит до него.

На втором Аржеронском (во Франции) съезде Христианского Движения, который имел место приблизительно в 1926 году, среди других докладчиков находился и проф. Бердяев. Преосвящ. Вениамин, тогда инспектор Богословского Института в Париже, выступил с возражениями, как православный епископ, против некоторых положений доклада Бердяева, противоречивших православному учению. Последний обиделся, сейчас же забрал свои чемоданы и уехал. На другой день на съезд прибыл м. Евлогий и сделал еп. Вениамину строгое внушение. Вл. Вениамин, желая проверить себя, обратился к о. Нектарию (В это время мы имели возможность письменно общаться с о. Нектарием). Старец ответил: «В таких обществах (как Христианское Движение) вырабатывается философия, православному духу неприемлемая». Затем, пришло подтверждение еще более точное, что он не одобряет именно то общество, (т. е. Движение), на собрании которого был оскорблен Вл. Вениамин.

В тот же период времени некто Г-м обратился к отцу Нектарию за указанием, можно ли ему поступить в Академию (Богословский институт в Париже), выражая опасение, что она еретическая. С последним о. Нектарий согласился, но поступить в академию благословил и сказал: «Какая бы она ни была, ученому мужу помехи не будет. Знать науку, какую будут преподавать, ему не помешает».

Тогда же произошел один прискорбный случай на Сергиевском подворье: на кухню Богословского института пришел человек, имевший сухую руку, и просил там какой-нибудь работы. Таковой не нашлось; тогда он здесь же в саду застрелился.

Владыка Вениамин очень скорбел, написали отцу Нектарию. Церковно поминать самоубийц воспрещено канонами. О. Нектарий посоветовал вл. Вениамину читать псалтирь келейно по умершем в течение сорока дней, а также найти еще двух чтецов, чтобы довести их число до трех. При этом о. Нектарий сказал: «Господь отымает разум у человека, на что скот не решается - человек решается».

СЛУЧАИ ПРОЗОРЛИВОСТИ И ЧУДЕСНОЙ ПОМОЩИ.

Чтобы не навести на человека греха непослушания, или забвения, или нерадения, Дедушка не налагает никаких правил ни на кого, но, по его молитвам, человек сам (с помощью, конечно, Господа) наталкивается на подходящие в данное время для него книги, встречает людей, могущих ему в этом помочь. Какое величие смирения и любви к людям! Как дивен Бог во Святых Своих!

Я заметила, что если только написать Дедушке просьбу о чем либо, то в то же время приходит помощь от него. Очевидно, по милости Божией, душа его слышит все просьбы, обращенные к нему.

У Дедушки был такой случай: одна молодая девица пришла просить благословения на монашество, а он сказал: «Нет, у тебя будет жених, ты выйдешь замуж, родишь сына и он будет весить 10 фунтов»... Так и случилось в точности, и она года через два принесла прелестного бутузика к Батюшке на благословение.

Лида Б. искала целый год какого-нибудь места и не могла найти, летом работала поденно на фермах за гроши: пахала, убирала воловники, одним словом, страдала невероятно, - хотела наняться кухаркой, прачкой - и нигде не могла. Я посоветовала ей молиться о здравии Дедушки - и вот она через три дня получила место в деревне учительницы. Радость ее неописуема.

Ты просил написать, что говорил в последний раз Дедушка. Когда мы приехали, Олежок был болен. Температура у него была 40 гр. Я говорю Батюшке: «Олежок у меня болен», а он говорит, улыбаясь: «Хорошо поболеть в добром здоровье». На другой день дал ему яблочко и говорит: «Вот тебе лекарство». А когда благословлял нас в путь, сказал: «Когда будете лошадей кормить, пусть Олег выпьет кипяточку и будет здоров». Мы так и сделали, Олежок выпил кипяточку, заснул и проснулся, говоря: «Мамочка! - я здоров».

4. 13. 24. Один мальчик пожаловался Дедушке, что его в школе товарищи обижают, а Дедушка сказал улыбаясь: «а ты призови Георгия Победоносца на помощь, так ты всех их победишь, только ножками задрыгают». Так в точности и случилось. Он, как ринулся на самого забияку, призвав Георгия Победоносца на помощь, так тот только ногами задрыгал и с тех пор его никто не трогает.

Олежка он благословил хлопотать о жаловании и вот чудесным, можно сказать, образом он получил его - и не только за этот год, а и за весь прошлые без всякой протекции, между тем, в прошлом году ему отказали. Олежок благословлялся, чтобы ему хорошо учиться - к до сих пор у него по всем предметам, которые идут в аттестат, весьма удовлетворительно.

Он благословил меня заниматься уроками, и ко мне сами напросились 6 учеников и все как на подбор детки умные, способные, верующие!

Ах как печально, что мы живем далеко от Дедушки и редко можем прибегать к его благословению.

Мать двоих из учеников м. Нектарии поручила ей спросить Старца, в какое учебное заведение определить своих сыновей. «Никуда не надо отдавать их: достаточно для них и того, чему ты их учишь». М. Нектарии неловко было передавать эти слова Старца, т. к. мало ей знакомая мать этих детей могла подумать, что она говорит это с целью сохранить за собою учеников. Так и вышло: мать только пожала плечами и отослала детей в школу. Там они попали в дурное содружество, развратились, стали воровать одежду и вещи товарищей, а потом вышли грабить и на улицу и попали в число малолетних преступников.

Не помню, что тебе писала из разговора с Дедушкой, но важного для нас он сказал, что О. окончит учиться, и просил молиться о нем самом, т. к. ему не хочется ехать на Камчатку.

Дедушка был по обыкновению очень веселый, много шутил и смеялся. На прощанье нам сказал: «Милости просим, приезжайте еще, хотя вам от меня нет никакой пользы, зато мне от вас есть польза», намекая на гостинцы, которые мы ему привезли.

У нас есть одна знакомая семья. Жена верующая и хорошая христианка и молитвенница, а муж насмешник над постами и слабо верующий. Вот они были в чрезвычайно бедственном положении, продавали последнее. Она усердно ходила в храм, а муж допекал ее, что она все разносит по попам и что из-за этого они погибнут с голоду. В отчаянии она была близка к самоубийству и хотела бросить мужа, не будучи в состоянии терпеть его постоянных укоров. В горе обратилась к Дедушке. Он ей через меня передал: «Пусть отслужит молебен Святителю Николаю - Господь ей поможет». Она в тот же день продала какую-то вещь и отслужила молебен Св. Николаю. Спустя два дня муж ее встречает товарища, который ему предлагает службу. Он с радостью соглашается. Но у нас в (С.С.С.Р.) службу нельзя получить не члену союза, а и члены союза тысячами ждут очереди. Он пошел к тому, от кого зависело его назначение. Тот говорит: «удивляюсь даже, как вы можете ко мне обращаться, зная правила и видя тысячные очереди, а он не член». Он возвращается к товарищу, тот говорит: «я без согласия союза ничего не могу сделать». Тот идет опять в союз и говорит: «Я погибаю, сделайте хоть раз в жизни доброе дело - в ваших руках моя жизнь». В результате получил место: 120 руб. (60 дол.) в месяц и 4 с половиной руб. суточных - всего около 250 руб. (а у нас старые служащие в управл. жел. дор. и в других учреждениях получают 30-40 рублей в месяц). При чем служба разъездная, и он раз в месяц приезжает домой, как желанный гость. Всего величия этого чуда ты не можешь понять, не имея представления о том, как трудно здесь вообще попасть на службу, и не зная, что не члену союза это совершенно невозможно и что ежемесячно у нас происходят сокращения штатов, при чем десятками увольняются со службы, прослужившие даже по 10-15 лет. Жена достигла всего: и его нет дома, так что она беспрепятственно молится, постится, и с мужем отношения наладились, и он, уезжая сказал «молись за меня». Остается воскликнуть: Дивен Бог во святых Своих!

Через шесть лет сбылось предсказание о. Нектария, что Л-а не возьмут на военную службу. Л-ъ благословения о. Нектария занимался физкультурой и стал инструктором в этой области. И вот, на призывной комиссии он произвел на всех впечатление своим атлетическим сложением и здоровьем. Казалось, призыв был неминуем. Вечером Л. должен был прийти в канцелярию за указанием места назначения. Но там ему велели явиться на другой день. И так повторялось несколько раз. Л. и все родные беспокоились, т. к., не понимая причины отсрочки, опасались нет ли политического преследования. Наконец, объявили, что Л. освобождается от воинской повинности, как инструктор гимнастики. Оказалось, что в том году инструкторов не хватало, и только единственно в этом призыве их освобождали.

Дедушка разрешил в июне побывать в Саровской пустыни и на возвратном пути посетить и его. Это будет через два месяца. Пиши заранее все, что нужно узнать, я Дедушку обязательно спрошу и о старцах, о том, что образ старца может затемнить образ Божий, о рассуждении, обо всем.

Спросила я его о кончине мира. Он мне показал письма, которые ему присылают: о видении Спасителя, Который говорил, что вскоре конец мира, о выдержке из газет, что появился Мессия в Индии, а Илия в Америке, и т. п. Много говорил, но и улыбался, а предварительно перед тем, сразу при встрече нас, обратился с такими словами: «что это вы все обращаетесь к моему худоумию - вот обратитесь к оптинским монахам». Я улыбнулась, а он говорит: «Это я вам серьезно говорю, они вам скажут все на пользу». Когда я повидалась с ними, они и говорят: «Есть люди, которые занимаются изысканиями признаков кончины мира, а о душах своих не заботятся, это все они делают ради других» (очевидно, чтобы сообщить сенсационную новость). Так вот, монахи мне сказали, что людям не полезно знать время второго пришествия: «Бдите и молитесь», сказал Спаситель, значит не надо предугадывать событий, а в свое время верным будет все открыто. Дедушка остался доволен ответом монахов, т. к. он тоже не сторонник того, когда доверяют всяким фантазиям в этой области. Я спросила: «Батюшка, а говорят, что и Иоанн Богослов придет?» Он ответил: «Все это будет, но это великая тайна». И еще сказал: «Во дни Ноя Господь в течение ста лет говорил, что будет потоп, но Ему не верили, не каялись и из множества людей нашелся один праведник с семейством» («Так будет и в пришествие Сына Человеческого» (Мф. XXIV, 37). И еще Дедушка много раз повторял: «Держитесь твердо Православия».

Во время моей исповеди Дедушка много раз повторял: «Боже, буди ко мне милостив!»

Приводим случаи прозорливости о. Нектария, переданные нам профессором И. М. Андреевым.

Профессора Комарович и Аничков во время путешествия к о. Нектарию (к этому посещению мы еще вернемся в дальнейшем), спорили об имяславии, при чем один из профессоров, возражая против имяславия, привел пример, когда имя Божие произносится попугаем, или граммофонной пластинкой.

Когда эти профессора прибыли к о. Нектарию, с желанием выяснить этот вопрос у старца, то последний предварил их и, прежде, чем они успели спросить его об этом, предложил им выслушать «сказочку». Смысл этой сказки был такой: в одном доме в клетке жил попугай. Горничная этого дома была очень религиозная и часто повторяла краткую молитву: «Господи, помилуй!» Попугай научился тоже повторять эту молитву. Однажды, когда горничная вышла, забыв закрыть клетку, вбежала в комнату кошка и бросилась к клетке. Попугай в ней заметался и закричал голосом горничной: «Господи, помилуй!» Так как кошка очень боялась горничной, то, услыхав голос последней, со страху убежала. Оба профессора были очень потрясены этим рассказом о. Нектария.

Однажды, в 1927 г. о. Нектарий дал указание одному своему духовному сыну прийти к своим знакомым, жившим на Аптекарском острове в Петрограде, и при этом сказал: «Там вы встретитесь с бухгалтером деревообделочного завода, который вам достанет работу». Прийдя к своим знакомым, этот человек, действительно, встретил там бухгалтера такого завода. Они познакомились, и этот последний устроил его на работу на своем заводе.

Проф. И. М. Андреев в течение 1927 года находился в переписке с о. Нектарием, через одного монаха 3., жившего в Козельске. О. Нектарий, давая свои указания, предсказал профессору, что ему предстоят очень тяжкие испытания и страдания, но что в конце концов все кончится благополучно и он выйдет на свободу и будет иметь возможность активно служить Православной Церкви. В феврале 1928 года этот профессор был арестован за участие в Катакомбной Церкви, сослан в Соловецкий концлагерь, а затем был в ссылках. Но кончилось все это благополучно, и после войны 1941-1945 г. профессор эмигрировал в Америку.

Нельзя обойти молчанием отношения старца Нектария с Патриархом Тихоном и значение старца в жизни Церкви.

Один из постоянных посетителей о. Нектария рассказывает об этом следующее: «Патриарх Тихон не был у Батюшки о. Нектария, и Батюшка не был у Патриарха. Кажется, не было и переписки между ними, однако, многие вопросы решались Патриархом в соответствии с мнением Старца. Это происходило через лиц близких к Патриарху и общавшихся с Батюшкой. Последний на тот или иной вопрос высказывал свою точку зрения, или говорил иносказательно, рассказывая о каком-либо случае. Эта беседа передавалась Патриарху, который всегда поступал по совету Батюшки.

Положение Патриарха было чрезвычайно тяжелым. Власть стремилась разбить христианские устои. Организовывался раскол, выразившийся в т. наз. обновленчестве; образовывались и другие группы, основанные не на чисто христианских, а на политических соображениях. В то же время Оптина, находясь под руководством старцев вообще и последнего старца Батюшки о. Нектария в особенности, шла по твердому пути, не уклоняясь в стороны. Оптина авторитетом Старца распространяла свое влияние во все уголки России, т. к. к ней текли со всех сторон преданные Церкви люди, несмотря на трудности и опасности. Архиереи, священники и миряне и лично, и письменно, и устно - через других лиц обращались к Старцу за разрешением духовных, церковных и житейских вопросов. Взгляд Старца на тот, или иной вопрос был абсолютным авторитетом и быстро распространялся среди истинно верующих людей, которые и являлись опорой Патриарху во всех его начинаниях; но был и такой случай: Патриарх, подчиняясь безбожным Церкви влияниям, издал указ о переходе богослужений на новый стиль. Оптина и духовенство, находящееся под ее влиянием, были весьма смущены этим указом и воздерживались от его введения в церковную жизнь. Это и другие обстоятельства, как напр., мнение митрополита Арсения, ускорили отмену патриархом нового стиля.

Совсем иное положение создалось с приходом к власти митрополита Сергия: между последним и о. Нектарием общения не было.

Еще до выхода декларации м. Сергия, тем же летом 1927 года старец Нектарий в беседе с посетившими его профессорами Комаровичем и Аничковым назвал м-та Сергия обновленцем. На их возражение, что последний покаялся, старец ответил им: «Да, покаялся, но яд в нем сидит».

С момента выхода этой декларации, предавшей Церковь в руки врагов, начался отход от м-та Сергия лучших епископов и стойких верующих.

Процесс был длителен: некоторые медлили с отходом, надеясь, что благодаря обличениям, м-т Сергий образумится; но, наконец, процесс закончился в 1929 году, когда катакомбную Церковь возглавил митрополит Кирилл, вознося имя митрополита Петра ** (К этому времени относится предсказание о. Нектария, сделанное летом 1923 г. о закрытии всех церквей. Приводим его полностью: 19-3-1924. Летом (1923) Дедушка говорил, что церкви на время откроют, но через 5 лет все церкви закроют. Первое сбылось у нас, так, что мынаслаждаемся чудным церковным пением ).

Старец не дожил до этого события. Последний год своей жизни, (1927-1928) , отец Нектарий был очень слаб и почти никого не принимал. Его силы заметно угасали. В декабре 1927-го года думали, что старец умирает, однако, наступило временное улучшение.

Но в конце апреля 1928 г. стало ясно, что конец приближается. Когда отца Нектария спросили, кого вызвать для напутствия, он указал на отца Сергия Мечева, который подписал перед этим протест против декларации м-та Сергия.

О. Сергий приехал, исповедал и причастил отца Нектария, и сразу уехал. Отец Нектарий в этот же день, 29-го апреля, поздно вечером тихо отошел ко Господу.

Хоронили его только на 4-ый день, 2-го мая, так как все время из разных городов прибывали группы верующих.

В день погребения наблюдалось необычайное стечение народа из ближайших и дальних мест. Погребение длилось с 5-ти утра до 5-ти часов вечера. Казалось, совершается какое-то великое торжество. Было много духовенства. Предстоятельствовал о. Сергий Мечев.

И. М. Концевич.

* Прот. Четвериков ошибается, когда говорит, что после о. Амвросия «старчество, хотя и не угасло, но не имело прежней силы и славы». (Оптина Пустынь). Эту ошибку повторяют с его слов и современные агиографы, в том числе и проф. Игорь Смолич в своем обширном труде на немецком языке "Russisches Moenchtumт". 1953. Wurzburg.

Всю силу и полноту благодатных дарований имели и последующие старцы. К этому убеждению приходишь, хотя бы, при ознакомлении с жизнеописанием старца Иосифа, непосредственного ученика и преемника о. Амвросия. Всею полнотою «славы» и незыблемого авторитета пользовались среди верующих также и другие старцы, например, о. Варсонофий, которого почти замолчали наши эгиографы, также о. Нектарий, о котором здесь идет речь. Уменьшились не «сила и слава» старцев, а число верующих.

** См. Проф. Андреев. Краткий обзор Истории Русской Церкви от революции до наших дней. Джорданвилль. 1952. стр. 51

С реди великих оптинских старцев особой любовью пользовался последний из них - старец Нектарий [Тихонов]. Родился он в городе Ельце в 1858-ом году у бедных родителей Василия и Елены Тихоновых и при крещении получил имя Николай. Отец его работал на мельнице и рано умер. С матерью у Николая была самая глубокая душевная близость. Она была с ним строга, но больше действовала кротостью и умела тронуть его сердце. Но и мать умерла рано. Остался Николай в юном возрасте круглым сиротой.

В 1876-ом году пришел он в Оптину пустынь, неся в котомке за плечами одно лишь Евангелие. “Господи! Какая красота здесь, солнышко ведь тут с самой зари, и какие цветы! Словно в раю!” - так вспоминал преподобный о своем первом впечатлении от Оптиной. Николая принял сам старец Амвросий. Беседа с этим великим прозорливцем произвела на Николая такое впечатление, что он навсегда остался в Оптиной. Его духовными руководителями стали старцы Антоний (Зерцалов) и Амвросий.

Первым послушанием Нектария было ухаживать за цветами, потом его назначили на пономарское послушание. Дверь его кельи выходила прямо в сторону церкви. Здесь он прожил 25 лет. Из-за наложенных на него послушаний он часто опаздывал на богослужения и приходил в храм с красными, опухшими, словно заспанными глазами. Братья жаловались на него старцу Амвросию, а тот отвечал, как у него было в обычае, в рифму: “Подождите, Николка проспится - всем пригодится.”

Послушанию придавалось великое значение. “Самая высшая и первая добродетель - послушание. Христос ради послушания Своему Отцу пришел к нам, и жизнь человека на земле есть послушание Богу.” Уже в зрелые годы отец Нектарий и сам не раз говорил: “Без послушания человека сначала охватывает порыв, горение, а потом приходит расслабление и охлаждение. А в послушании сначала трудно, а потом сглаживаются все препятствия.”

В эти годы отец Нектарий много читал и занимался самообразованием. Читал он не только духовную литературу, но и научную, занимался математикой, историей, географией, русской и иностранной классической литературой, изучал языки - латынь и французский. В 1894-ом году отец Нектарий был посвящен в иеродиаконы, а четыре года спустя Калужский архиепископ Макарий рукоположил его в иеромонахи. О своем рукоположении отец Нектарий рассказывал следующее:

"Когда владыка Макарий посвящал меня в иеромонахи, то, прозревая мое духовное неустройство, после рукоположения он сказал мне краткое и сильное слово. И это слово было настолько сильно, что я до сих пор его помню, - сколько же уже лет прошло, - и до конца дней моих не забуду. И много ли сказал мне? Он подозвал к себе в алтарь и говорит: “Нектарий, когда ты будешь скорбен и уныл и когда найдет на тебя тяжкое искушение, ты тверди только одно: “Господи! Пощади, спаси и помилуй меня раба Твоего.” Только всего и сказал мне владыка! Но этот совет спасал меня много раз и доселе спасает, ибо был сказан с властью.”

От какой именно беды спасло его это слово, осталось неизвестным, но о нескольких искушениях своих старец однажды рассказал. Одно было в первые годы его послушничества. В молодости у него был прекрасный голос, а музыкальный слух сохранился и до старости. В первые годы своей жизни в Оптиной он пел в скитской церкви на правом клиросе и даже должен был петь “Разбойника благоразумного.” Но в скиту был обычай: раз в год в Великий пост в скит приходил монастырский регент и отбирал лучшие голоса для монастырского хора. Брату Николаю тоже грозил переход из скита в монастырь, а этого ему не хотелось. Но и петь “Разбойника” было утешительно и лестно. И все же он в присутствии регента стал немилосердно фальшивить - настолько, что его перевели на левый клирос, и, конечно, больше вопрос о его переводе не поднимался.

Другое искушение постигло его, когда он, будучи иеромонахом, стал полузатворником. Он почти перестал выходить и окна своей кельи заклеил бумагой. Это он сделал, чтобы усилить свой молитвенный подвиг и самообразование. Постоянное чтение дало ему, кончившему только сельскую школу, такие разносторонние познания, что он мог свободно беседовать на общекультурные и специальные темы, а не только духовные. Он мог говорить о Пушкине и Шекспире, Мильтоне и Крылове, Шпенглере и Хаггарте, Блоке, Данте, Толстом и Достоевском. В час отдыха после обеда он просил читать ему вслух Пушкина или какие-нибудь народные сказки - русские или братьев Гримм.

И вот, почерпнув из книг широту и многообразие мира, он страстно захотел путешествовать, чтобы своими глазами увидеть то, о чем читал. В это время в Оптину пришло предписание из Святейшего Синода отрекомендовать одного из иеромонахов во флот на корабль, назначенный в кругосветное плавание. Отец архимандрит предложил это назначение иеромонаху Нектарию. Тот так обрадовался и взволновался, что, придя от архимандрита, стал собирать вещи, забыв впервые о том, что в Оптиной ничего не делается без старческого благословения. Только через некоторое время он опомнился и пошел за благословением к старцу Иосифу. Но тот не благословил его на это путешествие, и отец Нектарий смирился.

Чтобы не возгордиться, отец Нектарий начал понемногу юродствовать. Например, поверх подрясника он одевал цветные кофты; кушанья, подаваемые в трапезной, он сливал в один котелок, все вместе - и кислое, и сладкое, и соленое; по скиту он ходил с валенком на одной ноге, а башмаком на другой. Еще больше он стал смущать монахов в период своего старчествования, когда обзавелся разными игрушечными автомобилями, пароходиками, поездами и самолетиками.

Переход из уединенной кельи к общественному служению дался ему нелегко. В 1913 году по настоянию отца Венедикта, Боровского настоятеля и благочинного монастырей, оптинская братия собралась, чтобы избрать нового старца. Сначала старчество предложили архимандриту Агапиту, жившему в Оптиной на покое. Это был человек обширных познаний и высокого духа, автор прекрасного жизнеописания старца Амвросия, который решительно уклонялся от архиерейства, не раз ему предлагаемого. От старчества он тоже наотрез отказался. Отец Агапит держал лишь нескольких близких учеников. Одним из них был иеромонах Нектарий.

Когда братия стала просить отца Агапита указать на достойного кандидата, он назвал отца Нектария. Тот же по своему смирению даже не присутствовал на собрании. Братия заочно избрала отца Нектария в старцы и послала за ним отца Аверкия. Тот приходит и говорит: “Батюшка, вас просят на собрание.” А отец Нектарий отказывается: “Они и без меня выберут кого надо.” - “Отец архимандрит послал меня за вами и просит вас прийти,” - настаивал отец Аверкий. Тогда отец Нектарий покорно надел рясу и как был - одна нога в туфле, другая в валенке - пошел на собрание. “Батюшка, вас избрали духовником нашей обители и старцем,” - встречают его. “Нет, отцы и братия! Я скудоумен и такой тяготы понести не смогу,” - возражает отец Нектарий. Но архимандрит говорит ему решительно: “Отец Нектарий, прими послушание.” И тогда он подчинился.

В этот период старец Нектарий сблизился с Константином Леонтьевым, который, живя в Оптиной, читал ему в рукописи свои произведения. У академика Болотова, принявшего монашество, он учился живописи и до последних дней своей жизни следил за ней, интересовался новейшими течениями в искусстве и делал эскизы икон. Например, эскиз Благовещения он сделал в последний год своей жизни в Оптиной.

Живопись, к которой старец Нектарий имел способность, была ему особенно близка. “Теперь живописное искусство в упадке, - говорил он. - Раньше художник готовился к написанию картины - и внутренне, и внешне. Прежде чем сесть за работу, он приготавливал все необходимое: холст, краски, кисти и т.д., а картину писал не несколько дней, а годы, иногда всю жизнь, как например, художник Иванов свое “Явление Христа народу.” И тогда создавались великие произведения. А сейчас художники пишут второпях, не продумав, не прочувствовав … Например, когда пишешь духовную картину, нужно, чтобы свет не на Ангела падал, а из него струился.”

Старцу очень хотелось, чтобы была создана картина Рождества Христова. “Нужно, чтобы мир вспоминал об этом величайшем событии, ведь оно произошло только один раз в истории! … Пастухи в коротких, изодранных по краям одеждах стоят лицом к свету, спиной к зрителю. А свет не белый, а слегка золотистый, без всяких теней и не лучами или снопами, а сплошь, только в самом дальнем краю картины слегка сумрак, чтобы напомнить, что это ночь. Свет весь из ангельских очертаний, нежных, едва уловимых, и чтобы ясно было, что это красота не земная - небесная, чтобы не человеческое это было!” - прибавил батюшка с особой силой. А в другом случае старец сказал одной девушке: “Почему пастухи удостоились в эту ночь увидеть ангелов? - Потому, что они бодрствовали.”

Однажды старцу показали икону Преображения Господня, где яркость Фаворского света достигалась контрастом с черными узловатыми деревьями на переднем плане. Старец велел их стереть, объясняя, что где Фаворский свет, там нет места никакой черноте … Когда загорается этот свет, каждая трещинка начинает светиться.”

Ценные воспоминания о старце Нектарии можно найти у отца Василия Шустина, который вместе со своей супругой навещал его. “Батюшка говорит мне, - рассказывает о. Василий - Вытряси прежде самовар, затем налей воды. Вода стоит вот там, в углу, в медном кувшине, возьми его и налей.” Кувшин был массивный, ведра на два. Попробовал его подвинуть, нет - силы нету. А батюшка мне говорит: “Ты возьми кувшин и налей воду в самовар.” - “Да ведь, батюшка, он слишком тяжелый, я его с места не могу сдвинуть.” Тогда батюшка подошел к кувшину, перекрестил его и говорит: “Возьми.” Я поднял. Кувшин показался мне совершенно легким.

После вечерней молитвы к старцу Нектарию приходила скитская братия, чтобы принять благословение перед сном. Это совершалось каждый день, утром и вечером. Монахи все подходили под благословение, кланялись, и при этом некоторые открыто исповедовали свои помыслы, сомнения. Батюшка одних утешал, подбодрял, другим вслед за исповедью отпускал их согрешения, разрешал сомнения, и всех умиротворенных любовно отпускал. Это было умилительное зрелище. Батюшка во время благословения имел чрезвычайно серьезный и сосредоточенный вид, и во всяком его слове сквозила забота и любовь к каждой мятущейся душе. Потом батюшка удалился в свою келию и молился около часа. После долгого отсутствия батюшка вернулся к нам и убрал все со стола.

В один из моих приездов в Оптину пустынь, - вспоминает отец Василий, - я видел, как отец Нектарий читал запечатанные письма. Он вышел ко мне с полученными письмами, которых было штук 50, и, не распечатывая, стал их разбирать. Одни он откладывал со словами: “Сюда надо ответ дать, а эти благодарственные можно без ответа оставить.” Он, не читая, видел их содержание. Некоторые из них он благословлял, и некоторые даже целовал, а два письма, как бы случайно, дал моей жене и говорит: “Вот, прочти их вслух, это будет полезно.”

В 1914-ом году мой старший брат [брат о. Василия] поступил послушником в Оптинский скит и исполнял иногда должность келейника у старца Нектария. Он часто просил отца выслать деньги на покупку книг духовного содержания и составлял там собственную библиотеку. Я всегда возмущался этим и говорил: “Раз ушел из мира по призванию, то порви со своими страстями.” А у него была страсть покупать книги. Я по этому поводу написал о.Нектарию письмо со своим возмущением. Батюшка не ответил. Брат продолжал. Я написал еще более резкое письмо батюшке, обвиняя, что он не сдерживает страсти брата. Батюшка опять ничего не ответил. В 1917 году мне удалось с фронта съездить с женой в Оптину. Батюшка встречает нас с низким поклоном и говорит: “Спасибо за искренность. Я знал, что после писем ты и сам приедешь, я всегда рад тебя видеть. Пиши всегда такие письма, а потом являйся сам за ответом. Вот теперь я скажу, что скоро будет духовный книжный голод. Не достанешь духовных книг. Хорошо, что он собирает это духовное сокровище, оно очень пригодится. Тяжелое время наступает теперь. В мире прошло число шесть и наступает число семь, век молчания. Молчи, молчи, - говорит батюшка, а слезы у него текут из глаз. Государь униженный терпит за свои ошибки. В 1918 году будет еще тяжелее. - Государь и вся семья будут убиты, замучены. Одна благочестивая девушка видела сон: сидит Иисус Христос на престоле, а около него 12 апостолов, и раздаются с земли ужасные стоны. И апостол Петр спрашивает Христа: Когда же, Господи, прекратятся эти муки? - И отвечает ему Иисус Христос: “Даю Я сроку до 1922 года. Если люди не покаются, не образумятся, то все так погибнут.” Тут же перед Престолом Божьим предстоит и наш Государь в венце великомученика. Да, этот Государь будет великомученик. В последнее время он искупил свою жизнь, и если люди не обратятся к Богу, то не только Россия, но и вся Европа провалится.

С самого начала отец Нектарий не хотел старчествовать и тяготился этим послушанием. Большую часть времени он жил замкнуто в келье старца Амвросия. По смирению отец Нектарий говорил о себе: “Ну, какой я старец и как могу я быть наследником прежних старцев? … У них благодать была целыми караваями, а у меня лишь ломтик.” На столе в его приемной обычно лежала какая-нибудь книга, раскрытая на определенной странице. Посетитель в долгом ожидании начинал читать эту книгу, не подозревая, что это является одним из приемов отца Нектария давать через открытую книгу предупреждение, указание или ответ на задаваемый вопрос, чтобы скрыть свою прозорливость. Посетителей старец благословлял широким крестным знамением. Медленный в движениях и сосредоточенный, - казалось он несет чашу, наполненную до краев драгоценной влагой, как бы боясь ее расплескать.

С революцией для старца Нектария начался период тяжелых испытаний. При распаде Оптиной пустыни старец Нектарий хотел было совсем отказаться от духовного руководства другими и закончить свою жизнь странником. Но тут во сне явились ему почившие раньше оптинские старцы и сказали: “Если хочешь быть с нами, то не оставляй чад своих.” Старец Нектарий смирился с возложенным на него крестом.

Оптина пустынь продержалась до 1923-го года, когда все храмы ее были закрыты. Очень мало известно о событиях послереволюционного периода. Одна очевидица рассказывала, что по мере ликвидации соседних женских обителей, монахини подобно птицам из разоряемых гнезд слетались в Оптину. Им некуда было деваться, и они тут же ютились. Свое горе несли сюда же и толпы мирян. Спрашивали, как молиться за невернувшихся близких: ужасы революции, гражданская война нанесли потери почти каждому семейству.

После высылки старца Нектария из Оптиной, большевики привели в его келию некоего оккультиста для того, что найти, как они надеялись, скрытые здесь сокровища. Была ночь, в келье старца горела керосиновая лампа. Колдун-оккультист начал свои чародейства, и, хотя лампа продолжала гореть, в комнате наступила мгла. В соседнем помещении находилась одна монахиня. Она взяла четки отца Нектария и ими начертала крестное знамение в сторону кельи старца. В его комнате сразу стало светло, а чародей бился на земле в конвульсиях эпилептического припадка.

Основными чертами старца Нектария были смирение и мудрость. К каждому человеку он подходил лично, индивидуально, с особой мерой. Он говорил: “Нельзя требовать от мухи, чтобы она делала дело пчелы.” Внешне преподобный был невысок, с лицом несколько округлым; длинные редкие пряди полуседых волос выбивались из-под скуфьи; в руках гранатовые четки. Исповедуя, он надевал красную бархатную епитрахиль с галунными крестами. Лицо его как бы не имело возраста: то старческое, суровое, то молодое и выразительное, то младенчески чистое и спокойное. В годы старчествования он был согбенный, с небольшой, клинообразной бородой, худой, с постоянно плачущими глазами. Поэтому у него в руках всегда был платок, который он прикладывал к глазам. Он любил держать себя в тени, быть мало заметным. Почти нет его фотографий, потому что он не разрешал снимать себя. Это очень для него характерно.

Старец Нектарий скончался 29-го апреля 1928-го года в селе Холмищи Брянской области. Похоронили его на местном кладбище. Он сам говорил при жизни, что его могилы не будет. Действительно, по тем местам прошла война. Но память о старце Нектарии сохранилась у верующих людей.

Несмотря на все потрясения революции и перемены, происшедшие за годы коммунизма, все же могила старца Нектария была найдена. В 1992 году братия восстановленного Оптинского монастыря прибыла на место погребения старца и начала копать. Сначала на глубине 1.5 метра нашли гроб схимонахини Нектарии Концевич - матери владыки Нектария Сеаттлийского и послушницы старца Нектария, а потом ниже и чуть в стороне - гроб с мощами старца Нектария. Когда открыли гроб старца, все ощутили благоухание; мантия его оказалась нетленна. В воскресенье 16-го июля было совершено торжественное перенесение мощей старца Нектария с кладбища села Холмищи во Введенский собор Оптиной пустыни.

Так начало исполняться одно из самых утешительных предсказаний старца Нектария: “Россия воспрянет и будет материально не богата, но духом будет богата, и в Оптиной будет еще 7 светильников, 7 столпов.”

Из наставлений старца Нектария

С тарец Нектарий рассказывал, что в молодости он любил наблюдать природу и насекомых. “Бог не только разрешает, но и требует, чтобы человек возрастал в познании. В Божественном творчестве нет остановки, все движется, и ангелы не пребывают в одном чине, но восходят со ступени на ступень, получая новые откровения. И хотя бы человек учился сто лет, он должен и дальше приобретать новые познания … И ты работай. В работе незаметно пройдут годы.” Во время беседы лицо старца становилось необыкновенно светлым, так что было трудно смотреть на него.

Для старца Нектария характерен был интерес к жизни. До последних своих лет он знакомился с литературой, просил привозить ему книжные новинки, расспрашивал о постановке образования в школах, узнавал обо всем, что интересовало интеллигенцию. И все эти разнообразные познания он направлял на служение Богу и на пользу людей. Однажды, еще до революции, пришли к отцу Нектарию семинаристы со своими преподавателями и просили сказать им что-нибудь на пользу. “Юноши! - обратился к ним старец, - если вы будете жить и учиться так, чтобы ваша ученость не портила нравственности, а нравственность учености, то получите полный успех в вашей жизни.”

Как-то одна из его духовных дочерей беседовала со своей подругой в батюшкиной приемной: “Не знаю, может быть, образование совсем не нужно и от него только вред. Возможно ли его совместить с Православием?” Выйдя из кельи, старец сказал ей: “Ко мне однажды пришел человек, который не мог поверить, что был всемирный потоп. Я рассказал ему, что на горе Арарат люди находят ракушки и что даже на самых высоких горах геологи находят признаки морского дна. Тогда юноша признал, что еще многое предстоит ему узнать, чтобы лучше понимать Библию.” О себе старец говорил: “Я к научности приникаю.” Об истории он комментировал: “Она показывает нам, как Бог руководит народами и дает нравственные уроки вселенной.”

О внешнем делании старец наставлял: “Внешнее принадлежит нам, а внутреннее - благодати Божией. Потому совершайте внешнее, и когда оно будет в исправности, тогда и внутреннее образуется. Не надо желать или искать чудес. У нас одно чудо - Божественная литургия. Она - величайшее чудо, к которому нужно приникать всей душой.”

О внимательности в мысли он учил: “Перестаньте думать, начните мыслить. Думать - это расплываться мыслью, не иметь целенаправленности. Отбросьте мечтание, займитесь мышлением. У Наполеона, например, была дума, но отсутствовало государственное мышление. А у Кутузова была мысль. Мысли выше дум.”

О жизни он говорил: “Жизнь определяется в трех смыслах: мера, время, вес. Самое доброе и прекрасное дело, если оно выше меры или не вовремя, - не имеет смысла. Изучая математику, человек постигает чувство меры. Помните эти три смысла. Они определяют жизнь.”

"Батюшка пригласил нас вместе в исповедальню, - рассказывает отец Василий Шустин, - посадил и стал давать моей жене на память различные искусственные цветочки, и говорит при этом: Когда будешь идти по жизненному полю, то собирай цветочки, а плоды получишь потом … Цветочки - это печали и горести. И вот их нужно собирать, чтобы получился красивый букет, с которым предстанешь в день судный, и тогда получишь плоды - радости. В супружеской жизни, - продолжал он, - всегда есть два периода: один счастливый, а другой печальный и горький. Лучше, когда горький период приходит раньше, в начале супружеской жизни, тогда после него придет счастье.”

Об искусстве и литературе старец высказывал следующие мысли: “Заниматься искусством можно, как всяким другим делом, например: столярничеством или выпасом коров. Но все надо делать как бы перед взором Божиим. Есть большое искусство и малое. Вот малое бывает так: есть звуки и свет. Художник - это человек, могущий воспринимать эти еле уловимые цвета, оттенки и неслышимые звуки. Он переводит свои впечатления на холст или бумагу. Получаются картины, ноты или поэзия. Здесь звуки и свет как бы убиваются. От света остается цвет. Книга, ноты или картина - это своего рода гробница света и звука. Приходит читатель или зритель, и если он сумеет творчески взглянуть, прочесть, то происходит воскрешение смысла. И тогда круг искусства завершается. Перед душой зрителя и читателя вспыхивает свет, его слуху делается доступен звук. Поэтому художнику или поэту нечем особенно гордиться. Он делает только свою часть работы. Напрасно он мнит себя творцом своих произведений, - один есть Творец, а люди лишь убивают слова и образы Творца, а затем от Него полученной силой духа оживляют. Но есть и большее искусство - слово оживляющее и воодушевляющее (например, псалмы Давида). Путь к этому искусству лежит через личный подвиг художника - это путь жертвы, и лишь один из многих достигает цели… Все стихи в мире не стоят одной строчки Псалмов … Пушкин был умнейший человек, а собственную жизнь не сумел правильно прожить.”

Эти и другие замечания отца Нектария были плодом его внутреннего духовного опыта. Став старцем, он начал делиться с посетителями тем, что приобрел путем чтения и размышления.

Старец любил цитировать из “Гамлета:” “Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам.” Он говорил о необходимости для писателя продумывать каждое слово: “Прежде чем начинать писать, обмакните перо семь раз в чернильницу.”

Признавая значение театра как средства народного воспитания и советуя артистам соблюдать соразмерность в игре, старец Нектарий, однако, не благословил одной девушке, мечтавшей о театре, идти на сцену. Когда спросили его почему, старец ответил: “Она не осилит искушения и развратится … Застенчивость - это большое достоинство; она ничто иное как добродетель целомудрия. Если сохранить целомудрие (которое легко теряется интеллигентами), то человек все сохранит!”

Однажды сильно обокрали людей, которые пришли к старцу Нектарию. Унесли у них все зимние вещи и платья. Отец Нектарий сказал им, что когда обворуют, то не надо скорбеть, а представить, что дали милостыню, и Господь вернет в десять раз больше. Так что не надо печалиться.

Одной знакомой на вопрос, как возлюбить Христа, он ответил: “Взять урок у Самого Христа, Который сказал: Люби те друг друга, как и Я возлюбил вас . Прежде всего надо стараться ближнего возлюбить, а с ближнего любовь перейдет на Христа. Но ближнего надо возлюбить искренне, а не с расчетом, - тогда только может быть успех.”

Старец Нектарий редко давал указания, как жить, очевидно, оттого, чтобы не налагать ярма и чтобы вопрошающие не пострадали от ответственности за неисполнение того, что он велел. Но на прямые вопросы он всегда отвечал. Одной даме, жаловавшейся на дурные помыслы, он советовал: “Повторяй Господи, помилуй и увидишь, как все земное отходит.” В другой раз он советовал: “Не обращай внимания на дурные помыслы.” И по милости Божией помыслы переставали беспокоить людей.

Еще старец говорил, что очень хорошо, если Господь долго “не слушает” молитвы. Нужно только продолжать молиться и не унывать: “Молитва - это капитал, который со временем больше процентов приносит. Господь посылает свою милость тогда, когда это Ему благоугодно; тогда, когда нам полезно принять. Если нам что-либо крайне необходимо, тогда следует два-три раза помолиться, и за исполнение просьбы надо благодарить Бога. Иногда через год Господь исполняет прошение. Пример брать с Иоакима и Анны. Они всю жизнь молились и не унывали, а все надеялись. И какое послал им Господь утешение!”

При всяких неудачах старец велел говорить: “Господи, верю, что терплю должное и получаю то, что я заслужил, но Ты, Господи, по милосердию Твоему прости и помилуй меня,” - и так повторять несколько раз, пока не почувствуешь мир в душе.

Молись, чтобы Господь воцарился в сердце твоем, - тогда преисполнится оно великой радостью, и никакая печаль не в силах будет потревожить тебя. Для этой цели старец советовал молиться так: Господи, отверзи двери милости Твоей .

Из беседы старца Нектария со спиритом . Спиритизм - это ужасное и гибельное увлечение. На спиритических сеансах, выдавая себя за душу какого-нибудь умершего, человеку является сам сатана. Своей лестью древнего змия он заводит человека в такие ухабы и дебри, из которых нет не только сил выбраться, но и даже понять, что ты находишься в огромной опасности. Через это, Богом проклятое занятие, дьявол настолько овладевает человеческим умом и сердцем, что те дела, которые всеми здравомыслящими объявляются преступлением, человек, отравленный ядом спиритизма, воспринимает как вполне нормальные и естественные.

Если внимательно всмотреться в человека, занимающегося спиритизмом, то непременно заметишь на нем особый отпечаток, по которому так и явствует, что он разговаривает со столами. Спириты страдают страшной сатанинской гордыней и озлобляются против всех, кто противоречит им.

Занимаясь спиритизмом, человек постепенно, сам того не замечая, отходит от Бога и от Церкви. А чтобы он не увидел грозящей ему опасности, дух тьмы через своих бесов посылает его в храмы Божии служить панихиды, молебны, акафисты, приобщаться Святых Христовых Таин и т.д. Однако параллельно с этим сатана все настойчивее внушает ему, что все эти добрые дела он мог бы совершать сам в своей домашней обстановке, - и даже с большим усердием и продуктивностью.

И по мере того, как наивный человек все больше и больше запутывается в сложных лабиринтах духа тьмы, от него отступает Божие благословение. Тогда его начинают преследовать неудачи, расшатывается благосостояние. Если бы спирит не был так сильно опутан сатаной, то он должен был бы увидеть свою беду и прибегнуть к Божией помощи, к святым Божиим угодникам, к святой Апостольской Церкви, к священнослужителям, и они бы помогли ему своими святыми советами и молитвами. Но вместо этого спирит со своими скорбями обращается к тем же бесам, а эти еще больше запутывают его и засасывают в тину проклятия.

И в конце концов от спирита совершенно отходит Божие благословение. Гангрена греха распространяется на всю его семью, и у него начинается необычный, ничем не мотивируемый, развал семьи. Отходят от него даже самые близкие и дорогие ему люди!

Наконец, когда несчастный человек по стараниям сатаны дойдет до последней степени обольщения, он или совсем теряет рассудок и становится невменяемым, или же кончает с собой. И хотя спириты утверждают, что среди них нет самоубийств, но это неправда. Первый вызыватель духов - царь Саул покончил жизнь самоубийством. Это потому, что он “не соблюл слова Господня и обратился к волшебнице.”

Словом, с людьми, вызывающими духов, - которые пророчествуют именем Божиим, в то время, как Господь не посылает его, - совершается то, что пророк Иеремия предсказывал: "Мечом и голодом будут истреблены эти пророки; и народ, которому они пророчествуют, разбросан будет по улицам города от голода и меча … И Я изолью на них зло их” (Иер. 14:15-17).

Воспоминания митрополита Вениамина (Федченкова) тОптина Пустынь и Старец Нектарий

О птина... Так сокращенно называли обычно этот монастырь богомольцы. Подобно и Саровский монастырь называли просто “Саров.” Иногда к Оптиной присоединяли и слово “пустынь,” хотя пустынного там не было ничего, но этим хотели, вероятно, отметить особую святость этого монастыря.

Оптина находится в Калужской губернии, в Козельском уезде, в к верстах от города, за речкой Жиздрой, среди соснового бора.

Самое слово Оптина толкуют различно. Но нам, с духовной точки, больше по душе легенда, что эта пустынь получила свое имя от какого-то основателя ее, разбойника Опты. Так ли это было на самом деле или иначе, но посетителям да и монахам, это объяснение нравится больше потому что богомольцы тоже приходили туда с грехами и искали спасения души: да и монашеское житие по сущности своей есть прежде всего покаянное подвижничество.

Прославилась же Оптина своими “старцами.” Первым у них был отец Лев - или Леонид - ученик знаменитого старца, Паисия Величковского, подвизавшегося в Нямецком монастыре, в Молдавии. После отца Льва старчество перешло к преемнику его, иеромонаху о. Макарию (Иванову), происходившему из дворян. Про него сам митрополит Московский Филарет сказал однажды: “Макарий - свят.” Под его руководством воспитывался и вызрел “мудрый” Амвросий, учившийся сначала в семинарии. Потом были старцы - два Анатолия, Варсонофий - из военной среды и о. Нектарий. Последнего, а также и второго, Анатолия, видел я лично и беседовал с ними. Но кроме этих, особо выдающихся иноков и настоятеля, и многие монахи тоже отличались высокою святою жизнью. Впрочем, и вся Оптина славилась на Россию именно духовным подвижничеством братии, что связано было больше всего со старчеством и в свою очередь воспитывало опытных старцев.

Старец - это опытный духовный руководитель. Он не обязательно в священном сане, но непременно умудренный в духовной жизни, чистый душою и способный наставлять других. Ради этого к ним шли за советами не только свои монахи, но и миряне со скорбями, недоумениями, грехами... Слава оптинских старцев за одно второе полстолетие распространилась за сотни и тысячи верст от Оптиной, и сюда тянулись с разных сторон ищущие утешения и наставления. Иногда непрерывная очередь посетителей ждала приема у старца с утра до вечера. Большей частью это были простые люди. Среди них иногда выделялся священник или послушник монастыря. Не часто, но бывали там и интеллигентные лица: приходил сюда и Толстой, и Достоевский, и великий князь И. Константинович, и Леонтьев, и б. протестант Зедергольм; жил долго при монастыре известный писатель С.А.Нилус; постригся в монашество бывший морской офицер, впоследствии епископ Михей; при о. Макарии обитель была связана с семьей Киреевских, которые много содействовали издательству монастырем свято-отеческих книг; отсюда же протянулись духовные нити между обителью и Н. В. Гоголем; известный подвижник и духовный писатель, епископ Игнатий Брянчанинов тоже питался духом этой пустыни. А кроме этих лиц дух внутреннего подвижничества и старчества незаметно разлился по разным монастырям. И один из моих знакомых писателей, М. А. Н., даже составлял родословное дерево, корнями уходившее в Оптину... Хорошо бы когда-нибудь заняться и этим вопросом какому-нибудь кандидату богословия при писании курсового сочинения... А мы теперь перейдем уже к записям наших воспоминаний.

Конечно, они не охватывают всех сторон монастырской жизни; не говорят о подвижнической страде иноков, какая известна была лишь им одним, их духовникам, да Самому Богу. Я буду говорить лишь о наиболее выдающихся лицах и светлых явлениях Оптиной. Разумеется, такое описание будет односторонним. И правильно однажды заметил мой друг и сотоварищ по СПб. Д. Академии, впоследствии архимандрит Иоанн (Раев), скончавшийся рано от чахотки, - что я подобным описанием ввожу читателей, а прежде всего - слушателей в некое заблуждение. Он привел тогда такое сравнение. Если смотреть на луг или цветник сверху, то как покажется он красивым со своими цветами и яркой зеленью. А спустись взором пониже, там увидишь голенький стволик с веточками. Но и здесь еще не источник жизни, а - внизу, в земле, где корявые и извилистые корни в полной тьме ищут питания для красивых листочков и цветочков. Тут уже ничего красивого для взора нет, наоборот, и неблаголепно, и грязно... А то и разные червяки ползают и даже подгрызают и губят корни, а с ними вянут и гибнут листочки и цветочки.

Так и монашество - говорил о. Иоанн, - лишь на высотах и совне - красиво; а самый подвиг иноческий и труден и проходит через нечистоты, и в большей части монашеской жизни является крестной борьбой с греховными страстями. А этого-то ты, - говорил друг, - и не показываешь в своих рассказах.

Все это совершенно верно, - скажу я. Но ведь и в Житиях Святых описываются большей частью светлые явления из жизни их и особенные подвиги. А о греховной борьбе упоминается обычно кратко и мимоходом. И никогда почти не рассказывается о ней подробно. Исключением является лишь житие св. Марии Египетской, от смрадных грехов дошедшей потом до ангелоподобной чистоты и совершенства. Но и то описатели оговариваются, что они делают это вынужденно, чтобы примером такого изменения грешницы утешить и укрепить малосильных и унывающих подвижников в миру и в монастырях. Так и мы вообще не будем много останавливаться на наших темных сторонах; это не поучительно. Да они мне и неизвестны в других людях; о чем бы я стал говорить?! Впрочем, где следует там будет упомянуто и об этом. Читателю же действительно нужно и полезно не забывать, что высоте и святости угодников Божиих и предшествует и сопутствует духовная борьба; иногда - очень нелегкая и некрасивая...

Кстати, и сам упомянутый о. Иоанн должен по справедливости быть причислен к лику подвижников; он мало жил; умер, будучи инспектором Полтавской семинарии.

Имя Божие

Мне дважды привелось бывать в Оптиной. Еще с академии я узнал о ней. И будучи студентом, в одном селе встречал духовных чад старца Амвросия и слушал их рассказы о нем. Но сам и не думал о посещении пустыни; не воспитывали в нас ни в семинариях, ни в академиях интереса и любви ни к монастырям, ни к подвижникам, ни к таким светилам Церкви, как даже о. Иоанн Кронштадский или епископ Феофан, затворник Вышенский, уже наши современники. Учеба, книги - вот был наш интерес. Потому и после академии почти никто из нес не думал о посещении обителей вообще.

Будучи ректором Таврической семинарии, решил я к концу летних каникул посетить Оптину. На следующий года или через два, я вторично побывал там, будучи ректором Тверской семинарии. Жил недолго - не больше двух недель. Конечно, за такой короткий срок я заметил лишь немногое из богатых сокровенных сокровищ святой обители. Оба воспоминания солью воедино.

В первый раз я приехал на извозчике в монастырь днем и остановился в так называемой “черной” гостинице, где останавливались “обыкновенные” богомольцы; мне не хотелось выделяться из них и обращать на себя внимание. Помню заведующего инока, с темными густыми волосами; я не знал никого. Мы пили вместе с ним чай. Ничего особо не было. Но вот однажды он пригласил к чаю афонского монаха, удаленного со Святой горы за принадлежность к группе “имебожников,” а теперь проживавшего в Оптиной. Сначала все было мирно. Но потом между иноками начался спор об Имени Божием. Оптинец держался решения Св. Синода, осудившего это новое учение о том, что “имя Бог есть Сам Бог.” Афонец же защищал свое. Долго спорили отцы. Я молчал, мало интересуясь тогда этим вопросом. Оптинец оказался остроумнее; и после долгих и резких споров он, казалось, почувствовал себя победителем. Афонец, хотя и не сдался, но вынужден был замолчать. И вдруг, - к глубокому моему удивлению, - победитель, точно отвечая на какие-то свои тайные чувства, ударяет кулаком по столу и, вопреки прежним своим доказательствам, с энергией заявляет: “А все-таки имя Бог есть Сам Бог!” Спор больше не возобновлялся. Я же удивленно думал: что побудило победителя согласиться с побежденным?! Это мне было непонятно. Одно лишь было ясно, что обоим монахам чрезвычайно дорого было “Имя Божие.” Вероятно, и по опыту своему, творя по монашескому обычаю молитву Иисусову ("Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного”), они оба знали и силу, и пользу и сладость призывания имени Божия; но только в богословствовании своем не могли справиться с трудностями учения богословских формулировок.

Потом, посещая некоторых оптинских монахов, я заметил у них в келиях большей частью у икон, листы бумаги, где славянскими буквами были написаны эти святые слова: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного.” По-видимому, эти иноки в какой-то степени сочувствовали защите имени Божия. Но не смея и не имея сил делать это словами. Выражали свое почитание имени Божия вывеской на бумаге.

"Боже, - думал я, - в миру безбожие ширилось, маловерие, равнодушие, а тут люди еще горячатся и спорят о значении и силе даже имени Божия! Значит, они так или иначе живут жизнью в Боге.”

Отец Анатолий

Через 2-3 дня моей жизни пронеслась весть в монастырь: прибывает чудотворная икона Калужской Божией Матери (память 2 сентября). К указанному времени многие монахи и богомольцы вышли навстречу святой иконе по лесной дороге и, приняв ее, пошли обратно в монастырь с пением молитв.

Вдруг я вижу, как из нашей толпы некоторые отделяются от процессии и спешно-спешно торопятся в правую сторону. Через несколько моментов там уже собралась густая толпа народа. Плотным кольцом кого-то или что-то окружившая. Из простого любопытства я тоже направился туда: в чем дело? Чтобы оставить икону Богородицы нужна была какая-то особая причина к этому. Протискавшись немного к центру толпы, я видел, что все с умиленной любовью и счастливыми улыбками смотрят на какого-то маленького монаха в клобуке, с седенькой нерасчесанной небольшой бородкой. И он тоже всем улыбался немного. Толпа старалась получить от него благословение. И я увидел, как вокруг этого маленького старичка все точно светилось и радовалось. Так милые дети встречают родную мать.

Кто это? - спрашиваю я соседа.

Да батюшка отец Анатолий! - ласково ответил он, удивляясь, однако, моему неведению.

Я слышал о нем, но не пришлось еще встретить его лично; да и не было особой нужды в этом не имел никаких вопросов к нему. А теперь явился вопрос о нем самом: что за чудо? Люди оставили даже икону и устремились к человеку. Почему, И ответ явился сам собою: святой человек тоже чудо Божие, как и икона, только - явное чудо. Святой есть только “образ” Божий, воплощенный в человеке. Как в иконе, так и во святых людях живет сам Бог Своею благодатью. И тут и там Сам Бог влечет нас к Себе Своими дарами радости, утешения, милосердия, духовного света. Как Спаситель с Моисеем и Илией явились на Фаворе в благодатном несозданном свете ученикам, и тогда Петр от восторга воскликнул: “Господи! Хорошо нам здесь быть” (Лк. 9, 33). Так и через святых людей эта же преображенская благодать и светит, и греет. А иногда - как это не раз было с о. Серафимом Саровским, - она проявляется и в видимом, хотя и в сверхъестественном свете. Так было и теперь: через “батюшку” (какое ласковое и почитательное слово!) светилось Солнце правды. Христос Бог наш. И люди грелись и утешались в этом свете.

Вспомнились мне и слова апостола Павла о христианах: "Разве не знаете, что вы - храм Божий, и дух Божий живет в вас” (I Кор. 6:19).

И - другое его изречение, что всякий христианин должен бы возрастать в образ совершенный, в меру возраста полноты Христовой (Ефес. 4:13)... Вот какая высота задана христианину - Сам Богочеловек, Христос! И это - не дерзость хищения невозможного (Фил. 2:6), а повеление заповедь Спасителя, данная на последней Его беседе: "Если кто будет исполнять Мои заповеди, то будет возлюблен Отцем Моим; и Мы придем к тому и обитель в нем сотворим” (Ин. 14:23). Это - цель и задача христианской жизни: общение с Богом через благодать святого Духа. И тогда облагодатствованные люди начнут изливать свой, т.е. Божий свет и на других.

Боже, как велики сами по себе и как чрезвычайно важны для других эти святые люди! Выше их нет никого!

Пришлось и мне встречать в жизни своей так называемых “великих” людей, но никогда я не чувствовал их величия: человек как человек, обыкновенный. Но вот когда приходилось стоять перед святым, тогда ясно чувствовалось действительное величие их... Вот это - необыкновенные люди! А иногда и страшно становилось при них, - как это мне пришлось ярко пережить при службе с о. Иоанном Кронштадским.

И тогда понятным становится, почему мы прославляем святых, пишем их иконы, кланяемся им в землю, целуем их. Они - воистину достойны этого! Понятно станет и то, что мы в храмах кадим не только иконы Спасителя, Богородицы и святых, но и вообще - всех христиан: мы в них кадим, воздаем поклонение и почитаем Самого Бога, проявляющегося в своих образах: и в иконах, и в людях.

Ведь всякий христианин должен быть образом Божиим. Однажды мне пришлось спросить некоего старца:

Как нужно относиться вообще к человеку,?

С почитанием, - ответил он.

Я удивился словам его:

Человек есть образ Божий, - сказал он.

И когда этот образ восстанавливается в человеке, тогда его чтут и люди; повиновались Адаму в раю даже и звери. Об этом говорят и жития Герасима Иорданского и Серафима Саровского; и трепещут их даже бесы. Зато радуются им небожители. Когда Матерь Божия явилась с апостолами Петром и Иоанном св. Серафиму, то Она сказала им:

Сей - от рода нашего!

От того же рода был и батюшка о. Анатолий. Сколько радости, любви и ласки изливалось от его лика на всех смотревших на него в Оптинском лесу, на солнечной прогалине!

Муж и жена

А вот - и наставление его, старческий совет. Я получил письмо от своего друга и товарища по академии, священника о. Александра Б. из Самарской губернии, о разладе с женой... Уж как он любил ее невестой! Весь наш курс знал о ней, какая она хорошая и прекрасная. И вот они повенчались. Он получает приход в рабочем районе города. Нужно строить храм. Молодой и идейный священник с любовью и энергией принимается за дело. Постройка быстро продвигается вперед. Казалось бы все хорошо. Но вот горе для матушки: ее батюшка запаздывает к обеду. Матушка недовольна этим: то пища остыла, то переварилась и пережарилась. Да и время напрасно пропадает, и другие дела по дому есть... И дети появились... И огорченная хозяйка начинает роптать и жаловаться на такой непорядок и расстройство жизни. А еще важнее то, что она вместо прежней любви начинает уже сердиться на мужа: разлагается семья. Батюшка же оправдывается перед ней:

Да ведь я не где-нибудь был, а на постройке храма!

Но это ее не успокаивает. Начинается семейный спор, всегда болезненный и вредный. Наконец, матушка однажды заявляет решительно мужу:

Если ты не изменишь жизни, то я уйду к родителям.

И вот к такому-то моменту мы обменялись с о. Александром письмами. Узнав, что я еду в Оптину, он описал все свое затруднение и попросил меня зайти непременно к о. Анатолию и спросить старческого совета его: как ему быть, Кого предпочесть - храм или жену,

Я и зашел в келию батюшки. Он принимал преимущественно мирских; а монахи шли к другому старцу - о. Нектарию. В келии о. Анатолия было человек десять-пятнадцать посетителей. Среди них обратился с вопросом и я. Батюшка, выслушав с опущенными глазами историю моего товарища, стал сокрушенно качать головой.

Ах, какая беда, беда-то какая! - Потом не колеблясь, заботливо начал говорить, чтобы батюшка в этом послушался матушки: - Иначе плохо будет, плохо!

И тут же припомнил мне случай из его духовной практики, как развалилась семья из-за подобной же причины. И припоминаю сейчас имя мужа: звали его Георгием.

Конечно, - сказал о. Анатолий, - и храм строить - великое дело; но и мир семейный хранить - тоже святое Божие повеление. Муж должен, по апостолу Павлу, любить жену, как самого себя; и сравнил апостол жену с церковью (Ефес. 5:25-33). Вот как высок брак! Нужно сочетать и храм, и семейный мир. Иначе Богу неугодно будет и строение храма. А хитрый враг-диавол под видом добра, хочет причинить зло: нужно разуметь нам козни его. Да, - вот так и отпишите, пусть приходит вовремя к обеду. Всему есть свое время. Так и отпишите!

Я так и отписал. И дело поправилось.

Дворянская

Во второе посещение я приехал ночью. Извозчик из Козельска подвез меня почему-то не к “черной” гостинице, а к “дворянской,” где принимали почетных или богатых гостей. Я не стал возражать. Было уже около часу ночи, если не два. Нужно сказать, что в то время моей жизни мне сопутствовала Иверская икона Божией Матери. Бывало, одну отдам кому-нибудь - получу скоро другую, И я уже так скоро привык к сей святыне, что, куда-бы ни приезжал, искал сначала: а нет ли и здесь Иверской: Так было и тут. Вхожу в первую комнату, - в переднем углу висит икона Спасителя. Я жалею уже - не Иверская. Вхожу в спальню: и в углу - Иверская: слава Богу!

Ложусь спасть... Едва успел задремать, слышу звон к утрене! Хорошо бы встать да идти в храм. Но лень. Устал. И снова заснул... Проснулся рано, часов около пяти. Было прекрасное августовское утро. Небо чистое. Солнце яркое. Зеленые деревья. Я открыл окно. И вдруг ко мне на подоконник прилетает голубь, совсем без страху. Я взял оставшийся от пути хлеб и стал крошить ему. Как это мне было отрадно: не боится людей! Но тут прилетает второй голубь. Я и ему отделяю крошки. Но первый уже стал ревновать: зачем я даю и другому?! И начинает клевать нового гостя. Сразу пропала моя радость:

Господи, Господи! Вот и голуби враждуют и воюют. А уж, казалось бы, какие это мирные птицы! Даже Спаситель указывает на них, как на пример апостолам: “Будьте кротки, как голуби” (Мф. 10:16). И грустно стало на душе. А уж, чего же требовать от нас, людей. При нашем себялюбии?! Говорят иные: не будет войн когда-то... Неправда: всегда будут, до конца миру. И не могут не быть; так как каждый из нас в самом себе носит источник войн: зависть, злобу, раздражение, сребролюбие... Недаром сказал один из писателей перед смертью: когда сын спросил его, прекратятся ли войны, - пока человек останется человеком, будут и войны!

Сам же Сын Божий предсказал, что мир ожидает не прогресс, а ухудшение человеческих отношений. И к концу мира будут особенно страшные войны: восстанет народ на народ (а не одни армии на армии), царство на царство. Зло лежит в нас самих, в сердцах наших; потому вся история этого мира и человека вообще - есть трагедия, а не легкая и веселая прогулка. Мир испорчен, и все мы грешны.

Так голуби мои и не примирились - улетели оба.

В тот же день я, посетивши о. игумена, попросил у него разрешения пожить мне в скиту: там больше уединения и духовного отдыха, чем при монастыре. И к вечеру я ушел туда.

Скит - это отделение монастыря, где монахи живут более строго и в большей молитвенности. Туда обычно не впускают посторонних лиц вообще, а женщинам - совсем не разрешается входить.

Оптинский скит, во имя св. Иоанна Предтечи, находится приблизительно в полверсте от монастыря. Кругом стройные высокие сосны. Среди них вырублено четвероугольное пространство, обнесенное стеной. Внутри - храм и небольшие отдельные домики для братии. Но что особенно бросается в глаза внутри его, это - множество разведенных цветов. Мне пришлось слышать, что такой порядок заведен был еще при старце о. Макарии. Он имел в виду утешать уединенную братию хотя бы красотою цветов. И этот обычай хранился очень твердо.

Мне сначала было отведено место в правой половине “Золотухинского” флигеля; в левой жил студент Казанской Духовной Академии о.А. Войдя в новое помещение, я устремился к углу с иконами: нет ли Иверской, Но там была довольно большая икона с надписью “Портатисса.” Я пожалел... Но потом спросил сопровождавшего монаха, что значит “Портатисса,” “Привратница,” - ответил он, - или иначе - Иверская. Ее икона явилась Иверскому монастырю на Афоне (Иверия - Грузия); и ей построили храм над воротами обители; потому что Матерь Божия в видении сказала: “Я не хочу быть хранимой вами, а Сама буду вашей Хранительницей.” - Я возрадовался. И в этом скиту я прожил около двух недель.

Провожал меня сюда - высокий, статный инок с светло-белыми волосами и густой бородой. Имя его я уже не теперь. Но запомнил, что он был из семинаристов. Почему он - такой представительный, образованный и с хорошим басом - оставил мир и ушел в пустынь? Не знаю, а спрашивать было неделикатно.

Еще вспоминаю, что он почему-то рассказывал искушение одного египетского монаха, боримого плотскими страстями; как тот не унывал от своего падения, а бежал обратно в монастырь, несмотря на то, что бес шептал ему вернуться в мир и жениться... Когда же монах пришел к старцу своему, то пал в ноги со словами: “Авва, я пал!” Старец же увидел над ним венцы света, - как символ того, что диавол несколько раз хотел свести его в уныние и [убеждал] оставить монастырь; а благоразумный инок столько же раз отвергал эти искусительные помыслы и даже не сознавался в содеянном грехе, пока не пал в колена старца.

Старцы

Перед уходом в скит я - по совету ли игумена монастыря или кого-то из иноков - пожелал отслужить панихиду по усопшим старцам. За главным храмом, около стены алтаря, были две могилы - о. Макария и о. Амвросия. мне дали в качестве певчего - клиросного монаха-тенора. В засаленном подряснике, с довольно большим животом, он произвел на меня неблагоприятное впечатление. Не похоже на оптинских прославленных святых, - думалось мне...

Поя панихиду, я заметил под надгробной плитой ямочку. Монах объяснил мне, что почитатели старцев берут отсюда песочек с верою для исцеления от болезней. И вспоминаются мне слова Псалмопевца об Иерусалимском храме, что верующие в Господа любят не только самый храм, но благоволят и о камнях его; и “персть (прах) его полижут.” И что тут дивного, если и теперь русские эмигранты, возвращаясь на родину, берут горсть земли и целуют ее; а иные припадают к ней лицом и тоже целуют. Пусть же не осуждают и нас, верующих, если мы берем песочек от святых могилок. Русский народ при всей своей простоте, совершенно правильно и мудро понимал святые вещи. И чудеса могли твориться только от этого. Из Деяний мы знаем, что не только головные уборы Апостолов изливали исцеления; но даже тени их творили чудеса (19:12; 5:15). А от о. Серафима Саровского оставшиеся вещи - мантия, волосы: камень, на котором он молился тысячу дней и ночей, вода из его колодца и проч. - творили чудеса.

"Велий еси, Господи; и чудны дела Твоя!” (Пс. 8:5, 10).

Продолжу, однако, историю о “плохих монахах.” Для этого забегу немного вперед. Накануне праздника Успения Богоматери я стоял среди богомольцев; монахи там стояли в левой особо выделенной части храма. Впереди на амвоне ходил с клироса на клирос послушник-канонарх и провозглашал певчим стихиры. Свое дело он вел хорошо. Но мне бросился в глаза белый ворот рубахи, выпущенный сверх воротника подрясника. И мне показалось, что этот монах недалек от мирян, тщеславящихся своими одеждами. “Какой же он оптинец?!” - так вот я осудил этих двух иноков. И думал, что я - прав в своих помыслах.

Но вот на другой день за литургией я сказал проповедь (об этом ниже). и что же, Когда я сходил с храмовой паперти, ко мне подбежали два монаха и при всем народе поклонились мне с благодарностью в ноги, прося благословения. Кто же были эти два монаха?.. Один из них полный певчий на могилках, а другой - этот канонарх с белым воротничком. Я был ошеломлен тем, что именно те двое, которых я осудил как плохих монахов, они-то именно и проявили смирение... Господь как бы обличил меня за неправильный суд о людях. Да, сердце человека ведомо одному лишь Богу. И нельзя судить нам по внешнему виду... Много ошибок делаем мы в своих суждениях и пересудах...

Вместе с этими монахами мне вспомнился и отец игумен монастыря. Я теперь забыл его святое имя, - может быть, его звали Ксенофонт. Это был уже седовласый старец с тонкими худыми чертами бледного лица. Лет более 70... Мое внимание обратила особая строгость его лица, даже почти суровость. А когда он выходил из храма боковыми южными дверями, то к нему с разных сторон потянулись богомольцы, особенно - женщины. Но он шел поспешно вперед, в свой настоятельский дом, почти не оглядываясь на подходивших и быстро их благословляя... Я наполнился благоговейным почтением к нему. Этот опытный инок знал как с кем обращаться. И вспоминается мне изречение святого Макария Великого, что у Господа есть разные святые: один приходит к Нему с радостью; другой - в суровости; и обоих Бог приемлет с любовью.

Вспоминаю другого игумена, по имени Исаакия. Он перед служением литургии в праздники всегда исповедался духовнику. Один ученый монах, впоследствии известный митрополит, спросил его: зачем он это делает и в чем ему каяться? Какие у него могут быть грехи? На это отец игумен ответил сравнением:

Вот оставьте этот стол на неделю в комнате с закрытыми окнами и запертой дверью. Потом придите и проведите пальцем по нему. И останется на столе чистая полоса, а на пальце пыль, которую и не замечаешь даже в воздухе. Так и грехи: большие или малые, но они накапливаются непрерывно. И от них следует очищаться покаянием и исповедью.

По поводу этих “малых” грехов припоминается здесь широко известный случай с двумя женщинами, имевший место в Оптиной пустыни. К старцу о. Амвросию пришли две женщины. Одна из них имела на своей душе великий грех и потому была крайне подавлена. Другая была весела, потому что за ней никаких “больших” грехов не значилось. О. Амвросий, выслушав их откровения, послал обеих к речке Жиздре. Первой он велел найти и принести огромный камень, какой только она была в силах поднять; а другая должна была набрать в подол своего платья маленьких камней. Те исполнили повеленное. Тогда старец велел обеим отнести камни на старые места. Первая легко нашла место большого камня, а вторая не могла вспомнить всех мест своих небольших камней и воротилась со всеми ими к старцу. Он и объяснил им, что первая всегда помнила о великом грехе и каялась и теперь могла снять с души своей его; вторая же не обращала внимания на мелкие грехи, а таких оказалось много, и она, не помня их, не могла очиститься от них покаянием.

Здесь же заметим, что в монастырях обычно один лишь игумен монастыря называется - “батюшка” - как одна матка в пчелином улье. А прочие монахи - как рясофорные, так и манатейные (постриженные в мантию) и иеромонахи - именуются - “отцы,” с прибавлением их монашеского имени. Исключение составляют лишь “старцы,” народ обычно называет их тоже “батюшка”; а монахи и тут отличают их от игуменов, называя - “старец” такой-то, по имени.

Скитники

Запишу разговор со мною о. Феодосия, настоятеля скита, о монашестве моем.

Вы для чего приняли монашество, - спросил он меня.

Ради большего удобства спасения души и по любви к Богу, - ответил я.

Это - хорошо. Правильно. А то вот ныне принимают его, чтобы быть архиереями “для служения ближним,” - как они говорят. Такой взгляд - “неправильный и несмиренный. По-нашему, по-православному, монашество есть духовная, внутренняя жизнь; и прежде всего - жизнь покаянная, именно ради спасения своей собственной души. Ну, если кто усовершится в этом, то сможет и другим послужить на спасение. А иначе не будет пользы ни ему, ни другим.

Утренние службы совершались недолго, но зато скитские иноки вообще проводили значительную часть дня в свободных молитвах, по келиям. И эта сторона их жизни была ведома лишь им да Богу... Известно, что всякие “правила” и уставы о молитве нужны больше всего для нас, новоначальных, не воспитавших еще молитвенного горения “непрестанной” молитвы и “стояния перед Богом.” Усовершившимся же в этом внешние правила необязательны, а иногда даже они отвлекают от внутренней молитвы.

Какова была эта сторона жизни у подвижников и у старца Нектария, мне было неизвестно, а спрашивать не смел, да и признаться и не очень-то интересовался этим, будучи сам нищим в молитве. Только я прежде уже заметил, что, например, у о. Нектария глаза были воспалены: не от молитвенных ли слез? Говорил мне кто-то, что у него еще и ноги больные, распухшие: ясно, от долгих стояний и поклонов...

В молитвенности и заключается главная жизнь подлинных иноков, путь к благодатному совершенству и даже средство к получению особых даров Божиих: мудрости старческой, прозорливости, чудес, святости. Но эта сторона жизни - сокровенная у подвижников. Однако мы никогда не должны забывать о ней, как самой главной, если желаем хоть умом понять жизнь вообще святых.

Вставать приходилось около трех часов утра. Будил нас по келиям довольно молодой еще послушник, о. Нестор. Очень милый и ласковый, всегда с улыбкой на чистом лице, с небольшой бородой. Говорили про него, что он любил спать; поэтому ему и дано было послушание будить других; для этого он вынужден был поневоле вставать раньше, чтобы обойти весь скит. Но и после, говорят, его тянуло ко сну.

О. Макарий, в противоположность о. Нестору, был человек сурового вида. Огромная рыжая борода, сжатые губы, молчаливый, он напоминал мне о. Ферапонта из “Братьев Карамазовых” Достоевского. Он занимал положение эконома в скиту. На эту должность вообще назначают людей посуровее, чтобы не расточал зря, а берег монастырское добро. Познакомился же я с ним по следующему поводу. Однажды я с сожителем в Золотухинском “корпусе” о. Афанасием, пошли к литургии; и позабыв внутри ключ от дома, захлопнули дверь его. Что делать? Ну, думаем, после попросим о. эконома помочь нам; у него много всяких ключей. Так и сделали. О. Макарий молча пошел с нами. В рясе и клобуке - величаво. А замок наш был винтовой. О. эконом вынул из связки один подобный ключ, но его сердечко было меньше дырочки замка. Тогда он поднял с земли тоненькую хворостинку, сложил ее в отверстие и молча начал опять вертеть ключом. Не помогало. Тогда я посоветовал ему:

О. Макарий, вы бы вложили хворостиночку потолще! А эта - тонка; не отопрете.

Нет, не от того. Без молитвы начал! - сурово ответил он.

И тут же перекрестился, прочитав молитву Иисусову: “Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй мя грешного!” И снова начал вертеть ключ с прежней хворостиночкой. И замок тут же открылся. О. Макарий, не говоря более ни слова, ушел к себе, а мы разошлись по своим комнатам.

По этому поводу и в связи с ним мне вспоминается и другой случай. Спустя десять лет, будучи уже эмигрантом в Европе, я был на студенческой конференции “Христианской ассоциации молодых людей” в Германии в г. Фалькенберг. По обычаю, мы устраивали временный храм и ежедневно устраивали богослужения; а в конце недельной конференции все говели и причащались.

В устройстве храма мне помогал друг - студент А. А. У-в. На алтарной стороне нужно было повесить несколько икон. Юноша начал вбивать в стенку гвозди, но они попадали на камни и гнулись. Увидев это и вспомнив о. Макария, я сказал: “А вы сначала перекреститесь и молитву сотворите, а потом уж выбирайте место гвоздю.”

Тот послушно исполнил это. Помолился и наставил гвоздь в иное место, ударил молотком, и он попал в паз, между камнями. То же самое случилось и со вторым гвоздем и с прочими.

Был подобный случай и с о. Иоанном Кронштадским. Встав рано утром, около 3 часов, он, по обычаю, должен был читать утреннее правило ко Причащению. Но никак не мог найти этой книжки. Безуспешно пересмотрев все, он вдруг остановился и подумал: “Прости меня, Господи, что я сейчас из-за поисков твари (книги) забыл Тебя, Творца всяческих!” - и немедленно вспомнил место, куда он вчера положил книгу.

Потом в жизни я многим рассказывал об этих случаях. И сам нередко на опыте проверял истинность слов “сурового” отца Макария: “Без молитвы начал.”

О. Кукша. Странное имя, никогда прежде мною не слыханное. Память этого святого 27 августа. Жил он в Киевской Лавре в конце ХI и начале XII века. Он миссионерствовал среди вятичей; творил чудеса. Вместе со своим учеником Никоном был убит язычником. Мощи их доселе лежат в Антониевых пещерах. Живший в то время в Лавре Пимен постник воскликнул среди Церкви:

Брат наш Кукша убит! - и сам тотчас же скончался (1113 г.).

В память этого священномученика и было дано при постриге имя оптинскому иноку.

Я с ним познакомился ближе потому, что монастырское начальство нашло нужным перевести меня из Золотухинского дома в другой, в келью рядом с о. Кукшей. Это был пожилой уже монах, лет около 65, а может быть, и больше; небольшого роста, с светлой бородой и необыкновенно простой и жизнерадостный. Он мне готовил чай в маленьком самоварчике, вмещавшем 4-5 чашек. Тут лишь мы и встречались с ним. И в скиту, и в монастыре не было обычая и разрешения ходить по чужим келиям без особого послушания и нужды. И я не ходил. А однажды зашел-таки по приглашению к одному монаху, но после получил от о. Феодосия легкое замечание:

У нас - не ходят по келиям.

Вероятно, и пригласивший меня получил выговор. Хотя наша беседа с ним была не на плохие темы, а о святых отцах и их творениях, но раз - без благословения, то и хорошее - не хорошо...

И к о. Кукше я не ходил, и даже не видел его келии, хотя жили рядом в доме. Да и он заходил ко мне исключительно по делу и наши разговоры были случайными и короткими. Однажды он с удивительной детской простотой сказал мне о старчестве и старцах:

И зачем это, не знаю... Не знаю! Все так ясно, что нужно делать для спасения! И чего тут спрашивать?!

Вероятно, чистой душе его, руководимой благодатью Святого Духа, и в самом деле не ни о чем не нужно было спрашивать: он жил свято и без вопросов. Беззлобный, духовно-веселый, всегда мирный, послушный - отец Кукша был как дитя Божие, о которых Сам Спаситель сказал: "Коли не будете как дети, не войдете в Царство небесное” (Мф. 18:3). Но однажды с нами случилось искушение. Мне захотелось отслужить утром литургию. А о.Кукша заведовал церковной стороной скита и ризницей. Поэтому я и сказал ему накануне о своем желании. По чистой простоте он радостно согласился, и я отслужил.

А в скиту был обычай - вечерние молитвы совершать в домике о. скитоначальника. После этого мы все кланялись о. Феодосию в ноги, прося прощения и молитв и постепенно уходили к себе. А если ему нужно было поговорить с кем-либо особо, то он оставлял их для этого после всех. Но на этот раз о. Феодосий оставил всех. Братии в скиту было немного. После “прощения” он обращается к о. Кукше и довольно строго спрашивает:

Кто благословил тебе разрешить отцу архимандриту (т.е. мне) служить ныне литургию?

О. Кукша понял свою вину и без всяких оправданий пал смиренно в ноги скитоначальнику со словами: “Простите меня, грешного! Простите!”

Ну, о. архимандрит не знает наших порядков. А ты обязан знать! - сурово продолжал выговаривать о. Феодосий.

О. Кукша снова бросается в ноги и снова говорит при всех нас:

Простите меня, грешного, простите!

Так он и не сказал ни одного словечка в свое оправдание. А я стоял тоже, как виноватый, но ничего не говорил... Потом, с благословения начальника мы все вышли... И мне, и всей братии был дан урок о послушании... Действительно ли о. Феодосий рассердился или он просто через выговор смиренному о. Кукше хотел проучить и других, а более всего - меня, не знаю. Но на другой день утром вижу в окно, что он, в клобуке и даже в мантии, идет к нашему дому. Вошел ко мне в келию, помолился перед иконами и, подавая мне освященную за службой просфору, сказал:

Простите меня, о. архимандрит, я вчера разгневался и позволил себе выговаривать при вас о. Кукше.

Не помню теперь, ответил ли я что ему или нет.

Но вот скоро встретился другой случай. В Калужскую епархию приехал новый архиерей: епископ Георгий. Он был человек строгий и даже крайне властный. День был солнечный. Утро ясное. Вижу, о. Феодосий направляется с о. Кукшей к храму св. Иоанна Предтечи. Я поклонился. Батюшка говорит мне, что ныне он с о. игуменом монастыря едет в Калугу представляться новому Владыке.

Вот сначала нужно отслужить молебен.

А я про себя подумал: монахи едут к общему Отцу епархии и своему, а опасаются, как бы не случилось какого искушения при приеме... Странно...

В это время отец Кукша отпер уже храм и мы двинулись туда. На пути о. Феодосий говорит мне:

Вы знаете? О. Кукша - великий благодатный молитвенник. Когда он молится, то его молитва - как столп огненный летит к престолу Божию!

Я молчал. И вспомнил выговор этому столпу: видно, было нужно это и ему, и всем нам.

Седовласый о. Афанасий. Представьте себе глубокого старца с белыми волосами, с белой широкой бородой, закрывавшей почти всю грудь его. На голове мягкая монашеская камилавка. Глаза опущены вниз и духовно обращены внутрь души - точно они никого не видят. Если кто помнит картину Нестерова “Пустынник,” то о. Афанасий похож не него, только волосы белее. В первый раз я обратил на него свое внимание в скитской трапезной. В чистой столовой, человек на 20-25, в середине стоял стол, а по стенам лавки. Первый приходивший сюда, положив, по обычаю, троекратное крестное знамение, садился направо на первое от дверей место. входивший за ним другой инок, после крестного знамения, кланялся пришедшему раньше и занимал соседнее место. Так же делали и другие, пока к строго определенному времени не приходили все. И никто ничего не говорил. Нагнувши лицо вниз, каждый или думал что, или - вернее - тайно молился. На этот раз мне пришлось в ожидании трапезы сидеть рядом с о. Афанасием. В молчаливой тишине я услышал очень тихий шепот со стороны своего соседя. Невольно я повернул свое лица и заметил, как о. Афанасий двигает старческими губами и шепчет молитву Иисусову... По-видимому, она стала у него беспрестанною привычкою и потребностью.

После обеда я спросил у кого-то из скитников: какое особое - кроме молитвы, - послушание несет старец? Оказалось, что он из скита носит на “скотный двор” грязное белье монахов для стирки. Этот двор расположен где-то в лесу, в стороне от монастыря, и там трудится несколько женщин, Бога ради. Вот туда и посылают старца, убеленного сединами.

Отец Иоиль. Я уже упоминал о нем, как об очевидце визита Л. Н. Толстого к о. Амвросию. Теперь добавлю его рассказ о сотрудничестве с этим святым старцем. Батюшка начал и вел постройку женского Шамординского монастыря больше с верою, чем с деньгами, которые давали ему на это дело народ и благотворители. И не раз, в конце недели, рабочим нечем было платить. О. Иоиль был подрядчиком на этой стройке, от лица о. Амвросия. Приходит время расчета, а денег нет... Народ - все бедный. Приступают к подрядчику: “Плати!” - “Нечем!” Подождите да потерпите. И рабочие - хоть бросай дело. А о. Иоилю и их жалко, и постройку нельзя остановить.

Вот я один раз решил отказаться от послушания: невмоготу мне, - рассказывал он сам. - Пришел к Батюшке, упал ему в ноги и говорю: - Отпусти, сил никаких нет терпеть людское горе.

О. Амвросий уговаривает:

Не отказывайся, проси их подождать.

И сам я плачу, а сил нет.

Ну, подожди, подожди! - говорит Батюшка.

И пошел он к себе в келию. Ну, - думаю, - где-нибудь в столе своем отыщет деньги? А он выходит с иконой Казанской Божией Матери и говорит:

О. Иоиль! Сама Царица Небесная просит тебя: не отказывайся!

Я упал ему в ноги. И опять пошел на дело

Отец Исаакий. Кажется, таково было имя одного из скитских старых иеромонахов. Мы с ним встретились во внутреннем садике. Это был старец, лет под 70, но еще бодрый. Длинная, с проседью, борода. Он был духовником в этом самом Шамординском монастыре, наезжая туда по временам. К сожалению, из небольшой случайной нашей беседы осталось очень мало в памяти моей. Но он утешал меня, убеждая не унывать. Причем обратил мое внимание на то, что образованные монахи тоже делают святое дело в миру, тоже исполняют церковное послушание в школах, семинариях, во славу Божию. И при этом в глазах его светилась ласка и тихое ободрение.

Старец Нектарий

Через ворота под колокольней вошел я внутрь двора скита. Меня приятно поразило множество цветов, за коими был уход. Налево, узенькая дорожка вела к скитоначальнику о. Феодосию. Он был здесь “хозяином,” но подчинялся отцу игумену монастыря, как и все прочие. Это был человек высокого роста, уже с проседью и довольно плотный. Познакомились. И я сразу попросил у него благословения сходить исповедаться у старца о. Нектария.

Опишу ту комнату, в которой я встретился с ним и где бывали и Достоевский и Л. Толстой, и проф. В. С. Соловьев и другие посетители. Этот домик назывался “хибаркою.” Она была небольшая, приблизительно аршин пять на восемь. Два окна, по стенам скамьи. В углу икона и картина святых мест. Светилась лампадка. Под иконами стол, на котором лежали листочки религиозного содержания. Из приемной комнаты вела дверь в помещение самого старца. А другая дверь от него вела в подобную же комнату, соседнюю с нашей; там принимались и мужчины, и женщины, в нее вход был прямо из леса, с внешней стороны скита; я там не бывал.

Другой старец, батюшка о. Анатолий, жил в самом монастыре и там принимал народ, преимущественно мирян, а монахам рекомендовалось - более обращаться к о. Нектарию.

Когда я вошел в приемную, там уже сидело четверо: один послушник и какой-то купец с двумя мальчиками лет по 9-10. как дети, они все о чем-то говорили весело и тихо щебетали; и сидя на скамейке, болтали ножками. Когда их разговор становился уже громким, отец приказывал им молчать. Молчали и мы, взрослые: как в церкви, и здесь была благоговейная атмосфера, рядом - святой старец... Но детям это было невтерпеж, и они сползли со скамьи и начали осматривать красный угол с иконами. Рядом с ними висела картина какого-то города. На ней и остановилось особое внимание шалунов. Один из них говорит другому: “Это наш Елец.” А другой возражает: “Нет, это Тула.” - “Нет, Елец.” - “Нет, Тула!” И разговор опять принимал горячий оборот. Тогда отец подошел к ним; и обоим дал сверху по щелчку. Дети замолчали и воротились назад к отцу на скамейку. А я, сидя почти под картиной, поинтересовался потом: за что же пострадали малыши,? За Тулу или за Елец? Оказалось, под картиной была подпись: “Святый град Иерусалим.”

Зачем отец приехал и привез своих деточек, я не знаю, а спросить казалось грешно: мы все ждали выхода старца, как церковной исповеди. А в церкви не говорят и об исповеди не спрашивают... Каждый из нас думал о себе.

Отец Иоиль, старый монах, рассказал мне маленький эпизод из жизни Л. Толстого, бывшего в скиту. Долго он говорил с о. Амвросием. А когда вышел от него, лицо его было хмурое. За ним вышел и старец. Монахи, зная, что у отца Амвросия, известный писатель, собрались вблизи дверей хибарки. Когда Толстой направился к воротам скита, старец сказал твердо, указывая на него: “Никогда не обратится ко Христу! Горды-ыня!”

Как известно, он перед смертью ушел из своего дома. И, между прочим, посетил свою сестру Марию Николаевну, монахиню Шамординского монастыря, созданного о. Амвросием верстах в 12 от Оптиной. И тут у него снова явилось желание обратиться к старцам. Но он опасался, что они откажутся принимать его теперь, так как он был уже отлучен Церковью за свою борьбу против христианского учения: о св. Троице, о воплощении Сына Божия, о таинствах (о коих он выражался даже кощунственно). Сестра же уговаривала его не смущаться, а идти смело, уверяя, что его встретят с любовью... И он согласился... Слышал я, что он будто бы подошел к двери хибарки и взялся за ручку; но... раздумал и ушел обратно. Потом он поехал по железной дороге; и, заболев, вынужден был остановиться на ст. Астапово, Тульской губернии, где и скончался в тяжелых душевных муках. Церковь посылала к нему Епископа Тульского Парфения и старца Оптинского Варсонофия; но окружавшие его лица (Чертков и др.) не допустили их до умирающего.

Припомню тут и слышанное мною о нем во Франции. Одно время я жил на побережье Атлантического океана. Там же в одном доме жила тогда и жена одного из сыновей Л. Толстого со своим внучком Сережей. И она иногда рассказывала кое-что о нем и тоже повторяла, что он был “гордый...” Но она жалела его... Внук тоже был чрезвычайно капризный: если что-либо было не по нем, то он бросался на пол и затылком колотился об него, крича и плача. А в другое время он был ласков ко всем... После отец, чех, выкрал его от бабушки; он тогда уже разошелся с внучкой Толстого.

Прождали мы в комнате минут десять молча: вероятно, старец был занят с кем-нибудь в другой половине домика. Потом неслышно отворилась дверь из его помещения в приемную комнату, и он вошел... Нет, не “вошел,” а как бы вплыл тихо... В темном подряснике, подпоясанный широким ремнем, в мягкой камилавке, о. Нектарий осторожно шел прямо к переднему углу с иконами. И медленно-медленно и истово крестился... мне казалось, будто он нес какую-то святую чашу, наполненную драгоценной жидкостью и крайне опасался: как бы не пролит ни одной капли из нее? И тоже мне пришла мысль: святые хранят в себе благодать Божию; и боятся нарушить ее каким бы то ни было неблагоговейным душевным движением: поспешностью, фальшивой человеческой лаской и др. Отец Нектарий смотрел все время внутрь себя, предстоя сердцем перед Богом. Так советует и Еп. Феофан Затворник: сидя ли или делая что, будь непрестанно пред лицем Божиим. Лицо его было чистое, розовое; небольшая борода с проседью. Стан тонкий, худой. Голова его была немного склонена к низу, Глаза - полузакрыты.

Мы все встали... Он еще раза три перекрестился перед иконами и подошел к послушнику. Тот поклонился ему в ноги; но стал не на оба колена, а лишь на одно, вероятно, по тщеславию стыдился делать это при посторонних свидетелях. От старца не укрылось и это: и он спокойно, но твердо сказал ему:

И на второе колено встань!

Тот послушался... И они о чем-то тихо говорили... Потом, получив благословение, послушник вышел.

Отец Нектарий подошел к отцу с детьми, благословил их и тоже поговорил... О чем, не знаю. Да и не слушал я; было бы грешно подслушивать. О себе самом думал я... Все поведение старца произвело на меня благоговейное впечатление, как бывает в храме перед святынями, перед иконою, перед исповедью, перед Причастием.

Отпустив мирян, батюшка подошел ко мне, к последнему. Или я тут отрекомендовался ему, как ректор семинарии; или прежде сказал об этом через келейника, но он знал, что я - архимандрит. Я сразу попросил его принять меня на исповедь.

Нет, я не могу исповедовать вас, - ответил он. - Вы человек ученый. Вот идите к отцу скитоначальнику нашему, отцу Феодосию, он - образованный.

Мне горько было слышать это: значит, я недостоин исповедаться у святого старца. Стал я защищать себя, что образованность наша не имеет важности. Но отец Нектарий твердо остался при своем и опять повторил совет - идти через дорожку налево к о. Феодосию. Спорить было бесполезно, и я с большой грустью простился со старцем и вышел в дверь.

Придя к скитоначальнику, я сообщил ему об отказе отца Нектария исповедовать меня и о совете старца идти за этим к образованному о. Феодосию.

Ну, какой же я образованный?! - спокойно ответил он мне. - Кончил всего лишь второклассную школу. И какой я духовник?! Правда, когда у старцев много народа, принимаю иных и я. Да ведь что же я говорю им, Больше из книжек наших же старцев или из святых отцов, что-нибудь вычитаю оттуда и скажу. Ну, а отец Нектарий - старец по благодати и от своего опыта. Нет, уж вы идите к нему и скажите, что я благословляю его исповедать вас.

Я простился с ним и пошел опять в хибарку. Келейник с моих слов все доложил батюшке; и тот попросил меня к себе в келию.

Ну, вот и хорошо, слава Богу! - сказал старец совершенно спокойно, точно он и не отказывался прежде. Послушание старшим в монастыре - обязательно и для старцев; и может быть, даже в первую очередь, как святое дело и как пример для других.

И началась исповедь... К сожалению, я теперь решительно не помню ничего о ней... Одно лишь осталось в душе, что после этого мы стали точно родными по душе. На память батюшка подарил мне маленькую иконочку из кипарисового дерева с выточенным внутри распятием.

Подошел праздник Успения Божией Матери. Накануне, часов около 11, ко мне приходит из монастыря благочинный отец Федот. Несколько полный, с проседь. в темных волосах и бороде, спокойный, приветливый; он и с собою принес тишину. Помолившись и поздоровавшись со мною, он сначала справился о моем здоровье и самочувствии; потом порадовался - “какая ныне хорошая погода,” - был тихий, безоблачный день. Я подумал: подход - как в мину, между светскими людьми... Жду дальше: напрасно монахи не ходят по келиям, - как писалось раньше. И действительно, отец благочинный скоро перешел к делу:

Ваше высокопреподобие! Батюшка игумен просит вас сказать завтра, на поздней литургии, поучение...

Это предложение было для меня совершенно неожиданным: я в миру довольно много говорил проповедей, речей, уроков. И устал духовно от многоглаголания; потому, живя в монастыре, хотел уже отдохнуть от учительства в тишине, одиночестве и молчании. И в самом деле отдыхал. И вдруг - проповедуй и здесь?

Нет, нет! - запротестовала моя душа. - Не могу, батюшка!

И начался между нами долгий спор.

Почему же, Ваше высокопреподобие?!

Ну чему я буду учить вас в монастыре?! Вы - истинные монахи; а живя в миру, какие мы монахи? Нет, и не просите напрасно.

Но отца благочинного нелегко оказалось заставить отказаться от данного ему игуменом поручения.

А как же вон у нас жили другие ученые монахи, - стал он перечислять их имена, и проповедовали?

Это не мое дело, - отстранял я его возражение. - Я про себя говорю, что не могу учить вас, монахов. Да и что особого я могу вам сказать? У вас на службах читаются, по уставу, и жития святых из Пролога и поучения святых отцов. Что же лучше?

Так-то так; но и живое устное слово полезно нам послушать, - настаивал о. Федот.

Святые отцы - всегда живые, - возражал я, - нет уж, батюшка, не просите! Мне трудно это. Так и объясните отцу игумену.

Да ведь о. игумен и благословил меня просить вас проповедовать.

Видя, что никакие уговоры не действуют на посланца, я вспомнил о старце Нектарии. “Вот кто может выручить меня из неожиданной беды, - думалось мне, - я у него исповедался, он знает мою грешную душу и скорее поймет мой отказ по сознанию моего недостоинства, а слово старца - сильно в обители.”

Я спрошу у батюшки, о. Нектария, - сказал я.

Хорошо, хорошо! - согласился сразу о. Федот.

И с этими словами он начал прощаться со мной. Да было и время: в монастыре зазвонил небольшой колокол к обеду. Благочинный ушел, а я направился к “хибарке” старца. В знакомой мне приемной никого не было. На мой стук вышел из келии о. Мелхиседек: маленького роста, в обычной мягкой камилавке, с редкой молодою бородою, с ласковым лицом.

Мне нет даже нужды беспокоить самого батюшку, он занят другими. Вы только спросите у него совета. И скажите ему, что я прошу его благословить меня не проповедовать.

И я верил в такой ответ старца: мне казалось, что я хорошо поступаю, смиренно. Келейник, выслушав меня, ушел за дверь. И почти тотчас же возвратился:

Батюшка просит зайти вас к нему.

Вхожу. Целуем друг у друга руки. Он предложил мне сесть и, не спрашивая больше ни о чем, сказал следующие слова, которые врезались мне в память до смерти:

Батюшка, - обратился он ко мне тихо, но чрезвычайно твердо, авторитетно, - примите совет на всю вашу жизнь: если начальники или старшие вам предложат что-нибудь, то как бы трудно или даже высоко ни казалось это вам, - не отказывайтесь. Бог за послушание поможет!

Затем он обратился к окну и, указывая на природу, сказал:

Смотрите, какая красота: солнце, небо, звезды, деревья, цветы... А ведь прежде ничего не было! Ничего! - медленно повторил батюшка, протягивая рукою слева направо. - И Бог из ничего сотворил такую красоту. Так и человек: когда он искренно придет в сознание, что он - ничто, тогда Бог начнет творить из него великое.

Я стал плакать. Потом о. Нектарий заповедовал мне так молиться: “Господи, даруй мне благодать Твою!” - И вот идет на вас туча, а вы молитесь: “Дай мне благодать!” И Господь пронесет эту тучу мимо.” И он протянул рукой слева направо. О. Нектарий, продолжая свою речь, рассказал мне почему-то историю из жизни Патриарха Никона, когда он, осужденный, жил в ссылке и оплакивал себя. Теперь уж я не помню этих подробностей о Патриархе Никоне, но “совет на всю жизнь” стараюсь исполнять. И теперь слушаюсь велений Высшей Церковной власти. И, слава Богу, никогда в этом не раскаивался. А когда делал что-либо по своему желанию, всегда потом приходилось страдать.

Вопрос о проповеди был решен: нужно слушать о. игумена и завтра - говорить. Я успокоился и ушел. Обычно для меня вопрос о предмете и изложении поучения не представлял затруднений; но на этот раз я не мог отыскать нужной темы до самого всенощного бдения. И уже к концу чтения канона на утрени в моем уме и сердце остановились слова, обращенные к Богородице: “Сродства Твоего не забуди, Владычице!” Мы, люди, сродники Ей по плоти, Она - из нашего человеческого рода. И хотя Она стала Матерью Сына Божия, Богородицею, но мы, как Ее родственники, все же остались Ей близкими. А потому смеем надеяться на Ее защиту нас пред Богом, хотя бы были и бедными, грешными родственниками Ее... И мысли потекли, потекли струей... Вспомнился и пример из жития св. Тихона Задонского о грешном настоятеле этой обители, как он был помилован и даже воскрешен Господом: “За молитвы Моей Матери возвращается в жизнь на покаяние,” - послышался ему голос Спасителя, когда душа его спускалась на землю? А настоятель этот, будучи по временам одержим нетрезвостью, имел обычай в прочие дни читать акафист Божией Матери.

В день Успения я отслужил раннюю в другом храме... И вдруг во мне загорелось желание сказать поучение и тут. Но так как это было бы самоволием, я воздержался.

Какие лукавые бывают искушения!

На поздней литургии я сказал приготовленную проповедь. Она была, действительно, удачною. В храме кроме монахов было много и богомольцев-мирян. Все слушали с глубоким пониманием.

По окончании службы я спускался по ступенькам с паперти. Вдруг ко мне спешно подбежали те два монаха, которых я осудил в душе, и при всем народе радостно поклонились в ноги, благодаря за проповедь... К сожалению, я не запомнил их святых имен: а они заслужили бы этого за смирение свое.

Но на этом “слава” моя не кончалась. Когда я возвратился в скит, меня на крылечке нашего домика встретил преподобный о. Кукша:

Вот, хорошо сказали, хорошо! Вот был у нас в Калуге архиерей Макарий: тоже хорошо-о говорил проповеди!

Я промолчал. На этом разговор и кончился.

Через некоторое время из монастыря пришла уже целая группа послушников и стала просить меня:

Батюшка, пойдемте, погуляем в лесу и побеседуем: вы такую хорошую проповедь нам сказали.

"О-о! - подумал я про себя. - Уже учителем заделаться предлагают тебе? А вчера считал себя недостойным и говорить?! Нет, нет: уйди от искушения!” - И я отклонил просьбу пришедших.

Кстати: вообще монахам не дозволяется ходить по лесу, и лишь по праздникам разрешалось это, и то - группами для утешения. Но этим пользовались лишь единицы: а другие сидели по келиям, согласно заповеди древних отцов: “Сиди в келии и келия спасет тебя.”

На следующий день мне нужно было выезжать из монастыря на службу в Тверскую семинарию; и я пошел проститься сначала с о. Нектарием. Встретив меня, он с тихим одобрением сказал:

Видите, батюшка: послушались, и Бог дал вам благодать произнести хорошее слово.

Очевидно, кто-то ему уже об этом сообщил, так как старец не ходил в монастырь.

Ради Бога, - ответил я, - не хвалите хоть вы меня, бес тщеславия меня уже и без того мучает второй день.

Старец понял это и немедленно замолчал. Мы простились.

От него я пошел через дорожку к скитоначальнику о. Феодосию. Тот спросил меня, как я себя чувствую, с каким настроением отъезжаю.

А на сердце моем осталось тяжелое чувство своего недостоинства.

Мне казалось, что я говорил искренно и сказал неплохо, а сознание недостоинства представлялось мне смирением. Но отец Феодосий посмотрел иначе:

Как, как? - спросил он. - Повторите, повторите!

Я повторил. Он сделался серьезным и ответил:

Это - не смирение. Ваше преподобие, это - искушение вражье, уныние. От нас по милости Божией уезжают с радостью; а вы - с тяготею? Нет, это - неладно, неладно. Враг хочет испортить плоды вашего пребывания здесь. Отгоните его. И благодарите Бога. Поезжайте с миром. Благодать Божия да будет с вами.

Я простился. На душе стало мирно.

Какие вы духовно опытные! А мы, так называемые “ученые монахи,” в самих себе не можем разобраться правильно... Не напрасно и народ наш идет не к нам, а к ним... “простецам,” но из мудрых и обученным благодатью Духа Святого. И апостолы были из рыбаков, а покорили весь мир и победили “ученых.” Истинно говорится в акафисте: “Вития многовещанные,” - т.е., ученые ораторы, - “видим яко рыбы безгласные,” по сравнению с христианской проповедью этих рыбаков.

И теперь “ученость” наша была посрамлена еще раз.

Когда я приехал на вокзал в Козельск, то в ожидании поезда я сидел за столом. Против меня оказался какой-то низенький крестьянин, с остренькой бородкой. После короткого молчания он обратился ко мне довольно серьезно:

Отец, ты, что ли, вчера говорил проповедь в монастыре?

Спаси тебя, Господи! А знаешь, я ведь думал, что благодать-то от вас, ученых, совсем улетела?

Почему так?

Да видишь: я безбожником одно время стал; а мучился. И начал я к вам, ученым обращаться: говорил я с архиереями - не помогли. А потом пришел сюда, и эти простецы обратили меня на путь. Спаси их, Господи! Но вот вижу, что и в вас, ученых, есть еще живой дух, как Сам Спаситель сказал: "Дух дышит, идеже хощет” (Иоанн 3:8).

Скоро подошел поезд. В вагон второго класса передо мной поднялись по ступенькам две интеллигентные женщины. За ними пошел и я. Они очень деликатно обратились ко мне со словами благодарности за вчерашнее слово. Оказалось, это были две дворянки, приезжавшие издалека на богомолье в Оптину и слышавшие мою проповедь. И думается, что эти “ученые” - не хуже, - а даже лучше, смиреннее, чем бывший безбожник... Да, воистину дух Божий не смотрит ни на ученость, ни на “простоту,” ни на богатство, ни на бедность, а только на сердце человеческое, и если оно пригодно, то Он там живет и дышит...

Началась революция. И вот какое предание дошло до меня за границей. Отец Нектарий будто бы встретил пришедших с детскими игрушками и электрическим фонариком, совершенно спокойный. И перед ними он то зажигал, то прекращал свет фонаря. Удивленные таким поведением глубокого старца, а может быть, и ожидавшие какого обличения за свое безобразие от “святого” молодые люди сразу же от обычного им гнева перешли в благодушно-веселое настроение и сказали:

Что ты? Ребенок, что ли?

Я - ребенок, - загадочно-спокойно ответил старец.

Если это было действительно так, то стоит серьезно задуматься над смыслом поведения его и загадочным словом о “ребенке.”

А ребенком он мог назвать себя, поскольку идеальный христианин становится действительно подобным дитяти по духу. Сам Господь сказал ученикам при благословении детей: " Если не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное” (Мк. 10:15).

Новости
Самое интересное:
Дышать на ладан - значение Смотреть что такое "Дышать на ладан" в других словарях
За какие грехи бог лишает разума
Найденное в монголии "нетленное тело" буддийского монаха продать не удалось