Метафизический метод мышления. Парадоксы духовной метафизики Естественное и сверхъестественное откровение

Владимир Гоманьков

Родился в 1925 г . в селе Смольяны, Оршанского р-на, Витебской обл., БССР. В 1955 г . окончил физический факультет Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова по специальности «физика». С 1955 по 1959 г . младший научный сотрудник Института Физической Химии АН СССР, с 1959 года младший научный сотрудник, с 1960 — старший инженер, с 1967 по 2006 г . ведущий научный сотрудник ЦНИИЧермет им. И.П. Бардина, доктор физико-математических наук.

Старая и новая метафизика, или Мировоззрение и откровение

Разные модели использовала наука для описания развития Вселенной. В новое время научное мировоззрение стремилось опровергнуть библейскую картину мира, однако в XX веке произошел неожиданный поворот: развитие фундаментальной науки позволило преодолеть разногласия между христианским и научным мировоззрением. Сегодня наука продолжает движение в сторону религиозного понимания мира.

Естественное и сверхъестественное откровение

Успехи фундаментальной науки в ХХ веке при исследовании Вселенной и ее материи привели не только к интенсивному процессу изменения материальной жизни человечества, но и к пересмотру многих мировоззренческих концепций: о Вселенной, об окружающем нас мире и о соотношении науки и религии. Этот пересмотр обусловлен прежде всего развитием квантовой механики (науки о структуре микромира) и космологии (науки, описывающей свойства Вселенной).

Из квантовой механики следует принципиальная вовлеченность наблюдателя (человека) в неизбежное взаимодействие с объектом наблюдений (микромиром) и, следовательно, взаимосвязанность наблюдающей и наблюдаемой систем. С точки зрения православного мировоззрения в этом случае человек выступает и как творение Божие, и как исследователь Вселенной и законов ее природы, созданных Богом, и как соучастник творчества Создателя. «Бог соделал человека участником в творчестве», — замечает преподобный Ефрем Сирин .

Поэтому у православного ученого вера в Божественный разум как в высшую рациональность сосуществует с верой в рациональность человеческого ума, сотворенного по образу Божию. Святитель Григорий Нисский пишет: «Сотворенность по образу Божию означает, что царственность присуща человеку с момента творения… Божественность есть премудрость и логос (разум, смысл). Ты видишь в себе разум и мысль, что является образом перворазума и первомысли…»

Для такого ученого сотворенная Богом Вселенная и ее природа являются отражением Божественного разума, и Бог-Творец открывается человеку при изучении природы в ее закономерностях. Святой Дионисий Ареопагит указывает: «Мы можем познать Его, во-первых, созерцая благоустроение сотворенной Им вселенной, которая в некотором роде является отражением и подобием Его божественных прообразов…» Кроме того, природа, как творение Божие, достойна бережного и мудрого отношения. Взирая на ее красоту, величие и премудрые закономерности, человек в восхищении славит Создателя. «Ты явил предвечный строй Вселенной через силы, действующие в ней, Ты, о Господи, сотворил мир, Ты, верный во всех родах, праведный в суде, чудный в силе и славе, премудрый в творении и делах…» — восхищается священномученик Климент Римский . Так природа подвигает человека к молитве .

Поэтому в православном мировоззрении и Вселенная, и ее закономерности, созданные Богом, рассматриваются как естественное откровение Творца, которое изучается учеными и является частью диалога человека с Создателем. Другая часть диалога человека с Богом представлена сверхъестественным откровением и исследуется богословами. Отсюда в православном мировоззрении фундаментальная наука выступает как «богословие природы» и возникают проблемы согласования естественного откровения со сверхъестественным. Согласование разных частей единого откровения является задачей герменевтической, которая часто решается при изучении различных частей сверхъестественного откровения. Здесь же она несколько усложнена, поскольку, кроме всего прочего, естественное откровение требует знаний различных разделов науки в их историческом развитии.

Исторические соотношения частей откровения

Две части единого диалога человека с Богом в истории человечества часто противопоставлялись друг другу, что хорошо прослеживается на примере такой науки, как космология . В построенной Птолемеем во II веке геоцентрической системе космос, который в те времена представляла только Солнечная система, считался ограниченным в пространстве и во времени. Центром такой Вселенной считалась Земля, а сама Вселенная имела начало и была статичной, то есть неизменной. Такая модель Вселенной более или менее удовлетворительно описывала движение планет Солнечной системы и вполне соответствовала толкованию Книги Бытия. Некоторые заметные расхождения между обоими описаниями (например, возникновение «света» раньше Солнца и звезд) сглаживались при переходе к символической трактовке отдельных понятий. Однако по мере получения новых астрономических результатов система Птолемея утрачивала свое научное значение, а вместе с ним изменялись и мировоззренческие представления о Вселенной .

В XVI веке система Птолемея была заменена гелиоцентрической системой Коперника, в которой Солнце рассматривалось как центр Вселенной. В этой Вселенной Земля теряла свой антропоцентрический статус, а накопленные астрономические знания свидетельствовали о Вселенной, состоящей не только из Солнечной системы. Таким образом, отказ от геоцентрического космоса способствовал возникновению идеи о бесконечной Вселенной. Однако и гелиоцентрическая космология в какой-то мере продолжала соответствовать библейскому описанию.

Первые идеи о бесконечной Вселенной начали появляться только во второй половине XVII века среди философов, которые не смогли их четко сформулировать. Ученые же при рассмотрении бесконечной Вселенной в рамках ньютоновской теории тяготения сталкивались с неразрешимыми научными парадоксами. Сам Ньютон считал Вселенную пространственно бесконечной и ограниченной во времени. Кроме того, представление о бесконечности не было освоено ни математиками, ни физиками .

Только к середине XIX века при попытках объяснить оптический и гравитационный парадоксы, противоречащие бесконечной Вселенной, понятие «бесконечная Вселенная» впервые появилось в научной литературе . Распространению представлений о бесконечности Вселенной способствовала секуляризация науки, начавшаяся в XVI веке и особенно усилившаяся в атеистическую эпоху Великой французской революции и позднее. Вместе с распространением атеизма в научном мировоззрении появляется и идея бесконечной во времени и пространстве Вселенной. Такая Вселенная не нуждается в Творце: она всегда была, есть и будет, а на бесконечности всегда можно предположить зарождение и самоорганизацию материи, которой приписывается и законотворчество. Таким образом, Творца природы в научном мировоззрении заменила самодостаточная сущность — вечная и бесконечная Вселенная.

Однако такая Вселенная не поддается научному исследованию: в ней должно быть бесконечное число физических взаимодействий и, следовательно, бесконечное количество форм материи. Возникает метафизический парадокс «бесконечности всего». Видимая часть Вселенной оказывается крохотным островком бескрайнего космоса, лишенного конкретных особенностей для изучения. Вселенная в среднем остается неизменной, статичной и, как следствие, не имеющей ни истории, ни эволюции. Актуальная бесконечность исследуется в математике , но бесконечный космос не постижим. Отсюда очевидно, что определение «бесконечная Вселенная» сформулировано скорее из-за предпосылок атеистического мировоззрения. Несмотря на это, к концу XIX века идея бесконечной Вселенной прочно утвердилась. Тогда же в материалистической философии материя была объявлена вечной. Таким образом, произошло обожествление Вселенной и ее материи, а ученые, исследуя сотворенную природу, перестали распознавать ее Творца.

Космологическая модель расширяющейся Вселенной

Именно бесконечную во времени и стационарную конечную Вселенную пытался описать Альберт Эйнштейн в рамках общей теории относительности в 1917 году . Естественно, что согласование такого взгляда на Вселенную с Книгой Бытия невозможно. Это мировоззрение опирается на явный пантеизм.

В 1922 году петроградский физик А.А. Фридман показал, что в рамках той же общей теории относительности описывается нестационарная Вселенная, которая расширяется вместе с пространством . Из математической модели следовало, что в прошлом, когда объем такой расширяющейся Вселенной был равен нулю, возникли материя, пространство и время, то есть Вселенная имела начало. Отметим, что А.А. Фридман был христианином и придерживался православного мировоззрения. (Он умер в 1925 году и похоронен на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге, а на его могиле стоит каменный обелиск с крестом.)

В 1929 году расширение Вселенной было обнаружено экспериментально американским астрономом Э.Хэбблом, измерившим спектры далеких галактик . В свою очередь бельгийский ученый аббат Ж.Лемэтр в 1927 году сопоставил разлетание галактик с расширением Вселенной и назвал рождение и расширение Вселенной Большим взрывом . Следует подчеркнуть, что материя, пространство и время возникли одновременно и пространство расширяется вместе с материей во времени, то есть происходит разбухание Вселенной, а не взрыв.

К 1932 году идея расширяющейся Вселенной была принята и А.Эйнштейном . Таким образом, в науке возникла космологическая модель расширяющейся Вселенной, которая позволила изучать ее в целом как конечный расширяющийся объем, возникший вместе с пространством, временем и, следовательно, имеющий историю и подверженный эволюции. С 1952 года возраст Вселенной оценивается в 10-15 млрд лет, что согласуется с предсказанием модели А.А. Фридмана . В небе нет звезд старше этого возраста, и эта оценка является вторым экспериментальным фактом, подтверждающим достоверность космологической модели расширяющейся Вселенной. К концу ХХ века появилось еще несколько экспериментальных фактов , подтверждающих то же.

На рис. 1 представлена схема расширяющейся Вселенной, начиная с Большого взрыва. Здесь видно время возникновения некоторых объектов Вселенной: реликтового излучения, звезд, сверхновых звезд, черных дыр, протогалактик, галактик.

Экспериментально подтвержденная космологическая модель расширяющейся Вселенной позволяет оценить не только размеры и возраст Вселенной, но также плотность и температуру (энергию) ее материи в любой момент времени после начала возникновения. Из модели следует, что в начальный момент Большого взрыва материя Вселенной находилась при гигантских плотностях и температурах . Это состояние материи описывается «горячей моделью» материи Вселенной, которая, используя энергетические зависимости взаимодействия элементарных частиц, предсказывает состав материи на разных этапах расширения Вселенной. При гигантских температурах материя Вселенной представляла собой различные виды плазменных состояний вещества и излучения, составы которых менялись при расширении и остывании Вселенной. Так, например, при временах, равных менее одной стотысячной доли секунды от начала, реализуется кварковая плазма (кварки — элементарные частицы: три кварка образуют протон или нейтрон), позже — адронная плазма, состоящая из протонов, нейтронов и других тяжелых частиц, а также из излучения . Именно «горячая модель» предсказывает возникновение света (излучения) до образования звезд и Солнца, что согласуется и с библейским описанием .

Далее в процессе эволюции материи во Вселенной образуются атомы водорода и гелия, при этом вещество отделяется от излучения, которое охлаждается по мере расширения Вселенной. «Горячая модель» предсказывает, что отделившееся излучение охладилось к нашему времени до низких температур и, следовательно, должно наблюдаться в микроволновом спектральном диапазоне. В 1965 году оно действительно было зарегистрировано американскими учеными и названо «реликтовым тепловым излучением» . Таким образом, достоверность «горячей модели» Большого взрыва была подтверждена еще одним важным экспериментальным результатом, связывающим развитие Вселенной с эволюцией ее материи.

На рис. 2 схематически показана эволюция материи Вселенной во времени, начиная с элементарных частиц до образования атомов, из которых формируются звезды и планеты.

Таким образом, к концу XX века имелось по крайней мере восемь экспериментальных фактов, подтверждающих достоверность космологической модели, что весьма удивительно для столь глобальной и сложной физической теории. Она вошла в научную космологию и описывает, как возникли и эволюционируют Вселенная и ее материя. Модель развивается уже более 80-ти лет, названа «Стандартной космологической моделью» и формирует физическую картину мира, органически входя в общую систему знаний. Некоторые варианты этой модели предсказывают и конец развития Вселенной .

Такая Вселенная в целом обладает своими специфическими особенностями и поддается научному исследованию. Следовательно, научная космологическая модель изгнала из научного мировоззрения «обожествление» Вселенной и ее «религиозное» почитание как бесконечной и вечной сущности. А во второй половине ХХ века антропоцентрические идеи вновь вернулись в научное миропонимание в виде «антропных принципов», постулирующих возникновение Вселенной для человека-наблюдателя .

Сопоставление модели с изложением творения

Вышеприведенное научное описание возникновения и эволюции Вселенной в общих чертах согласуется с творением «неба и земли» Книги Бытия . Таким образом, современные научные данные о происхождении и эволюции Вселенной позволяют говорить о заметной согласованности естественного откровения со сверхъестественным. Следовательно, «наука в своем развитии проэволюционировала к религиозному пониманию мира» .

Естественно, что ученые с атеистическим мировоззрением не приняли такую космологию, согласно которой Вселенная возникла «из ничего», продолжает расширяться и даже предсказан ее конец. В СССР, где атеистическое мировоззрение было официальной идеологией, такая космология была объявлена «поповщиной» и запрещена к преподаванию в школах и вузах .

В то же время среди православных ученых существовала потребность сформировать непротиворечивое религиозное мировоззрение, которое согласовалось бы с современным научным миропониманием и противостояло бы атеистической пропаганде. Такую работу в начале 60-х годов выполнил Г.А. Каледа, доктор геолого-минералогических наук (с 1981 года) и тайный священник (с 1972 года). Он впервые сопоставил результаты исследований космологии, астрономии, физики, геологии и других дисциплин с описанием творения Вселенной в Книге Бытия и показал, что научные данные скорее согласуются с библейским повествованием о происхождении мира, чем противоречат ему. Следовательно, нет никаких оснований для критики библейского описания творения Вселенной с точки зрения современных научных представлений, а науку не корректно использовать для атеистической пропаганды. Естественно, что этот труд содержал апологетику православного мировоззрения и распространялся через «самиздат». Работа отца Глеба впервые была опубликована только в 1996 году, уже после смерти автора .

Однако сегодня в защите нуждается не только православное мировоззрение, но и фундаментальная наука, и, следовательно, научное мировоззрение. Возродившиеся и распространившиеся неоязычество и оккультизм беззастенчиво спекулируют как на религиозных представлениях, так и на научной терминологии. Кроме того, наблюдаются попытки и протестантов-фундаменталистов навязать православному сообществу свою идеологию искажения и дискредитации выработанной человечеством системы накопленных знаний.

Креационизм

На Западе появилась антинаучная идеология протестантов-фундаменталистов — креационизм, согласно которой Творец создал все формы материи и человека точно за шесть дней. Далее Он уже не вмешивается ни в существование сотворенной природы, ни в жизнь отдельных людей . При этом природа и человек остаются неизменными после творения. Значительное место в этой доктрине «невмешательства» Творца занимает буквальное толкование Книги Бытия и отрицание эволюционного принципа (закона развития) в природе, установленного посредством фундаментальной науки. До эпохи перестройки креационистская литература иногда проникала в СССР нелегально, но сейчас она не редкость на прилавках православных храмов . Более того, появились и «православные креационисты», которые также ведут борьбу с фундаментальной наукой и научным мировоззрением, используя литературу протестантов-креационистов . Протестанты-креационисты объявляют всякую эволюцию природы современным мифом , а «православные креационисты» — ересью .

В православном мировоззрении креационизм понимается как создание Вселенной Творцом «из ничего». Этот Божественный акт является таким же великим чудом, как Боговоплощение и Воскресение Спасителя. В свою очередь к определению «научный креационизм», которым часто пользуются креационисты , эпитет «научный» не применим, так как в нем нет положительного научного содержания: он не описывает совокупности экспериментальных фактов, не говоря уже о предсказуемости явлений. Креационизм не согласуется с современной научной системой знаний.

В то же время православные ученые, исповедующие «творение из ничего», являются не только креационистами в буквальном смысле этого слова, но и эволюционистами, изучающими развитие (эволюцию) сотворенной природы по законам Творца . Для них развитие (эволюция) природы подтверждается экспериментальными фактами. Православное мировоззрение и научное миропонимание сосуществуют в диалектической динамике.

Таким образом, разногласия между православием и научным мировоззрением, которые обнажились как итог секуляризации, в значительной степени преодолены благодаря развитию фундаментальной науки в XX веке. Стало возможным согласование естественного откровения со сверхъестественным, а для фундаментальной науки потребовалось создание новой метафизики, в которой ученые с атеистическим мировоззрением отводят определяющую роль «антропным принципам» . Кажется, что возможно и дальнейшее согласование православного мировоззрения и естественного откровения при последующем развитии фундаментальной науки и православного богословия.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Преподобный Ефрем Сирин. Толкование на Книгу Бытия. Творения. Троице-Сергиева лавра, 1901. Ч. 6. С. 234.

2. Клеман О. Истоки: Богословие отцов Древней Церкви. Тексты и комментарии.

М.: Путь, 1994. С.79.

3. Дионисий Ареопагит. О Божественных именах. Общественная мысль: исследования, публикации. М.: Наука, 1990. Вып. II. С. 207.

4. Св. Климент Римский. Первое послание к Коринфянам. Ранние отцы Церкви. Б/м. Б/г. С. 60.

5. Каледа Г., прот. Библия и наука о сотворении мира // Альфа и Омега. 1996. № 2/3 (9/10). С. 16-29; 1997. № 2(13). С. 34-51.

6. Катасонов В.Н. Концепция актуальной бесконечности как «научная икона» божества. «Христианство и наука». Сб. докладов конференции // XII Международные Рождественские образовательные чтения. М., 2004. С. 123-148.

7 . Новиков И.Д. Эволюция Вселенной. М.: Наука, 1990. С. 192.

8. Гриб А.А. Большой взрыв: творение или происхождение? // Взаимосвязь физической и религиозной картин мира. Кострома: МИИЦАОСТ, 1996. С. 153-167.

9. Зельдович Я.Б. Теория расширяющейся Вселенной, созданная А.А. Фридманом // Успехи физических наук. 1963. Т. 80. Вып. 3. С. 357-390.

10. Решетников В.П. Астрономические задачи начала XXI века, или 23 проблемы Сэндиджа // Природа. 2003. № 2. С. 32-40.

11. Гоманьков В.И. Антропный космологический принцип и христианский антропоцентризм // Той повеле, и создашася. Клин: Христианская жизнь, 1999. С. 149-165.

12. Блаженный Августин. Исповедь. Творения блаженного Августина, епископа Иппонийского. 1914. С. 347.

13. Каледа Г., прот. Введение в православную апологетику // Альфа и Омега. 2003. № 1 (35). С. 200-216.

14. Кураев А., диак. Может ли православный быть эволюционистом? // Той повеле, и создашася. Клин: Христианская жизнь, 1999. С. 82-113.

15. Зворыкин Д., диак. Творение и тварный мир с позиций православия и протестантизма // Той повеле, и создашася. Клин: Христианская жизнь, 1999. С. 114-128.

16. Тимофей, свящ. Православное мировоззрение и современное естествознание. Уроки креационной науки в старших классах средней школы. М.: Паломник, 1998.

17. Буфеев К., свящ. О триединстве эволюционизма, гуманизма и экуменизма // Благодатный огонь. 2001. № 6. С. 96-103.

18. Иоанн (Вендланд), митр. Библия и эволюция. Ярославль, 1998. С. 128.

19. Гоманьков А.В. Книга Бытия и теория эволюции // Той повеле, и создашася. Клин: Христианская жизнь, 1999. С. 172-188.

В. А. Кушелев

ФИЛОСОФСКОЕ РЕШЕНИЕ ПАРОДОКСА ВРЕМЕНИ И НОВАЯ КОНЦЕПЦИЯ МЕТАФИЗИКИ

Парадокс времени рассматривается как парадокс метафизики первоначал (бытие и небытие). Основанием философской антропологии выступает симметрия отношения, которая придает антропологии характер статики социальной реальности. Социальная философия выступает в роли науки, изучающей динамику обратимых процессов.

В конце XIX века в физике разразился кризис, причиной которого стали новые открытия в ней. Его преодоление привело к созданию новых теорий: квантовой механики и теории относительности. В методологическом плане революция в физике сопровождалась отказом от прежних традиций. Прежде всего, это проявилось в том, что наряду с динамическим описанием природных явлений появилось и термодинамическое их описание. Следовательно, динамика утратила роль «модели человеческой рациональности», ибо она неявно постулировала эквивалентность между прошлым и будущим, а соответственно, и эквивалентность «причин и следствий»1.

Существовавшее до сих пор вневременное описание физических явлений исходило из принципа достаточного основания Лейбница: эквивалентность

«причин» и «следствий» носила характер, предустановленный гармонией.

Следствием такого подхода стало исключение времени из описания реальности и отрицание развития в мире физических явлений. И только начиная с Больцмана, как отмечалось в работе И. Пригожина,

Н. Стенгера1, с его Н-теоремы возникает осознанная попытка интерпретировать физические явления в терминах термодинамики, когда рост энтропии стал рассматриваться как процесс постепенного исчезновения причины, ее растворение в производимых ею следствиях2.

Несколько раньше, то есть с середины того же XIX века, обнаружился кризис и в философии, который также сопровождался ломкой традиций, прежде всего - отказом от метафизической проблематики. Истоки этого кризиса были теми же, что и в физике: ограниченность методологии исследования динамической моделью рациональности, которая опиралась на ту же эквивалентность «причин» и «следствий», а следовательно, на эквивалентность прошлого и будущего времени. Получалось, что трагическому парадоксу в физике, когда Больцман пытался привнести в понимание природы время как основополагающую характеристику, стремясь одновременно придать необратимости динамический смысл, предшествовал столь же трагический парадокс в философии, когда Гегель пытался ввести категорию «становления» в натурфило-

софию, прибегая к услугам все той же динамики. Чтобы убедиться в правоте этого утверждения, достаточно обратиться к его определению первоначал: «Чистое бытие и чистое ничто есть, следовательно, одно и то же. Истина - это не бытие и не ничто, она состоит в том, что бытие не переходит, а перешло в ничто, и ничто не переходит, а перешло в бытие. Но точно так же истина не есть их неразличенность, она состоит в том, что они не одно и то же, что они абсолютно различны, но также нераздельны и неразделимы и что каждая из них непосредственно исчезает в своей проти-воположности»3.

Чистое бытие, таким образом, непосредственно исчезает в ничто, как и ничто столь же непосредственно исчезает в чистом бытии. Тем самым Гегель, как впоследствии и Больцман, постулирует эквивалентность первоначал, исключая возможность введения времени как основополагающей характеристики развития. Это утверждение побудило Гегеля сделать парадоксальный вывод о природе отношения ничто и чистого бытия: «Их истина есть, следовательно, движение непосредственного исчезновения одного в другом: становление»4. Такое определение становления апеллировало к признанию эквивалентности прошлого и будущего времени и тем самым исключало необратимость, а следовательно, и однонаправленность времени.

Между тем, именно XIX век, а затем и XX, с их революциями, в большей мере тяготели к объяснению развития скорее как необратимого процесса, чем как динамического. Неудивительно, что метафизический схематизм философии Гегеля оказался далек, прежде всего, от возможности решать проблемы общественного развития. Стремление приблизить философию к реалиям конкретного исторического момента, однако, вылилось в попытку приобщить ее к эталонам рациональности науки. Такого рода тенденция обнаружилась в работах Л. Фей-

ербаха, К. Маркса, О. Конта, в которых в качестве целей философского исследования ставились вполне конкретные проблемы с той только разницей, что позитивизм при этом апеллировал к чувственному опыту, а марксизм - к революционной практике. В результате этого значимость философии низводилась к роли служанки науки, подобно тому, как в средневековье ей отводилась роль служанки богословия. Эта роль, в лучшем случае, - роль комментатора новых открытий, достигнутых в естествознании. Нет ничего удивительного в том, что, обнаружив несостоятельность философии в отведенном ей неподобающем положении, те же самые творцы ее реконструкции провозгласили затем и ее историческую несостоятельность. Так, М. Шлик заявил, что у метафизики отсутствует реальное содержание, она умерла, и теперь философия должна уступить место науке, как в свое время мифология уступила место философии5.

Очевидно, что такого рода реконструкция философии обернулась для нее утратой своего лица.

Другое новаторство в философии ХХ века - экзистенциализм, напротив, исключил из области своего исследования и опыт, и практику, замкнувшись полностью в сфере бытия сознания. Экзистенция была провозглашена вполне автономной реальностью, которая в принципе недоступна позитивному определению. В силу этого классический язык философии объявлялся устаревшим. Признавалась необходимость новой «аранжировки» языка, так как требовалось не исследовать бытие человека, а «прислушиваться» к нему, не измерять его, а «обнаруживать». Теперь философия принуждалась уже к служению искусству, а бытие человека замыкалось на, своего рода, нарциссизме.

Опоэтизированная философия, так же как и онаученная, в своем стремлении к собственной реконструкции и обновлению вдруг обнаружила свою невостребо-

ванность в современной культуре. Метафизика, по словам М. Хайдеггера, благодаря антропологии обретает такие черты, в которых философия попросту исчеза-ет6. Таким образом, общность этих двух неклассических вариантов - не только в их конечном отрицании самой философии, но и в одновременной ее антропо-логизации. Естественно, такое сужение проблематики философии неизбежно приводило к разрыву с традициями классики, прежде всего, к исключению метафизики как изначального способа философского дискурса. В результате этого системный рационализм уступил место фрагментарному и поверхностному эмпиризму.

Спрашивается, был ли этот бунт современной философии таким уж новым? Ведь еще в античные времена Сократ пытался исключить натурфилософию из предмета исследования философии, поставив во главу угла природу человека, то есть все ту же антропологию. Точно так же Конфуций, отбросив традиционные для китайской культуры верхние и нижние начала архетипа, сосредоточил свое внимание на изучении серединного начала (человека). Вполне резонно предположить, что неклассический этап новейшей философии есть повторение сократовско-конфуцианского бунта, который наблюдался в античные времена и который, как известно, был успешно преодолен Платоном. Такое сопоставление нынешних времен и времен минувших наводит на мысль, что причины кризиса философии не устранены и что само повторение попыток обособления философской антропологии и социальной философии от натурфилософии свидетельствует о том, что до сих пор не найдено такое обоснование, в рамках которого можно было бы судить о системном отношении мира вещей и мира людей. Само предположение о возможности их соподчинения вытекает из факта, согласно которому мир человека не может проявляться раньше, и вне мира вещей. Столь

же неприемлема и попытка объяснить природу человека, выводя ее напрямую из природы физических явлений. Следовательно, необходимо найти более фундаментальные основания философского анализа, исходя из которого можно было бы, во-первых, разработать методологию, охватывающую несколько различных по качеству реальностей; во-вторых, сформулировать на ее основе принцип системности, отличный от системности научного знания. Необходимость в такого рода новациях обусловлена тем, что научная системность определяется пространственно-временной организацией опыта. Следовательно, философская системность должна исходить из времяпро-странственной его организации. Очевидно также и то, что эту задачу невозможно решить без метафизики. Использовать метафизику в прежнем виде, как показала история, невозможно. Исходной посылкой ее реконструкции может служить постулат, согласно которому материя может существовать только в конкретной форме, то есть в форме, имеющей начало и конец во времени. Только в этом случае метафизика может служить основой решения того парадокса времени, который обнаружила, но не решила сама наука.

Парадокс времени как парадокс метафизики

Традиционно рассмотрение природы развития в философии связано с категориями небытия и бытия. Спрашивается, чем, в таком случае, определяется статус небытия, если человек в своей деятельности и в познании имеет дело только с бытием? Является ли категория бытия сугубо философской или неявно служит инструментом решения и проблем естествознания?

С появлением космологических моделей А. Фридмана и с началом формирования космологии как науки о Вселенной к представлениям античных философов о ее пространственной целостности добавилась временная характеристика, со-

гласно которой развитие Вселенной должно быть однонаправленным, то есть в основу ее развития должна быть заложена стрела времени. Новый космологический взгляд на Вселенную означал закрепление за нею статуса конкретной формы материи, из которого вытекал факт ее небытия до возникновения. Таким образом, естествознание допускало факт небытия конкретной формы материи, но по своей природе не могло использовать его, не прибегая к помощи философии.

Действительно, утверждение о неста-ционарности Вселенной означало фактическое признание неэквивалентности отношения между прошлым и будущим, следствием которого являлось признание необратимости в эволюции форм вещества и энергии. Согласно антропному принципу, вытекающему из факта признания нестационарности Вселенной, на одной из стадий этого развития появляется наблюдатель, способный мыслить и избирательно действовать. Получалось, что появление такого исключительного явления, как наблюдатель, должно быть обусловлено особенностями предшествующих этапов формирования Вселенной. Но, с другой стороны, ни в одной из этих предшествующих стадий не встречается ничего родственного или подобного чувственному восприятию или мышлению, то есть свойствам, присущим наблюдателю. В силу этой странности появление человека представало как явление неожиданное и исключительное, наподобие акта творения.

В рамках мысленного эксперимента можно предположить движение вспять во времени от момента возникновения наблюдателя к моменту возникновения самой Вселенной. Особенностью такого мнимого возвращения во времени будет тенденция, в рамках которой все многообразие форм энергии и вещества постепенно будет уменьшаться, а в пределе этой мнимой обратимости окончательно сотрется, образуя, в конце концов, некую

сингулярность. Если такой мыслительный эксперимент будет проводить наблюдатель-физик, то он обнаружит свою неспособность достичь точки сингулярности, так как на подходе к ней он наталкивается на планковские ограничения. Дальше, то есть за пределы планковских величин, представляющих собой границу нашего опыта, и еще дальше, за пределы так называемой сингулярности, может двигаться только наблюдатель-философ.

Он предполагает, что существующая Вселенная, прежде чем проявить свою фактуальность, не существовала. И что, следовательно, для обозначения исходных параметров ее эволюции должны быть две характеристики, а не одна, как в случае с естествознанием. Небытие и бытие, таким образом, образуют исходную, но дуалистическую по своей природе единицу мерности, своего рода, информационный квант первоначального события (01), то есть 1 бит информации, который состоит из двух противоположных характеристик. С одной стороны, начало эволюции может быть представлено как полное отсутствие события, его полная нефактуальность, а с другой - как его наличие, зафиксированное фактуальностью.

Исходя из данного положения, можно символично представить эволюцию Вселенной, во-первых, как последовательность вещественно-энергетических форм:

0, 2, 4, 8, 16, ... , К, ... ,

где 0 - отсутствие каких-либо материальных свойств эволюции нашей Вселенной; 2 - наличие фактуальных

свойств в виде излучения (дуализм частицы и волны); 4 - появление парных (отрицательных и положительных) тяжелых элементов; 8 - появление парных легких элементов; 16 - появление звезд и планет; N - появление наблюдателя.

Во-вторых, эту эволюцию можно представить как последовательность информационного ряда событий:

0,1,1, 1, ... ,К... ,

где 0 - несуществование конкретной Вселенной как информационного события; N - появление наблюдателя.

Все материальные формы события в информационном плане однозначны, так как обладают одним и тем же информационным свойством - фактуальностью, хотя в пределах этой фактуальности они отличаются друг от друга показателями плотности, длины, длительности, температуры и т. п.

Очевидно, что разграничение в информационном ряду идет по (0), означающему небытие, и по (1), означающей бытие. Последовательность в этом ряду форм бытия образует собой непрерывность фактуального проявления эволюции всех форм вещества и энергии. Информационный квант (01), в таком случае, служит изначальным условием интерпретации всех последующих этапов эволюции Вселенной, с помощью которого дублируется изменение всех вещественно-энергетических характеристик материи информационными характеристиками. Для этого информационному ряду следует придать статус информационного поля Вселенной. Фактуальность информационного ряда должна быть раскрыта не только с помощью изменения его пространственных характеристик, но и с помощью соответствующих ему временных. Как уже отмечалось, изначальный факт проявления Вселенной в информационном плане может быть представлен различием двух элементарных составляющих события. С точки зрения диалектики единого и многого, многое, представляющее бытие, не может быть различием меньше двух. В противном случае любое одно обретает статус единого и становится нефактуальным. Ибо единое не может иметь частей, а потому не способно к количественному, то есть эволюционному изменению. Следовательно, само допущение возможности уменьшения различия двух означало бы переход фактуального в нефактуальное, то есть свидетельствовало бы об исчез-

новении материального в идеальном и сопровождалось бы нарушением законов сохранения материи. Требования о минимальности различия двух в начальном событии - это требование, лежащее в основе принципа сохранения информации: информационный квант не может состоять только из одной величины, а потому изначально дуалистичен. Но если начало эволюции фактуального в информационном плане представлено минимальным различием двух, то очевидно, что последующая эволюция информационного ряда может быть представлена только как процесс возрастания этого исходного различия двух. Причем, умножение многого всегда бинарно. Тяжелые и легкие частицы появляются парами с противоположными зарядами, то есть изначальное различие двух в рамках одного события в дальнейшем с каждым очередным информационным квантом сопровождается возрастанием на две новые пары, образуя, соответственно, различие четырех, восьми и т. д. Аналогичный дуализм обнаруживается в эволюции растительных и животных видов. С появлением наблюдателя этот дуализм не исчезает.

Таким образом, информационное поле конечной во времени формы материи символично можно представить так:

0((011), (01111), (011111111), ... , N,... , ((%$

где 0 - небытие, взятое в пределе своего значения и олицетворяющее собой отрицание всех конкретных форм материи (вселенных), смысл которого - «нет Всего»; (011) - начальный квант становления небытия и бытия нашей Вселенной, смысл которого в том, что появление бытия стало границей, отделившей его от собственного небытия; I - бытие, взятое в пределе возрастания разнообразия своих форм, то есть в пределе своего становления.

Именно такого рода философская интерпретация информационного поля Вселенной обнаруживает суть парадокса

времени. Действительно, если информационный ряд, своего рода информационный код развития Вселенной, строится на модификации только двух составляющих

Небытия (0) и бытия (1), - то прежнее представление о времени, сформировавшееся в рамках естественнонаучного подхода и исходящее из опыта, в данном случае неприемлемо, так как оно использует три характеристики времени: прошлое, настоящее и будущее, тогда как временная интерпретация дуализма начал информационного ряда предполагает только две характеристики и, следовательно, одну из трех надо исключить как избыточную. Будем исходить из того, что для материи, имеющей начало и конец своего существования, продвижение процесса становления к пределу характеризуется будущим временем, а изначальная нефактуальность будет рассматриваться как прошлое. Соответственно, избыточной временной характеристикой для интерпретации отношения начал информационного ряда становится настоящее время. Она и подлежит удалению, лишая отношение прошлого и будущего привычного посредника, отделяющего прошлое от будущего. Если исходить из этимологии этого понятия, то настоящее время - это характеристика события «сейчас» в определенной точке пространства «здесь». С одной стороны, термин «сейчас» олицетворяет собой мгновенность события, когда дискретному фрагменту пространства соответствует дискретное время, то есть данный час. Но час времени - это еще далеко не элементарное мгновение, а довольно длительный процесс, предполагающий и довольно протяженное в пространстве «здесь». Предположим, что мы станем уменьшать эталон длительности, соответствующий нашему представлению о настоящем времени с одного часа до минуты. Минута меньше по длительности чем час, а следовательно, начальная граница этой длительности - прошлое и конечная гра-

ница - будущее при этом сблизятся по направлению друг к другу. Процедура сопровождается уменьшением протяженности отрезка, в рамках которого эта минута истекла. Уменьшая настоящее время до интервала секунды, а затем и до интервала планковской величины времени, мы уменьшаем и протяженность пространства события до соответствующей планковской величины, постепенно сводя прошлое и будущее, как говорится, нос к носу. Вместе с тем становится очевидным, что, уменьшая длительность настоящего времени, то есть «сейчас», и протяженность соответствующего ему фрагмента пространства, то есть «здесь», наблюдатель-физик смещается в прошлое к началу эволюции вещественно-энергетических форм материи и останавливается перед планковским пределом дробления времени и пространства.

Наблюдатель-философ продолжает

умозрительно двигаться дальше до тех пор, пока не окажется за точкой сингулярности. И как только это произойдет, тотчас исчезает сам фрагмент длительности и протяженности, а следовательно, и сам факт разграничения прошлого и будущего. Сближаясь таким образом, они сливаются друг с другом в настоящем времени как в абсолютно единой для них характеристике, присутствуя в ней в потенциально-неразличимом виде.

Таким образом, время, вынесенное за пределы начала становления конкретной формы материи, - это настоящее время, которое только в этом случае обретает статус объективной характеристики, исключающей необходимость вводить тот или иной эталон длительности, а прошлое и будущее присутствуют в нем как возможность последующей длительности в момент актуализации события.

Если теперь двигаться в обратном направлении, то начало становления Вселенной во времени следует рассматривать как процесс расщепления объективного настоящего времени на объективное

прошлое и объективное будущее, в котором отношения прошлого и будущего образуют единый квант события. В привычной для естествознания форме эту временную последовательность можно представить так:

во в Ъ ^ 2 ., 1(п-1))) Ъ

Эта формула является выражением космологической стрелы времени и образует своего рода временной код развития Вселенной, где 1 - объективное настоящее время; 10 - объективное прошлое; (11 12, ... , 1 (П-1)) - переменные, характеризующие объективное будущее время становления Вселенной, последовательность которых образует собой термодинамическую стрелу времени; 1п - характеристика отсутствия времени в пределе становления Вселенной, то есть вневременное состояние материи.

Введение представления об информационном поле Вселенной означает признание онтологического статуса за информацией и правомерность философского анализа этой реальности наряду с такими формами материи, как энергия и вещество, которые являются предметом исследования науки. В информационном плане Вселенная в своем становлении предстает как открыто-замкнутая система, открытость которой характеризуется объективным настоящим временем, констатирующим то, что каждая конкретная форма материи, прежде чем возникнуть, отсутствовала в силу ограниченности своей формы. Но так как и другие такие же конкретные формы материи конечны, то объективное настоящее время является абсолютным временным континуумом для всего множества Вселенных. Как конкретная форма материи любая Вселенная, прежде чем возникнуть, должна иметь начальные условия своего возникновения. С другой стороны, как развивающаяся в себе самой, а потому представляющая в своем становлении внутреннюю последовательность своих состояний, устремленных к пределу ста-

новления, любая Вселенная является замкнутой системой, а потому характеризуется термодинамической стрелой времени.

При обнаружении предела своего становления она утрачивает внутреннее время и обретает предельную пространственную определенность, становясь причиной самой себя, но причиной без следствия. При этом начальные условия становления полностью исчерпаны.

Таким образом, философский анализ эволюции Вселенной как конкретной формы материи в отличие от ее естественнонаучного исследования, имеющего дело всего лишь с одним фрагментом информационного поля и опирающегося на принцип: одна реальность - одна истина, исходит из того, что предметом его исследования становятся несколько реальностей, каждой из которых присуща своя истина.

С точки зрения философского подхода, исследование любой конечной формы материи предполагает выделение пяти информационных реальностей:

Информационное антисобытие (I 0), знаменующее собой фазу перехода от предшествующей формы материи к нашей Вселенной, в рамках которого предшествующая форма приобретает статус начальных условий возникновения нашей Вселенной;

Информационное событие (0 I), включающее в себя всю историю становления нашей Вселенной как один-единственный и завершенный акт космологической стрелы времени;

Информационный квант события (011), (01111), ... , характеризующий внутренние этапы становления - фрагменты термодинамической стрелы времени;

Наличие информационного антисобытия (I 0) означает также переход от нашей Вселенной, которая в пределе своего становления превращается из причины самой себя в начальные условия последующей за ней новой конкретной формы материи.

Наконец, мнимое информационное

антисобытие (0 (0 ^Т1) I), выражающее

собой только информационную природу наблюдателя, мимое потому, что изменения природы вещества и энергии вспять не происходит. Изменяется вспять только порядок комбинации набора их отдельных фрагментов, оставаясь всегда внутренней частью события (0 I). Информационная многокачественность материи обнаруживает, таким образом, пять различных по качеству информационных реальностей, где каждая из них является фрагментом единого системного, но уже не пространственного, а временного цикла.

Прежде чем выяснять природу каждой из них, необходимо определить их отношения друг с другом. Исходным методологическим основанием решения этой проблемы может служить только метафизика, способная исследовать то, что лежит за границей физической реальности. Вместе с тем исследование отношений между информационными фрагментами временного цикла придает метафизике предметный характер и открывает для философии свою область исследования, отличную от области исследования науки.

Если предположить, что процедуру изъятия настоящего времени как промежуточного звена между прошлым и будущим предлагает наблюдатель-физик, то возникает неразрешимый вопрос: как разграничить между собой прошлое и будущее время? Для философии эта проблема решается автоматически. Прошлое нефактуально, а потому едино и постоянно, тогда как будущее фактуально и непрерывно в своем изменении. Граница их раздела - это граница размежевания небытия (прошлого) и бытия (будущего).

Для науки прошлое время является всегда характеристикой фактуальной реальности, которой уже нет, но которая когда-то была. Таким образом, для науки прошлое и будущее всегда однозначно

фактуальны. Для философии прошлое время является характеристикой того, чего нет и никогда не было, а будущее - это характеристика того, что непрерывно становится, то есть характеристика нарастания множественности форм факту-альности бытия. В этом однозначно просматривается различие предмета философии и предмета науки. Вот почему возникает целый ряд новых вопросов, которые может прояснить только философия. Действительно, если прошлое является нефактуальным, а будущее - фактуальным, то возникает вопрос: можно ли в традициях науки утверждать, что будущее вытекает из прошлого? С точки зрения философии, прошлое и будущее

Это автономные характеристики различных информационных реальностей. Однако если автономны информационные реальности единого цикла, как и их временные характеристики, то, следовательно, прошлое и будущее не взаимодействуют между собой, а будущее может вытекать из прошлого. Но если прошлое и будущее непосредственно не взаимодействуют между собой, то, спрашивается, как же формируется зависимость между ними?

Прежде всего, следует отметить, что этот вопрос является метафизическим по своей природе, ибо затрагивает проблему отношения единого и многого, на который однозначного ответа в истории философии нет. Так уже Платон указал на три варианта его решения: «. либо все было склонно к смешению, либо ничто, либо одно склонно, а другое нет»7.

«Первые два предположения были найдены невозможными»8, то есть неверно, что единое (прошлое) может перетекать во многое (будущее), а будущее - в прошлое. Неверно и то, что единое (прошлое) не может перетекать во многое (будущее), а многое - в единое, то есть неверен и второй вариант, согласно которому прошлое и будущее полностью автономны и непосредственно не взаимодействуют друг с другом.

«Первые два (предположения), - продолжает Платон, - были найдены невозможными. Следовательно, кто

только желает верно ответить, допустит оставшееся из трех.» А этим третьим предположением и становится утверждение: «одно склонно к смешению, а другое нет.»9. Платон, таким образом, считает правильным тот вариант, когда единое переходит во многое, а многое перейти в единое не может. Формально можно говорить и о четвертом варианте: многое может перейти в единое, а единое во многое не может. Вместе с тем вариант, который выбрал Платон, трудно объясним, ибо единое неизменно, не имеет частей, а потому и нефактуально, то есть идеально. Многое состоит из частей. Оно непрерывно изменяется, фактуализиру-ется. Для того чтобы единое и многое могли переходить друг в друга или только одно из них в другое, необходимо, как справедливо замечает сам Платон, чтобы «. само движение совершенно остановилось бы, а с другой стороны, сам покой бы задвигался, если бы они пришли в соприкосновение друг с другом»10.

Второй вариант решения этого вопроса был предложен атомистами, но при всей своей привлекательности оказался трудным для обоснования. По Левкиппу, небытие существует нисколько не менее, чем бытие, а бытие существует нисколько не более, чем небытие. В этом утверждении содержится признание не только одновременности существования того и другого, но и единственно возможное обоснование их дуализма: небытие и бытие соизмеримы. Небытие не может переходить в бытие, ибо, по утверждению Мелисса: из ничего никогда не может возникнуть нечто. Другими словами, единое никак не может смешиваться со многим, а следовательно, покой никак не может сам придти в движение. Поэтому и будущее никак не может вытекать из прошлого. Но, если это так, то, спрашивается, каким иным способом, кроме взаимодействия, могут быть связаны

прошлое и будущее? Прошлое и будущее, действительно, не взаимодействуют друг с другом. Они соотносятся друг с другом. При объяснении природы отношения первоначальная философия неявно сталкивается с парадоксом метафизики. В чем суть этого парадокса? В силу того, что любая конкретная форма материи имеет начало во времени, ее возникновение обнаруживает границу между бытием и небытием. Но при этом небытие обретает смысл информационной характеристики только с появлением бытия, так как до его проявления оно само отсутствовало. Но с появлением бытия небытие характеризует его как то, что прежде не существовало, то есть не было. Становясь отрицательной характеристикой времени - прошлым, которое в силу своей идеальности обретает статус информационной характеристики, предшествующей бытию, небытие обретает отношение к нему.

Получается, что возникновение конкретной формы бытия порождает его собственное небытие в прошлом. При этом суть метафизического парадокса времени в том, что бытие должно проявить себя первым, а небытие, которое обнаруживается уже как следствие этого акта, попадая во временной ряд, оказывается первым. Бытие же становится вроде бы следствием, вытекающим из небытия как из своей причины.

Таким образом, парадокс первоначал преломляется через парадокс времени. Очевидно, что невозможно разрешить один из них, не разрешив другой. Методологическим основанием разрешения парадокса метафизики, естественно,

должно стать отношение первоначал - небытия и бытия, - а отправной точкой выяснения их природы может служить попытка Парменида классифицировать их конечный набор, который неявно образует своего рода метафизическую метрику для философских изысканий любого направления. Как известно, он предложил три варианта отношения небытия

и бытия: 1) есть бытие и нет небытия, 2) есть и небытие, и бытие, 3) есть небытие и нет бытия. Предлагая эту классификацию, Парменид, возможно, преследовал цель упорядочить все существующие к тому времени направления в философии. Однако нельзя исключать и того, что он пытался тем самым выявить конечный набор всех возможных комбинаций отношения небытия и бытия, так как такого направления, которое признавало бы наличие небытия и отсутствие бытия, тогда не было. Из трех постулатов своей метрики сам Парменид признавал истинным только один - первый: есть бытие и нет небытия. Между тем, именно его метрику отношений бытия и небытия следует считать первым шагом на пути открытия информационной многокачест-венности материи, который он подготовил, но которым сам не воспользовался. Этот второй шаг сделал за него Платон, неявно признав истинность всех трех постулатов метрики Парменида.

Действительно, согласно мнению Платона, философия должна вести речь не об одной реальности, как предлагал Парменид, а сразу о трех: это мир идей, мир вещей и мир материи, где мир идей

Это истинное бытие (первый постулат), мир вещей - это соединение идеи и материи, то есть небытия и бытия (второй постулат), и мир материи - это небытие (третий постулат). Не вдаваясь в содержание предложенной Платоном последовательности данных реальностей, отметим сам факт введения им многока-чественности информационных форм.

С нашей точки зрения, следует говорить не о трех, а о четырех автономных реальностях (пятая реальность - мнимый вариант одной из четырех). Следовательно, метрика Парменида обнаруживает свою неполноту. И, действительно, за всю последующую историю философии никто не обратил внимания на то, что если третий постулат противоположен по смыслу первому, то должен быть и четвертый вариант, логически противо-

положный второму. Если второй постулат утверждает, что есть и небытие, и бытие, то четвертый постулат должен отрицать и то, и другое: нет (и небытия, и бытия).

Попытаемся теперь с помощью этих четырех постулатов метрики Парменида дать метафизическую интерпретацию космологической стрелы времени. Начнем со второго постулата метрики: есть (и небытие, и бытие).

Этот постулат исходит из признания одномоментности проявления небытия и бытия. Тем самым постулируется их дуализм: граница одномоментно рассекает событие зарождения Вселенной на две области - существования и несуществования. Ни одно из этих двух первоначал не может быть ни первым, ни вторым. Не может быть прошлого без будущего и будущего без прошлого. В этом суть дуализма времени. Следовательно, ни один из них не может быть производным от другого. Оба начала автономны и не взаимодействуют друг с другом, а потому не способны и переходить друг в друга. Соответственно, «прошлое» и «будущее» возникают одномоментно. При этом «будущее» не может вытекать из «прошлого», так как «прошлое» не фак-туально и потому не может что-либо порождать или к чему бы то ни было изменяться. Таким образом, небытие обретает статус «прошлого», а бытие - статус «будущего», естественно, не в силу следования одного за другим, то есть не в силу того, что первое предшествует второму, а в силу того их внутреннего содержания, согласно которому небытие - постоянная, нефактуальная характеристика, трактуемая в смысле «не было», а бытие - переменная, фактуальная характеристика, всегда однозначно трактуемая в смысле «есть-бытие».

Кроме того, бытие - это многое, так как оно имеет части, количество которых может изменяться. Но как многое бытие не может быть изначально меньше двух, а следовательно, не способно меняться в сторону уменьшения, поскольку умень-

шение двух до одного означало бы превращение фактуального в нефактуальное, то есть приводило бы к исчезновению материи и сопровождалось бы нарушением всех законов сохранения вещества и энергии. Поэтому стартовое различие двух может только возрастать. Но, возрастая в своем многообразии форм, бытие удаляется от постоянного и неизменного небытия как от своей начальной границы, как от точки отсчета координат своего становления. Само же «есть-бытие», возрастая как многое, не вытекает из прошлого и является единственной временной характеристикой бытия. Поэтому будущее - всегда величина переменная, к тому же, не имеющая длительности. Исходное различие двух, в свою очередь, дробится на различие четырех и поглощается им (вещество и энергия не исчезают, а переходят, согласно законам сохранения, из одних форм в другие полностью или частично). Будущее, таким образом, - как гребень волны, непрерывно катящейся и растекающейся своим различием.

Объективно время отношения прошлого и будущего не длится, а квантуется, образуясь отношением прошлого (не было) и будущего (есть-бытие). Если обнаружилось изначальное различие бытия двух, то в прошлом не было именно этих двух. Если в процессе становления два трансформировались в четыре, то в прошлом не было всех четырех. Стоит заметить при этом, что в прошлом не может не быть трех или пяти, то есть отрицательность прошлого не может быть меньше или больше положительной множественности бытия. Как бы ни возрастало многообразие будущего, прошлое для него всегда едино и соразмерно с ним своей отрицательностью. Ибо отношение прошлого и будущего - это отношение симметрии, это статика, заложенная в динамику квантования времени на всем протяжении становления бытия.

Вслед за вторым постулатом метрики Парменида введем четвертый постулат.

Он выражает эволюцию самого небытия, так как небытие может выступать в двух ипостасях: как начало, наряду с бытием, так и в роли отрицательного предела, содержанием которого становится утверждение: нет (и небытия, и бытия). Действительно, с возникновением конкретной формы материи (Вселенной), имеющей положительную характеристику времени - будущее, тотчас возникает и отрицательная характеристика времени - прошлое.

Вместе с тем, правомерно утверждать, что когда-то отсутствовали и прошлое, и будущее, что означает «нет» и того и другого. Это повторное отрицание 0(01) и является выражением содержания объективного настоящего времени, которое в силу предельной своей отрицательности вбирает в себя объективное прошлое и объективное будущее. Объективное настоящее как предел отрицания первоначал является характеристикой того потенциала времени, который определен для становления конкретной формы материи. Больше того, если материя проявляется только в конкретных формах, то каждая из них имеет свое объективное настоящее время. Вот почему можно говорить об идеальной, то есть отрицательной общности всех конкретных объективных настоящих характеристик времени. Эта общность представляет собой предел отрицательности всех пределов отрицательности становления всех конкретных форм материи «Нет Всего для всех Нет», своего рода информационный полюс идеальности, а потому - это есть тот некий универсальный конструкт философской теории, который, говоря словами Аристотеля, определяет собой наичистейшую из всех форм - время. Метафизическим содержанием этого универсального предела отрицательности является третий постулат метрики Парменида: есть небытие и нет бытия. Он утверждает, что существует объективный, неиссекаемый потенциал бесконечного во времени возникновения и исчез-

новения все новых и новых конкретных форм материи.

Наконец, чтобы раскрыть содержание первого постулата метрики Парменида, необходимо снова вернуться к ее второму постулату, согласно которому прошлое и будущее время как проявление первоначал возникают одномоментно, образуя симметрию отношения друг с другом. В границах этой симметрии, как в рамках однозначной статики, и разворачивается динамика становления бытия. Особенностью бытия, как уже отмечалось, является его множественность и непрерывная изменчивость, а единственной временной характеристикой - будущее. Причем эта множественность изначально должна быть не меньше двух. Условием перехода от статики отношения первоначал к динамике становления эти исходные два должны вступить во взаимодействие друг с другом. Взаимодействие разрушает единственность каждого из них, не позволяя раствориться в нефактуальности, а связь их между собой приводит к образованию пространства. Но бытие, как многое, по определению, не может стать целым, в которое его превращает пространство, так как целое - это свойство единого. Однако следует иметь в виду, что не должно существовать и становление небытия, ибо, по определению, небытие - это единое (целое), не способное иметь части. Однако целое целому рознь. Каждый из пяти фрагментов информационного цикла автономен, а потому каждому из них свойственны и целое, и части, только организованные по-разному.

В тектологии А. Богданова дается определение трем различно организованным комплексам: нейтральному с аддитивным эффектом, когда целое равно сумме своих частей; комплексу с положительным неаддитивным эффектом, когда целое меньше суммы своих частей; комплексу с отрицательным неаддитивным эффектом, когда целое больше суммы своих частей11. Становление небытия

и представляет собой нейтральный комплекс, в котором часть - прошлое - равна целому - настоящему времени в силу их одинаковой нефактуальности. Может быть, поэтому становление идеального предшествует становлению материального, так как, по замечанию Лейбница, идеальное проще материального12.

Если сказать точнее, то становление идеального в рамках антисобытия проявляется как качество без количества. А еще точнее, небытие как одно из первоначал, то есть как элемент (не было) и небытие как предел его становления (нет Всего) равны друг другу. Суть становления идеального в нарушении симметрии первоначал, результатом которого становится асимметрия идеального по отношению к материальному в пользу первого. Вот почему становление бытия нужно рассматривать как его стремление выровнять асимметрию идеального за счет своей собственной асимметрии, которая достигается за счет взаимодействия элементов материального многого между собой, устремленного в своем возрастании к пределу «есть Все». В рамках становления бытия пространство взаимодействий элементов многого представляет собой целое, характеризуемое положительным аддитивным эффектом, при котором целое меньше суммы своих частей. Таким образом, асимметричность бытия сопровождается истончением целого и его полным исчезновением в пределе его становления.

В своем исходном состоянии материальное первоначало - это множество не меньше двух. Связь этих двух между собой образует целое, которое меньше их суммы, так как материальность единого как целого исключается, а материальность пространства двух не может вытекать из идеального единого как целого, в силу того, что идеальное и материальное не взаимодействуют и друг из друга не вытекают. Поэтому положительная неаддитивность целостности пространства двух - это следствие без причины. В

свою очередь, аддитивная целостность идеального первоначала, не имея статуса причины по отношению к нему, выступает в роли начальных условий его возникновения. Но так как в процессе становления первоначальные два расщепляются на четыре, и эти четыре имеют причиной своего появления материальные два, то процесс становления бытия предстает как [следствие (причина-следствие)], то есть предстает как процесс постепенного источения изначальной следственности своего происхождения и столь же постепенного укрепления своей причинной самодостаточности. Бытие само со все большей степенью определенности становится причиной своих следствий за счет дробления изначальной универсальной связи двух и поглощения ее исходного потенциала процессом возрастания многообразия материальных форм, одновременно усиливая автономность каждой из них. Наконец, в пределе становления обнаруживается полное исчерпание влияния его начальных условий, вследствие чего происходит разрыв универсальной связи множества двух, положительная неаддитивность целостности полно -стью поглощается элементарностью, а изначальная следственность становления также полностью исчезает в самопри-чинности бытия. Бытие становится причиной самого себя, но одновременно и причиной без следствия: в силу исчерпания начальных условий в пределе исчерпан и потенциал изначальной следствен-ности, а множество фрагментов, полностью утрачивая связи между собой, трансформируется в состояние, которое можно рассматривать как «мертвый хаос». Бытие становящееся обретает статус чистого бытия, то есть «есть Все», к которому только сейчас становится применимым утверждение Спинозы о том, что материя является причиной самой себя. Если первоначала дуалистичны по своей природе (есть и бытие, и небытие), то пределы монистичны (либо «есть Все», либо «нет Всего»). Одновременность их

проявления абсурдна. Чистое бытие, таким образом, исключает собой предел становления идеальности «нет Всего». Строгая дизъюнкция отношения небытия и бытия в пределах их становления характеризует собой асимметрию, возникающую при переходе от одной конкретной формы материи к другой - условие возникновения информационного антисобытия. Предел «есть Все» является первым постулатом метрики Парменида, а следовательно, соответствует его требованиям: если есть только бытие, то нет ни движения, ни времени, так как будущее время - это переменная храктери-стика, которая исчезает с прекращением движения. Предел «есть Все» обретает статус вневременного бытия.

Но означает ли прерывность в становлении бытия исчезновение времени? И да, и нет. Исчезает время динамики становления, время взаимодествий частей множества, но время статики, время отношения первоначал сохраняется. Меняется только «полярность», а с ней - и направленность: чистое бытие обретает статус прошлого, а небытие - статус будущего. Это означает, что чистое бытие из причины самого себя, но причины без следствия, превращается в начальные условия возникновения Вселенной как новой. Происходит акт «вращения» симметрии, и событие трансформируется в антисобытие. Таким образом, симметрия отношения небытия и бытия определяемая как информационная статика, не возникает и не уничтожается, но, вращаясь, она лишь периодически квантует различие самой направленности времени, перемежая эту смену пульсацией взаимоисключающих пределов: либо «нет Всего», либо «есть Все». В этом суть метафизического принципа сохранения времени.

В пределе становления идеальности (нет Всего) обнаруживается бесконечный потенциал времени, а в пределе становления материального (есть Все) - безграничность материального разнообразия конкретных форм.

В истории философии и науки сформировались четыре концепции времени: субстанциональная, статическая, динамическая и реляционная. Одновременно все это время шла дискуссия о том, какая из них является единственно верной. С точки зрения данного подхода, можно утверждать, что верны все четыре, ибо каждая из них может быть использована для объяснения природы времени, но только для характеристики одной из пяти информационных реальностей, входящих в единый временной цикл. Субстанциональная концепция времени ответственна за объяснение отношения первоначал в рамках становления события (0 I), в основе которого заложена время-простран-ственная форма организации материи. Статическая концепция времени объясняет природу перехода события (0 I) в антисобытие (I 0) в рамках взаимоисключения пределов.

Динамическая концепция времени может быть использована для объяснения начал обратимого процесса, то есть статики социальной реальности. Реляционная концепция объясняет природу перехода от события (необратимости) к мнимому антисобытию (обратимости). Динамическая концепция времени исходит из признания одномоментного наличия всех качественных характеристик времени: будущего, настоящего и прошлого. Область ее применения - сознание и самосознание. Областью применения реляционной концепции времени является социальная деятельность, определяемая пространственно-временной

формой организации опыта.

Об особенностях интерпретации динамической и реляционной концепций времени, используемых для объеяснения природы человека см. в последующих номерах журнала.

ПРИМЕЧАНИЯ

Пригожин И., Стенгерс Н. Время, хаос, квант. М., 1994. С. 29. Там же. С. 31.

Гегель Г. Наука логики. М., 1998. С. 68-69.

Очерки феноменологической философии. СПб., 1997. С. 50. Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М., 1993. С. 156. Платон. Собр. соч.: В 4 т. М., 1993. Т. 2. С. 323.

Там же. С. 323.

Богданов А. А. Всеобщая организационная наука. М., 1991. Лейбниц Г. Собр. соч.: В 4 т. М., 1976. Т. 1. С. 408.

PHILOPHICAL SOLUTION OF THE TIME PARADOX:

THE NEW CONCEPTS OF METAPHYSICS.

The paradox of time is regarded as a paradox of metaphysics offundamental principles (existence and non-existence). The foundation of philosophical anthropology is a symmetry of the relation which gives anthropology a character of a static social reality.

Social philosophy is an investigation of the dynamics of retrospective processes.

Этот метод ругали все, кому не лень, за то что он предполагает постоянное, неизменное состояние объекта. Но ведь это всегда правильно: говоря о некоторой вещи, мы должны считать ее одной и той же! Слово «метафизика» (от греч . «после физики») придумал Андроник Александрийский, который взялся систематизировать все труды Аристотеля. Трактаты о природе он назвал «физикой», а трактаты об основаниях и причинах соответственно «метафизикой». Основанием метафизического метода мышления стала формальная логика («форма» – внешность, «логос» – слово) великого мыслителя античности Аристотеля. Он создал учение о правильных формах мышления, которые не зависят от содержания наших мыслей. О чем бы мы ни рассуждали, если мы будем следовать правилам, то результаты наших рассуждений будут правильными.

Аристотель сформулировал принципы формальной логики. Принципами называют исходные положения или аксиомы, которые принимаются без доказательств. Это первоначальные правила. Их в формальной логике три.

Принцип тождества: нельзя говорить одно и то же о разном; рассуждая, говори всегда об одном и том же предмете.

Принцип непротиворечия: нельзя говорить разное об одном и том же; нельзя что-то утверждать и это же отрицать одновременно.

Принцип исключенного третьего: говорить надо что-то одно: либо «да», либо «нет». Что сверх того – то от Лукавого!

Прекрасные правила! Если бы они работали…

Увы! Еще в древности обнаружились парадоксы (от греч . paradoxos – неожиданный, странный). Самый знаменитый – парадокс Лжеца. «Все Критяне – лжецы», – сказал критянин Эпименид. Но, поскольку он сам критянин, он солгал. Следовательно, критяне – не лжецы. Но тогда Эпименид сказал правду, и, следовательно, все критяне – лжецы, и т. д.

Этот парадокс разрешается легко: некоторые критяне – не лжецы. Но когда появилась математическая теория множеств Георга Кантора и в ней обнаружился знаменитый парадокс Рассела, то стало понятно: в математике не все правильно! Не будем обращаться к формулам теории множеств, но приведем следующий пример. В воинской части служит парикмахер, которому отдан приказ: он обязан брить тех и только тех военнослужащих, которые не бреются сами. Вопрос: должен ли он брить самого себя? Нет ответа. Парадокс Рассела!

К исследованиям проблемы парадоксов прибавились исследования таких знаменитых логиков, как Джон Буль и Джон Стюарт Милль. Они создали модальные и многозначные логики. Далее можно говорить о тысячах математиков и логиков, которые сделали логику частью математики, а математику превратили в логику.

Диалектический метод мышления

История диалектического мышления началась с Гераклита Эфесского. Именно он писал о том, что все есть вражда и война и все сущее есть борьба противоположностей: холода и тепла, мира и войны, любви и ненависти. Но суть диалектики не в этом. Суть в том, что одна противоположность всегда есть продолжение и дополнение другой. Кого мы больше всех ненавидим? Тех, кого любим! Кому мы творим зло? Тем, кому искренне желаем добра!

Приведем чисто научные примеры. В физике существуют такие понятия, как абсолютный ноль температуры по шкале Кельвина или предельная скорость – скорость света по теории относительности Эйнштейна. Однако и та и другая величины – это асимптоты, которые реально недостижимы и представляют собой предельные идеализации физических параметров. Великий систематизатор диалектики Георг Гегель утверждал крайне категорично: наличие противоречия есть критерий истины, отсутствие противоречия есть критерий заблуждения, поскольку действительность постижима лишь в крайностях и через их противоположность может быть выражена понятием .

Но что значит мыслить диалектично? Следует всегда учитывать крайности, но никогда в них не впадать! Нужно всегда помнить о том, что никогда нельзя доходить до предела. Нужно знать, где та черта, за которую заходить невозможно! Диалектический ум – мудрый ум. Когда великого философа Жана-Жака Руссо спросили о том, мудр ли он, мыслитель ответил: «Я невежественный глупец. Но я, по крайней мере, знаю об этом и стремлюсь свою ограниченность преодолеть».

Принципы диалектической логики сформулированы в разное время и разными авторами. Таких принципов три.

Принцип Гераклита: Все течет, все меняется, и в одну и ту же реку нельзя войти дважды! Это принцип развития : любое явление, любой фрагмент реальности следует мыслить в его эволюции, в процессе изменения. Однако как река течет все в тех же берегах, так и существование есть вечный круговорот вещей и событий.

Принцип Парменида: Ничто не возникает из ничего и не исчезает в ничто, но все возникает из другого и переходит в другое. Это принцип всеобщей взаимосвязи и взаимообусловленности явлений : никакой фрагмент реальности не существует в изоляции, он откуда-то берется, к чему-нибудь приводит и связан с тем, что его окружает.

Принцип Августина: Все, что есть здесь и сейчас – наше «сегодня» – рождено нашим «вчера» и само есть лишь приготовление и предвосхищение нашего «завтра». Это принцип историзма : любой фрагмент реальности следует рассматривать в процессе обновления и непрерывного перехода прошлого в настоящее и будущее. Поток изменений необратим и никогда не поворачивает вспять, поэтому нельзя вернуться в прошлое время и изменить те причины, которые определили сложившееся ныне положение вещей. Существование анизотропно, т. е. является вектором.

Проблема самоопределения философии в постнеклассическую эпоху является одной из центральных тем, вокруг которых ведутся острые дискуссии в среде философов. От того, сможет ли философия соответствовать запросам и требованиям времени, давать адекватные ответы на вызовы современности, зависит ее дальнейшая судьба. Но еще более остро проблема самоопределения стоит перед метафизикой, которой необходимо себя позиционировать не только по отношению к науке и цивилизации, но и по отношению к собственно философии.

Ссылка на оригинал статьи:
Халапсис А. В. Метафизика и парадокс времени / Алексей Владиславович Халапсис // Філософія, культура, життя. - 2007. - Вип. 29. - С. 202-213.
APA style :
Халапсис, А. В. (2007). Метафизика и парадокс времени. Філософія, культура, життя, 29 , 202-213.
Chicago/Turabian style:
Халапсис, А. В. «Метафизика и парадокс времени.» Філософія, культура, життя 29 (2007): 202-213.

Развитие в последние два столетия было весьма противоречивым. С одной стороны, она открыла новые области исследования (трансцендентальная философия Канта, феноменология Гегеля и Гуссерля, хайдеггеровский поворот в трактовке проблемы бытия и т.д.), с другой стороны, метафизика начинает стыдиться самой себя, ее гнетет собственная история и смущает собственный титул. Возникает весьма двусмысленная ситуация: метафизика есть и успешно развивается, а метафизиков как бы и нет. Не то, чтобы они, подобно известному мольеровскому персонажу, не догадывались о характере своих занятий, но всячески его маскировали под другими номинациями. С этим же связан любопытный факт: за последние два столетия появилось больше самоназваний философских учений, чем за всю предыдущую историю философии . Гераклит и Парменид, Сократ и Платон, Августин и Боэций, Эриугена и Аквинат либо вообще не задавались целью как-то номинировать свои изыскания, либо пользовались уже готовыми названиями – философия (первая философия), метафизика, теология и т.д. При всей нелюбви Декарта к схоластической традиции, ему и в голову не пришло придумать для «Метафизических размышлений» какое-то иное, «неметафизическое» название. По-видимому, он определял метафизику исходя из ее высшего принципа, а не из того, что ею также занимаются люди, чьи взгляды для него неприемлемы. Это наиболее честная и естественная, на мой взгляд, позиция.

Для метафизики преодоление «эффекта Журдена» связано не с движением «назад в будущее» с целью с формального возвращения древнего титула, а с необходимостью самоопределения в новой познавательной ситуации. Рассмотрению проблем и посвящена данная статья, целью которой является определение стратегии обновления метафизики в постнеклассическую эпоху.

На протяжении своей истории западная философия переживала как периоды триумфа и всеобщего признания, так и периоды гонений и обструкции, когда вставал вопрос о самом ее существовании как специфической форме теоретической деятельности. По разному складывались ее отношения с теологией (если Августин или Фома Аквинский использовали философию для концептуального оформления теологической доктрины, а Эриугена ставил ее авторитет даже выше авторитета теологии, то Тертуллиан не мог отказать себе в удовольствии искренне порадоваться при мысли о мучениях философов в аду), с наукой (от грандиозных новоевропейских проектах знания, в которых философия играла ключевую роль (Декарт, Фихте, Гегель и др.) до сомнений в ее познавательных возможностях, попыток сведéния ее лишь к анализу языка науки, а то и вовсе отрицанию осмысленности философских высказываний), государством (от полного игнорирования до полного признания, причем последнее иногда оказывалось даже хуже (ситуация, когда философия становилась служанкой идеологии) первого). Особенностью философии есть также то, что она, в отличие от науки и теологии, чьи предметные области более или менее четко определимы и определены, на протяжении всей своей истории находится в состоянии перманентного самоопределения, а дискуссии философов относительно ее предмета то разгораются, то затухают, но никогда не прекращаются полностью; не в последнюю очередь из-за этого существует множество «философий», чье высшее предметное единство, прямо скажем, не всегда очевидно.

Философия в нынешнюю эпоху не стоúт перед угрозой исчезновения, она не гонима и не притесняема, ей не навязывают идеологические рамки и не загоняют в подполье. Напротив, интерес к философии проявляется как в научных кругах, так и далеко за их пределами. Иными словами, сегодня философия довольно популярна (насколько вообще может быть популярной теоретическая форма деятельности), что, в общем и целом, весьма позитивно и предоставляет ей широкие возможности практического влияния на жизнь (не только духовную) общества. Но в этом заложены и очень серьезные риски. Популярность порой оборачивается всеядностью или злободневностью, дискуссии о предмете – беспредметностью, признание диалектического характера истины – теоретическим произволом, а многозначность языка – словесной эквилибристикой.

Принятые в определенных кругах в качестве признака «хорошего тона» рассуждения о «вечности» и «неразрешимости» проблем философии, о том, что совсем не важно, чтό именно говорит философия, а важно, дескать, лишь то, кáк она это делает, что философия вовсе и не ищет ответы на свои (последние) вопросы, а лишь занимается вопрошанием и т.д., уже перестав эпатировать непосвященных своей экстравагантностью, закрепились через consensus omnium в качестве очевидного и даже тривиального факта. В этой ситуации вопрос об истине попросту игнорируется, а если и ставится, то лишь затем, чтобы продемонстрировать, каким образом вопрос об истине переходит в вопрос о вопросе об истине и так далее ad infinitum. Такие бессодержательные вопрошания, не имеющие никакого отношения к благородной цели познания, а лишь к рафинированной демагогии (мысль, в которой мыслится мысль, которая могла бы быть мыслью о действительности, если бы последнее слово имело значение безотносительно к процессу мышления и т.п.), формируют образ философии как утонченного развлечения интеллектуально развращенной богемы. В отказе философии от бескорыстного служения истине и растворении в необязательности мнений я вижу действие ее извечного антигена, который можно назвать пустым мудрствованием или «игрой в бисер».

Стараниями оторванных от жизни мечтателей за философией закрепилась репутация увлекательного, но для практической деятельности совершенно бесполезного занятия. Опровергать подобного рода ходячие мнения – дело весьма неблагодарное, да, по большому счету, и бессмысленное. Беда не в том, что имеет место быть искаженность восприятия философии со стороны широкой публики, а в том, что сами философы порой не могут четко определить формы и степень ее участия в жизни общества, в результате чего она оказывается «на обочине» социокультурных процессов. Чрезмерная академичность современной философии, выражающаяся через отстраненность от практической деятельности, оборачивается, как ни странно, тематической размытостью и контекстуальной разорванностью дискурса, вследствие чего любая определенность становится сугубо условной. Но под это правило попадает и сама философия, которая все менее определяется исходя из своих высших целей, и все более – путем негативного ad hoc номинирования (любой текст, слишком абстрактный, чтобы его можно было отнести к науке, и слишком темный и заумный, чтобы его относить к художественной литературе, почти наверняка назовут «философским»).

Я не считаю, что творческий потенциал философии исчерпан, и единственным ее прибежищем остается словоблудие, посредством которого маскируется эвристическое бесплодие. Великие мыслители прошлого выгодно отличаются от наших современников тем, в частности, что они не боялись браться за широкие темы и скользкие вопросы; нынешнее поколение философствует «с оглядкой». Возникновение новой познавательной ситуации в науке предоставляет философии значительные возможности в разработке тем, потенциал которых поспешили счесть исчерпанным. В свете сказанного, поиск первых начал сущего (в античном смысле) может дать неожиданные и плодотворные результаты и выведет философию из постмодернистского тупика.

Будучи твердо убежденным в наличии у философии высшего предназначения и желая противопоставить ее как стремящееся к истине знание жонглирующим понятием «истины» античным «постмодернистам», Аристотель писал: «Есть некоторая наука, которая рассматривает сущее как таковое и то, что ему присуще самому по себе. Эта наука не тождественна ни с одной из частных наук: ни одна из других наук не исследует общую природу сущего как такового, но все они выделяют себе какую-нибудь часть его (сущего) и затем рассматривают относительно этой части то, что ей окажется присущим… А так как предмет нашего исследования составляют начала и высшие причины, то они, очевидно, должны быть началами и причинами некоторой существующей реальности согласно ее собственной природе… А потому… нам нужно выяснить (установить) первые начала для сущего как такового». (Met. 1003 а 21-32). «Философский энциклопедический словарь» (М., 2002) уточняет, что метафизика «… является той наукой, которая делает темой изучения существующее как таковое, подвергает исследованию элементы и основные условия всего существующего вообще и описывает значительные, важные области и закономерности действительного, т.е. она является наукой, которая во всей смене явлений ищет постоянное и связь» . Предельно кратко предмет метафизики очертил Н.О. Лосский: «Метафизика есть наука о мире как целом; она дает общую картину мира как основу для всех частных утверждений о нем» .

Место этой науки, за которой, с легкой руки Андроника Родосского, закрепилось название «метафизика», в системе философского знания позиционировалось и позиционируется по-разному. Порой она отождествляется с философией, порой рассматривается как ее часть; иногда в состав метафизики включают онтологию, космологию, теорию познания и т.д., иногда же она совпадает с онтологией. Метафизику можно рассматривать (в марксистской литературе советского периода такой подход преобладал) и как специфический метод, противоположный диалектике.

Не претендуя на общезначимость, сформулирую свою позицию по этому вопросу. Я полагаю, что метафизика суть одна из версий философии, и в этом смысле она не может считаться частью философии, а также не может включать в себя некоторые философские дисциплины, исключая, тем самым, остальные. Метафизика заявляет себя как целостная философия, философия целиком; каждая из фундаментальных наук имеет свое метафизическое измерение, а каждая из философских дисциплин имеет свое представительство в структуре метафизики, которая (структура) тождественна структуре самой философии. Специфика метафизической постановки вопросов заключена в изначальной направленности мысли на трансцендентное, отсюда ее интерес к фундаментальным основам и первым причинам сущего. Но таковая направленность мысли характерна не для всех возможных философий; именно поэтому уместно говорить о неметафизических версиях философии.

Это позволяет соответствующим образом позиционировать по отношению к метафизике диалектику. Будучи целостной философией (хоть и одной из ее версий), метафизика представляет собой духовное явление иного масштаба, чем диалектика. Метафизика представляет собой форму постановки проблем, а диалектика – способ разыскания, метафизика озабочена первыми началами, диалектика – закономерностями движения мысли. Диалектика суть, прежде всего, весьма эффективный метод познания, а построенные с его помощью системы могут быть как метафизическими (Гераклит, Фихте, Гегель), так и неметафизическими (Маркс).

Почему же метафизика стала стыдиться самой себя? По-видимому, этому были серьезные причины, без устранения которых любой проект возрождения метафизики будет нежизнеспособным и обреченным на неудачу.

Ни для кого не секрет, что кризис классической метафизики закономерно совпал по времени с успехами естествознания, в первую очередь, физики. В условиях радикально изменившейся под влиянием науки картины мира метафизика утратила эксклюзивные права на трактовку бытия, а познавательное орудие классической метафизики – чистая спекуляция – лишилось авторитета и эпистемологической легитимности. Философия более не претендует на самодостаточное и законченное учение о бытии, которое было бы автономно от научных теорий, поэтому в Новое время онтология постепенно становится всего лишь более или менее адекватным обобщением опыта естествознания. Похожее положение складывается и с гносеологией (эпистемологией). Невозможно переоценить роль философии в становлении новоевропейской науки, но в какой-то момент опека со стороны философии стала тяготить науку, которая перестала нуждаться в том, чтобы ее методология разрабатывалась «сторонним производителем». Поэтому до сих пор иногда применяемая вольфовская классификация ныне безнадежно устарела. (Эмерих Корет отмечал: «Его (Х. Вольфа. – А.Х.) систематика, которая в значительной мере вошла в школьную философию [того] времени, понимает под метафизикой совокупную теоретическую философию в противоположность практической философии. Метафизика как наука обо всем сущем, какое только возможно, распространяется на «общую метафизику» (metaphisica generalis) – онтологию как науку о сущем как таковом и «особенную метафизику» (metaphisica specialis), в свою очередь подразделяющуюся на три предметные сферы: космология как учение о мире (или природе: натурфилософия), психология как учение о душе (обо всем живом, в особенности о человеке: философская психология) и учение о Боге (theologia naturalis: философское учение о Боге). Это разделение философии в значительной мере существенно и для современности» ). Проблема мне видится не столько в уточнении структуры метафизики, сколько в необходимости формирования принципиально иного подхода к организации метафизического исследования.

Какой бы проблемной области ни было посвящено последнее, в нем обязательными и приоритетными частями должны быть онтология (иначе вообще нет оснований считать исследование метафизическим) и эпистемология (без определенности познавательных возможностей и методологических приемов разрешения поставленных задач исследование вообще невозможно, а возможно лишь бессодержательное говорение). Но именно поэтому целесообразность выделения онтологии и эпистемологии в качестве отдельных дисциплин вызывает у меня серьезные сомнения. На мой взгляд, в современную эпоху метафизика не может позволить себе роскошь рассуждать о «бытии вообще» или о «познании вообще», безотносительно к предметным областям, разрабатываемым «частными» метафизическими или научными дисциплинами. Сегодня не существует единого общепризнанного философского учения о бытии, равно как и единого философского учения о познании (они возникнут никак не раньше (если вообще возникнут), чем в естествознании – «теория всего», перспективы которой весьма туманны), но в рамках отдельных предметных областей онтологические и эпистемологические вопросы могут и должны разрешаться. Иными словами, необходимо перейти от предметноориентированного к проблемноориентированному типу метафизического исследования, что, кстати, вполне в духе идей, лежащих в основе методологии междисциплинарного синтеза.

Есть ли для этого необходимый идейный потенциал? Полагаю, что потребность в метафизической направленности на надэмпирическую реальность не исчезла. Причем, эта потребность дает себя знать не только в среде гуманитариев. Многие представители естественных и точных наук, которым становится «тесно» в рамках своих предметных областей, обращаются к метафизике за помощью в решении тех проблем, которые познавательными средствами частных наук быть решены не могут (как отмечал Макс Планк, «… ученые поняли, что отправная точка их исследований лежит не только в смысловом познании и что наука не может обходиться без небольшой порции метафизики» (цит. по: ). Смена парадигм в естествознании (классическая-неклассическая-поснеклассическая) уже перестала кого-либо шокировать; было бы удивительно, если бы современная метафизика не вышла за рамки заданной еще в античности парадигмальной установки. Поскольку развитие метафизики и развитие науки – две стороны одного процесса развития духа, между ними с необходимостью должна быть корреляция, хотя говорить об абсолютном тождестве или хотя бы совпадении хронологий не приходится.

В такой ситуации вполне логично современный этап развития метафизики обозначить как «постнеклассический». Такое наименование (именно применительно к метафизике) уже встречается в философской литературе (см., например: ), хотя еще и не стало, насколько мне известно, общепринятым. Дело здесь не столько в формальной идентификации, сколько в фактическом отсутствии разработанной методологии постнеклассического метафизического дискурса. Интерес философов к постнеклассической научной парадигме (а, надо сказать, он немалый) находит свое выражение преимущественно в «неметафизических» версиях философствования. Поэтому пока «постнеклассическая метафизика» скорее проект, чем концептуализированная и методологически оформленная сфера знания. Каковы перспективы у этого проекта? Ответ на этот вопрос зависит от того, сможет ли метафизика найти свое место в рамках постнеклассического научного идеала.

Одной из ключевых целей постнеклассической науки, как известно, является введение «стрелы времени» в фундаментальное описание мира. На первый взгляд кажется, что подобная тема для метафизики не нова. Действительно, проблема времени – одна из древнейших и центральных тем философии (в том числе, и метафизики), которую в той или иной степени затрагивает большинство выдающихся мыслителей Запада. Но при всем многообразии существующих мнений есть одна интересная закономерность, подмеченная российскими историками И.М. Савельевой и А.В. Полетаевым. Они отмечают: «Анализируя взгляды крупнейших философов на проблему времени, прежде всего обращаешь внимание на то, что почти все они говорили о двух типах, точнее, образах времени. Подобные представления, несмотря на некоторые различия в способах описания, остаются практически неизменными вот уже два с половиной тысячелетия европейской истории. От античности и до поздней современности… подавляющее большинство философов, говоря о времени, мыслит категориями поразительно устойчивой структуры. Этот факт, как нам кажется, достаточно уникален и представляет самостоятельную тему для размышлений». И далее: «Взгляды на проблему времени оказались необыкновенно устойчивыми – ни рост научного знания, ни творческая индивидуальность мыслителей не проявляются здесь столь же сильно, как в случаях с иными философскими концепциями» .

В сущности, два образа времени, о которых говорят указанные авторы, можно обозначить для наглядности как вечность (αίών, aeternitas, время пребывания, Божественное время) и собственно время (χρόνος, tempus, время действия, человеческое время). Так вот, несмотря на дискуссионность вопроса «чтό есть время?» и наличие разных версий его решения, я утверждаю, что в западной метафизике он никогда не имел практического значения, поскольку фактически в ней над временем всегда господствовала вечность . Вселенная классической метафизики онтологически стационарна, а происходящие в ней процессы (мыслители парменидовской закалки, впрочем, отрицали и саму возможность процессуализации бытия) не настолько существенны (или вообще не-существенны), чтобы повлиять на бытие-как-таковое. История западной метафизики – это история постижения вневременнόй реальности, метафизическая модель мира не предполагала временнόго измерения, а время оказывалось предметом метафизических студий либо в роли феномена иллюзорного мира, либо – феномена человеческого восприятия. Время трактуется не как характеристика бытия, а как критерий иллюзорности: истинное бытие неподвластно времени, а то, что подвластно – не есть истинное бытие. Идеалом классической метафизики всегда было нахождение конечного количества величин, зная которые, было бы возможным нивелировать различие между прошлым, настоящим и будущим, открыв вневременное бытие. Время просто не мыслится бытийствующим в истинном мире, находясь «по эту сторону иллюзии».

Впрочем, сам по себе этот факт вовсе не свидетельствует о ложности метафизического пути познания (что поспешили провозгласить марксисты), подобно тому, как неспособность классического и неклассического естествознания ввести время в фундаментальное описание мира не свидетельствует о ложности соответствующих наук. В этом я вижу не диагноз, а проблему, в современных научных концепциях следует искать не панацею, а стимул. Попытаюсь определить направление поисков.

В классической традиции первые начала бытия рассматриваются как по природе своей рациональные, а стало быть – интеллигибельные. «С необходимостью мыслимое с необходимостью же существует, что не может быть помыслено – не может и существовать». Эта максима не всегда прямо декларировалась лишь по причине ее самоочевидности для классического мышления. Пикантность ситуации заключается в том, что за исключением наиболее простых ситуаций, которые науку уже давно не интересуют, теория, призванная представить в умопостигаемой форме начала бытия (правда, науку интересуют не первые начала, а, как минимум, «вторые»), практически никогда не схватывает действительность целиком адекватно, т.е. адекватность научной теории определяется грубостью измерений и допустимыми в данной познавательной ситуациями аппроксимациями. Причем, дело здесь не только в диалектике абсолютной и относительной истины. Я сейчас имею в виду не эпистемологическую сложность репрезентации бытия в теоретических моделях, а то, что само бытие противится такому моделированию, оно никак не укладывается в рамки изящной и точной схемы. Бытие включает в себя некий нерастворимый остаток, который мешает красиво и систематично разложить его «по полочкам». Тем не менее, бытие не может быть названо абсурдным и иррациональным, поскольку оно все же позволяет себя до определенных пределов теоретически «обуздать». Бытие, истину которого пытается постигнуть как наука, так и метафизика, отчасти интеллигибельно, отчасти же – нет, оно, так сказать, шероховато .

Для объяснения шероховатости бытия воспользуюсь теологическим образом. Совершенство сотворенного совершенным Богом мира имеет свое ограничение ввиду того, что даже всемогущий Бог не может сотворить нечто столь же совершенное, как Он сам, поскольку абсолютным совершенством может обладать лишь целое; множество же в самом себе разделенное уже в силу этой разделенности не может обладать совершенством, по крайней мере, именно в аспекте множественности. Наличие в мире только Божественной воли сделало бы его совершенным, но бессмысленным и излишним продолжением Бога, Который, сотворив бессмысленный и излишний мир, тем самым лишился бы своего совершенства. Наличие же в мире воли, отличной от воли Творца, делает мир свободным и творчески оправданным, но в силу этого, несовершенным. Итак, совершенный Бог создает несовершенный мир, а человек, живя в несовершенном мире и пользуясь делающей этот мир оправданным, но несовершенным свободой, рассуждает о совершенстве Бога, которое проявляется через несовершенство мира.

Воспользуюсь другим образом. Допустим, есть некоторая теория, предсказывающая поведение системы в соответствующих обстоятельствах. Вооруженный теорией исследователь может за непродолжительный отрезок времени «просчитать» будущее, подставив вместо переменных начальные условия исследуемой системы. В идеале полученный результат будет соответствовать реальному положению дел вне зависимости от того, сколько времени потратит система при переходе от начальных условий к конечному своему, предсказанному теорией, состоянию. Вполне возможно, что реальность подтвердит правоту теории. Однако чем бόльший отрезок времени необходим системе для выхода на «запланированный рубеж», тем бόльшая вероятность, что время внесет свои коррективы в идеальную модель. Может произойти событие, которое коренным образом развернет гипотетический механизм бытия и приведет систему к состоянию, которое не только не «просчитывалось», но даже не мыслилось или попросту было невозможным на момент начала исследования. Описывая бытие post factum, метафизик склонен приписывать ключевым событиям необходимый характер (так произошло, поскольку не могло не произойти); его вкусу претит сама мысль, что могло ведь быть совершенно иначе и он сам, категоризирующий бытие, мог бы в нем вовсе и не появиться. Осуществившееся, в силу своей весомой (хоть и бывшей) фактичности, приобретает онтологическую значимость, которая задним числом обосновывается и проецируется на будущее.

Наличие свободы воли (а есть все основания полагать, что в этом мире по крайней мере некоторые объекты обладают некоторой свободой) делает невозможным тотальный контроль ситуации ни с чьей стороны, из чего следует, что замысел всегда отличен от результата . Но для понимания логики бытия нет иного пути, как двигаться от «результата» к «замыслу», т.е. от явленного, реализованного, данного – к первым началам, благодаря которым это-вот нечто стало со-бытием . Ввиду этого, главная задача метафизики должна быть дополнена и включать в себя не только поиск первых начал так, как они бытийствуют сами по себе, и не только уяснение того, какое место эти начала занимают в человеческой жизни, но и решение вопроса о том, как первые начала являют себя через изменчивые и преходящие формы. Кроме того, необходимо выявить онтологический статус первых начал, т.е. выяснить, бытийствуют ли они независимо от событий или же их бытие от последних неотделимо? Пребывают ли первые начала неизменными или меняются под влиянием событий? И т.д. и т.п. Содержание этих вопросов в каждом из разделов метафизики будет иметь, разумеется, свою специфику.

Метафизика всегда претендовала (подобно классической физике) на вневременное описание бытия (отсюда соответствующие коннотации: временнόе – преходящее – иллюзорное; соответственно: вневременнόе – непреходящее – истинное и т.д.). Повторю, что история метафизики – это история разных форм господства вечности над временем, вызванное сомнительным и самонадеянным убеждением в том, что рассмотрение бытия sub specie aeternitatis есть приобщение к Божественному вúдению мира. Для решения практических задач, которые ставит история перед современной метафизикой, ей следует избавится от этого красивого и амбициозного предрассудка. Вопрос заключается не в том, чтобы вернуться к обсуждению проблемы времени. Необходимо в метафизическом описании мира зарезервировать место для уникальных и неповторимых происходящих во времени событий , способных изменить сущность и структуру бытия.

Итак, постнеклассическая метафизика вынуждена исходить из признания неполноты описания. Философия более не может догматически навязывать науке свои схемы, требуя безоговорочного их принятия; в свою очередь, науке придется смириться с мыслью, что движение к истине не обязано с необходимостью принимать строго научные формы. Многомерный характер истины предполагает возможность не только разных трактовок, но и разных путей ее постижения. Как отмечает В.И. Пронякин, «… снятие альтернативных исходных установок носит характер дополнительности , благодаря которой обеспечивается полнота описания предмета; здесь, собственно, и заключается эвристический эффект взаимодействия науки и метафизики. Известно, что непротиворечивая познавательная система неполна; это означает, что для адекватного описания реальности необходимо дополнить его (описание) некоторым альтернативным материалом… Вне дополнительности любая установка ориентирует познание к исходным основаниям, что ведет в конечном счете к деградации системы: ведь каждая из сторон, если она «не обеспечена» противоположностью, вынуждена достраивать полноту «собственными средствами» .

Из принципа дополнительности, в частности, следует, что, в отличие от классической современная метафизика (так же как и современная наука, в отличие от классического естествознания) вынуждена находиться в ситуации онтологической разомкнутости, незавершенности, поскольку ее предпосылки и концептуальные допущения не могут быть обоснованы со строгой необходимостью ею самой. Причем, недо тождественность теории (описания) и действительности (описываемого объекта) имеет не только инструментальные, эпистемологические и конкретно-исторические причины. Здесь главную роль играет онтологический фактор, который связан с отличием возможного и действительного, замысла и результата, плана и реализации, идеи и ее воплощения (такие номинации подразумевают существование активного творческого начала, но даже если это теологически-метафизическое допущение «вынести за скобки», суть дела от этого мало изменится, лишь номинационно придется ограничиться категориями «возможного» и «действительного»). В процессе воплощения идеи (или, если угодно, в процессе перехода от возможного к действительному) одним из наиболее критичных факторов оказывается время, которое, тем не менее, всегда исключалось из фундаментального описания бытия, причем, делалось это не только физикой (что замечательно показал И. Пригожин, обозначив такую познавательную ситуацию «парадоксом времени»), но и не в меньшей степени – метафизикой.

В сущности, идея неизменности и самотождественности бытия выступает для метафизиков предметом веры. Но эта вера оборачивается суеверием, если для сохранения традиционной установки им приходится «не замечать» происходящую на их глазах научную революцию, связанную с необходимостью введения необратимости диссипативных процессов и уникальности событий в фундаментальное описание мира. Такая позиция представляется мне особенно неадекватной ввиду происходящего в рамках современной цивилизационной ситуации онтологического сдвига, выражающегося в повсеместной и увеличении его (времени) влияния до немыслимого ранее уровня как на жизнь отдельных людей, так и на жизнь всего человечества. Чем больше метафизика будет апеллировать к неизменным сущностям, непреходящему бытию и вечным ценностям, тем меньше у нее будет оснований надеяться на понимание со стороны науки и тем более «лишней» будет она в современном обществе.

Выводы

Разрешение парадокса времени – одна из основных задач постнеклассической метафизики. Для работы над этой темой ей придется пересмотреть многие свои предпосылки и допущения, принимая во внимание и критически оценивая существующие научные концепции, при необходимости используя их наиболее продуктивные элементы. Междисциплинарность – не благое пожелание и не дань моде, а необходимое условие самоопределения современной метафизики и нахождения ею своей познавательной ниши. Одной из методологических основ такого синтеза может стать синергетика (в пригожинской традиции – теория диссипативных систем), а от использования метафизикой ее наработок выиграют, полагаю, обе стороны.

Разумеется, стратегии разрешения «парадокса времени» метафизикой, которую интересуют первые начала бытия, и наукой, которая ставит перед собой иные цели, существенным образом различны. Первые начала бытия принципиально не могут быть «схвачены» в своих квантификационных характеристиках хотя бы потому, что онтологический смысл переменных и констант, которые могли бы быть представлены в соответствующих формулах, был бы не определен. Скажем, было бы абсурдно и смешно пытаться выразить сущность духа посредством набора математических уравнений. Речь идет не о приведении метафизических и синергетических построений к некоему тождеству, а о необходимости согласования соответствующих теорий. Эта необходимость вызвана тем, что предметные области метафизики и науки оказываются смежными и где-то даже пересекаются: метафизику интересуют первые начала бытия постольку, поскольку они дают о себе знать посредством проявленных форм бытия, попадающих в поле зрения науки; построения же последней будут неустойчивыми и абстрактными без эксплицитного выражения принятых метафизических допусков. На мой взгляд, здесь есть обширное поле для сотрудничества как в области эпистемологии, так и в сфере мировоззрения. Метафизика не должна подменять собой науку, не должна ей служить и не должна с ней конкурировать; они должны выступать в связке при решении актуальных проблем современности.

Литература

1. Аристотель. Метафизика: Пер. с древнегреч. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1999.
2. Джан Р.Г., Данн Б.Дж. Границы реальности. Роль сознания в физическом мире: Пер. с англ. – М.: Объединенный институт высоких температур РАН, 1995.
3. Евлампиев И.И. Неклассическая метафизика или конец метафизики? Европейская философия на распутье // Вопросы философии. – 2003. – № 5. – С. 159-172.
4. Заиченко Г.А. Необходимость метафизики // Философский век. – СПб. – 1998. – Альманах 7. – С. 133-137.
5. Корет Э. Основы метафизики: Пер. с нем. – К.: Тандем, 1998.
6. Лосский Н.О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. – М.: ТЕЕРА-Книжный клуб, Республика, 1999. – С. 5.
7. Мамардашвили М.К. Неизбежность метафизики // Мамардашвили М.К. Необходимость себя / Лекции. Статьи. Философские заметки. – М.: Лабиринт, 1996. – С. 101-115.
8. Окороков В.Б. Метафизика єэпохи трансцендентального мышления: специфика, сущность и тенденции развития. – Днепропетровск: ДНУ, 2000.
9. Пронякін В.І. Історія філософії в особистісному вимірі філософствування // Філософія. Культура. Життя. – Дніпропетровськ: Дніпропетровська державна фінансова академія. – Вип. 26.
10. Пронякин В.И. Предмет и познавательные средства метафизики. – Днепропетровск: ДГУ, 1997.
11. Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время. В поисках утраченного. – М., 1997.
12. Соболь О. Постметафізика – майбутнє філософії // Філософська і соціологічна думка. – 1993. – № 11-12. – С. 46-60.
13. Философский энциклопедический словарь – М.: ИНФРА-М, 2002.
14. Шабанова Ю.А. Мистика и метафизика: различие путей, единство целей // Грані. – 2006 – № 1. – С. 58-61.

This entry was posted in and tagged , .

В.Б. Терехов

Метафизика в науке: парадоксы картины мира

[В 2001 году эта статья была предложена для публикации журналу "Вопросы философии" (объем 1 авт.лист – максимальный по условиям редакции). Однако не была опубликована. Статья содержит тезисное описание метасистематики как концептуальной идеи]

1. Имитационное моделирование

Во второй половине XX века появились научные модели интеллекта в рамках различных кибернетических теорий: теория динамического моделирования Дж. Форрестера и теория эвристического моделирования академика Н.М. Амосова , использовавшие имитационный метод моделирования: умозрительные гипотезы и построения, экспериментальной проверки в обозримом будущем не предвиделось. Были предложены научные объяснительные модели сложных психических явлений интеллекта: сознания, чувств, творчества, озарения, и т.п. Моделируется динамика механизмов мышления. Амосову в то время не удавалось заинтересовать этими моделями физиологов и психологов .

Структура искусственного интеллекта уровня человека предполагается подобной структуре естественного (преодолён антропоцентризм), и такие феномены как сознание, чувства или способность к творчеству уже рассматриваются как конструктивно необходимые. Н.М. Амосов использует новый термин: интегральное чувство "приятно-неприятно" (Пр-НПр), который сопоставим с понятием аффективного тонуса у И.П. Павлова. Механизм сознания рассматривается как алгоритмический модуль: система усиления-торможения (СУТ), а сознание определено как "движение активности по значимым моделям" . Формулируется понятие интеллектуальной модели (информационной последовательности или нейронного ансамбля) как образа, чувства, мысли. Описываются функции сознания, физиологических потребностей и убеждений, общество искусственных интеллектов (ИИ).

Модели различных уровней в психологии описывают системы ролевого социального поведения, а круг практических задач определяется идеями улучшения социальной адаптации, оценки личности, её изменения и управления. Психологические теории моделируют личность путём описания интеллекта, рассматриваемого "извне", сравнительного анализа индивидов и классифицирования по группам, описания ролей, характера. Сравнивая такой подход с теорией Н.М. Амосова можно отметить, что его теорию не корректно относить к психологии. Быть может, следует применить какой-нибудь новый термин - например, киберпсихология?

2. Философия и междисциплинарные концепции.

Новые кибернетические теории находятся в междисциплинарной области. Отец кибернетики, Норберт Винер, в книге "Я - математик" советовал искать новые задачи на стыке известных дисциплин. Понятия кибернетических теорий и философии пересекаются: достаточно упомянуть хотя бы понятие сознание. Философская мысль присутствует в естественнонаучном исследовании, и, наоборот, естественнонаучная мысль формирует мировоззренческие концепции. Научные работники могут возражать против навязывания идеологических стереотипов, а это было, например, в бывшем СССР, можно сомневаться и в конструктивности перенесения естественнонаучных концепций в сферу мировоззрения, как это произошло с идеями швейцарского физика И.Пригожина.

Нельзя дать простое и бесспорное определение философии и метафизики. Продукт философского творчества - словесные рассуждения. Связанные словесные рассуждения невозможны вне логики, а философское исследование - выражение трансформации самой логики. Часто умозрительные построения, не опирающиеся непосредственно на эксперимент, называют метафизическими. В XVII веке естествознание переносит акценты на экспериментальное исследование. Формируется мнение, что роль метафизики, как умозрительных построений, должна быть ограничена, а на первом плане должна быть экспериментальная верификация. Позже вновь возрождается интерес к метафизике. Н.Винер ссылается на метафизику французского философа Анри Бергсона , и использует его метафизическое понятие длительность.

На протяжении тысячелетий развития цивилизации появилось множество различных концепций и систем взглядов, многие кажутся антагонистическими. Мировоззрение содержится в естественнонаучных теориях в неявном или явном виде. Задачей фундаментальной научной теории часто считают построение соответствующей ей картины мира. Различия ещё более существенны, если сравнивать крупные пласты человеческой культуры: философию, религию, науку, искусство. Но при столь пёстрой картине и различиях во всём этом многообразии есть нечто общее.

3. Ядро метафизики.

Т. Кун сформулировал понятие научной парадигмы. Если рассмотреть любую парадигму, можно обнаружить, что она структурирована и представляет собой комплекс идей, методов и т.д. Две различные парадигмы могут иметь общие идеи, - так сказать, парадигму парадигм. Существует ли некое ядро, парадигма парадигм всей человеческой культуры, рассматриваемой за период времени, доступный для исторического исследования? Действительно, есть такое метафизическое ядро, которое можно назвать каноническим, т.к. оно неявно и устойчиво .

Это ядро можно охарактеризовать как космологизм представлений о Вселенной: Вселенная описывается как модульная система. Представления о многослойной, модульной вселенной есть в самых древних мифологических представлениях об устройстве Мира. Есть, например, схема трёхкомпонентная: Земля, Небо, Преисподняя. Такая схема принята в вавилонской, библейской и мусульманской космологиях. Известны также многочисленные древние представления о дереве мира. Развивал космологическую концепцию Птоломей; он описывал космическое веретено (ось мира), которое образовано восемью вложенными друг в друга полусферами. В подробном, красочном и наглядном виде космологическая схема представлена у Данте Алигьери в его "Божественной комедии". Его схему отличает наличие модульных уровней. Такие описания Мира неадекватны ему.

Представление о простоте мира, возможности всеобщей пирамиды - результат методологической предпосылки о возможности моделирования устройства мира схемой структурной пирамиды. Эта схема состоит из элементов. Можно провести аналогию между такой схемой и чертежом механического устройства, состоящего из конструкционных модулей или сборочных узлов, которые в свою очередь состоят из субмодулей или подузлов (подузлы из "под-подузлов", и т.д.) и деталей. Схема - всегда простая модель; простая модель может быть тождественна только простой моделируемой системе. (Под простой системой понимается иерархическая модульная структура независимо от числа её уровней и элементов).

Эти представления зародились в древнейшие времена, когда человек только-только начинал задумываться над фактом существования Вселенной. Первобытный человек-философ начинал рассуждать об устройстве Мира, но не включал в его схему самого себя, так как рассматривал Мир в силу инерции метода отдельно от себя, а именно, так же как и любую другую вещь с позиции стороннего наблюдателя. Затем он и его последователи стали замечать возникающие парадоксы в рассуждениях, но вместо того, чтобы отказаться от парадоксальной картины мира, они продолжали её достраивать, модифицировать и маскировать тупики парадоксов. Они выделяют понятия времени, развития, становления и движения как всеобщие понятия: категории. Эти категории являются слоями, модулями картины мира. Категории характерны для канонического метафизического мышления, которое поэтому можно назвать категориальным мышлением. Достройка схемы не устраняет парадокс, так как устранить его принципиально невозможно. Затем у философа появляется идея о некоем всемирном разуме или иное категориальное понятие, которое "как плащ фокусника" должно окончательно скрыть парадокс всемирной пирамиды. Он не замечает при этом, что такой всемирный разум - это тень его собственного разума, падающего на придуманную им метафизическую схему. Тень того самого разума, который был исключён из картины мира. В современной культуре, - в философии, естествознании, искусстве и обыденном мышлении, - сохраняется это ядро. Наука и философия - мифологизированы . Философия кажется немыслимой без философских категорий, а наука без всеобъемлющих понятий. Понятием стремятся придать однозначность, а понятийный аппарат организовать как иерархию; такой подход - исключающее классифицирование.

Тоталитарные идеологии, в основе которых лежит простая метафизическая картина мира, призывает к единству и чистоте своей идеологической пирамиды. Но в пирамиде всегда скрыт неразрешимый парадокс, а призыв к "окончательному решению какого-либо вопроса" часто означает призыв к насилию над личностью и жизнью.

Можно провести параллели между отдельными простыми космологическими схемами античности и некоторыми научными теориями XX века. Вот, например, миф о хаосе. В "Геогонии", Геосида, "Илиаде" и "Одиссее" Гомера можно найти описание рождения мира из хаоса. Всё возникло из хаоса - весь мир и бессмертные боги. Этот миф как бы противостоит подробно детализированным описаниям многослойных схем мира, но только на первый взгляд. Представление о простоте мира присутствует и здесь. В схеме есть дополнительная пирамида - представление о всеобщности развития и времени. Мир возникает из хаоса, он имеет начало. Основная пирамида имеет два слоя (двухкомпонентная схема): бессмертные боги и остальная часть Мира. При более глубоком анализе можно обнаружить категорию, скрытую в контексте: это самоорганизация. В XX веке античный миф о хаосе возродился в теории физика Ильи Пригожина (синергетика). Несмотря на "неблагородное" происхождение (синергетика - физическая теория) она стала претендовать на роль новой философии и универсальное применение.

Ещё одна теория XX века - теория физического вакуума, или психофизика. Физический мир рассматривается как надстройка над физическим вакуумом. Начав с этого, психофизики затем стали усложнять физическую картину мира. В одной теории психофизики физический вакуум становится уже многослойным, он состоит из семи уровней различных вакуумов и торсионных полей. Вслед за идеей многоуровневого расслоения физического вакуума у автора возникает мысль о существовании Божественного Сознания, плана и замысла.

Физику почти невозможно представить без использования понятий время и пространство, которые понимают как категории простой модели - физической картины мира. В квантовой механике есть понятие пространственно-временной континуум: схема усложняется, становится иерархически двухуровневой. Стой пространственно-временного континуума состоит из пространства и времени, как слоёв второго уровня (субмодули схемы). Но не только в физике обнаруживается каноническое ядро. С развитием информатики появились представления об информационных полях; мир представляется матрёшкой, состоящей из вложенных друг в друга структурных пирамид. Так рождаются новые мифы.

4. Метафизика и метасистематика.

Каноническое ядро начинает трансформироваться. Как отметил С.С. Гусев , "... "идея простоты мирового устройства", с которой связано формирование первых научных описаний, в последнее время энергично вытесняется ориентацией на простоту теории". Схемы категориального мышления обнаруживают свою неадекватность сложности, она определяется скрытым в них парадоксом: исключением наблюдателя из картины мира. История показывает, что столетиями творческая мысль пыталась не отказаться от этого парадокса и принять иную логическую схему, а завуалировать его, подменить другим парадоксом, затем третьим, и т.д. В модификации и трансформации теоретических построений наблюдается преемственность. Такая трансформация парадоксов концептуальных схем является доминирующим способом развития естественнонаучных, философских, религиозных и иных концепций, причём в практическом плане - результативным. Парадоксы, - или "аномальные зоны науки" , - служат маяками, на которые ориентируется творческая мысль, и к тому же являются мощным стимулятором творческого процесса. В искусстве парадоксы - способ создания эмоционального напряжения и разрядки. Они используются и в практике манипулирования сознанием.

Но в определённых вопросах каноническая метафизика оказывается тормозом. Необходима альтернативная идея. Излагаемая здесь концепция имеет иное логическое ядро. Метасистематика - своего рода мета-метафизика, или анти-метафизика .

Если считать, что Вселенная включает в себя всё, то вне Вселенной не может быть ничего. Вселенную невозможно наблюдать "извне" и "рисовать" картину мира как модульную схему. Научное познание, как указал Т. Кун , начинается с систематизации и классифицирования. Такие понятия как система, структура, объект, сравнительный анализ и т.д. прочно вошли в научный лексикон. Но адекватно ли они понимаются, и какое значение вкладывают в него исследователи в контексте прикладных работ? Если рисуется картина мира, то, что представляет собой эта картина, - систему? - А что представляет собой сам "рисуемый" Мир, - систему ли?

Необходимы новые определения. Вот одно из типичных на сегодняшний день определений понятий система: "Система - это совокупность элементов, связанных общей функцией" ; но корректнее дать такую дефиницию: система - структура соответствующих элементов, рассматриваемая в отношении иных систем. Если система рассматривается "изнутри", то рассматривается её структура. Если система рассматривается "снаружи", то рассматривается её отношение к иным, "внешним" системам и объектам. Отношение к внешним системам - это параметры, функции, свойства, атрибуты и т.п. рассматриваемой системы или объекта. Эти отношения могут систематизироваться,и рассматриваться как структура атрибутов: параструктура . Преимущество нового термина в том, что он не вуалирует структурированность атрибутов и не навязываетнеявно представление о всеобщности времени, как слово "функция". Далее, - понятие "субстанция". Под субстанцией понимается система рассматриваемая "снаружи", автономная система как чёрный ящик (система, существующая обособленно), структура которого неизвестна или не рассматривается. Т.о., исследуемую систему можно рассматривать "изнутри": структуру системы, - "снаружи": систему как целое, как субстанцию. Хотя Вселенная структурирована, она не является субстанцией (её невозможно рассматривать "снаружи"), поэтому её нельзя считать системой. Её структура - неиерархическая: сверхсложная, свободная, но отнюдь не хаос.

5. Метасистематика и метафизическая проблема времени.

Одно из некатегориальных понятий времени - психологическое время - определяется как проекция сознания наблюдателя/исследователя (мыслящего интеллекта) на простую картину мира. Интеллект никоим образом не может непосредственно воспринимать механизмы собственного мышления, в т.ч. и собственное сознание. Человек может видеть себя в зеркале; человек всегда видит себя со стороны, объективирует представление о себе в образы, а собственное сознание ощущает косвенно как единое, неразрывное, мировое время. Для интеллекта характерна объективация его восприятия и мышления, которая на логическом уровне выражается в исключении наблюдателя из образных, логических схем. В категориальных схемах наблюдатель исключается из картины мира; такая схема парадоксальна, она в дальнейшем подвергается модификации: простая схема дополняется второй "пирамидой", которая призвана разрешить онтологический парадокс. Парадокс неразрешим, возможна только подмена парадокса парадоксом. В теософских схемах предлагается понятие Бога или Всемирного Разума/Сознания. Такие понятия - проекция интеллекта исследователя или его сознания на создаваемую им картину мира. В материалистических категориальных схемах используются понятия время, всемирное развитие, движение. Время становится категорией, представляется всеобщим. Весь мир рассматривается в становлении, движении, развитии. Категориальное время - понятийное поименование проекции единого потока сознания интеллекта на единую схему. Когда говорится об "отражении" в рамках диалектического материализма, исключённый из метафизической схемы мыслящий интеллект (наблюдатель) затем описывается "отражающим" некую "объективную реальность": и так выстраивается дополнительная конструкция - заплатка, прикрывающая парадокс схемы. Если представления и о мировом времени, и о Боге являются проекцией интеллекта или его части на картину мира, то можно предположить, что они в мировоззренческих схемах могут быть тождественны. Действительно, известны религиозные схемы, в которых Время объявляется Богом, а В.И. Ленин заметил: "Время без временных вещей = Бог" .

В свете метасистематики и материализм, и идеализм, и теология представляются в равной степени метафизическими воззрениями. Классификация материализм/идеализм не более чем одна из схем в философии. Логически делить Вселенную на материю и сознание, а тем более ставить вопрос "что первично", это и есть категориальная, простая, неадекватная схема. Такой же неконструктивной идеей является деление мира на реальный мир и воображаемый, материальный и духовный, и т.п. Рассматривая именно системы, корректно говорить об их метасистемных свойствах, о том, как можно описать любую систем: интеллектуальную, материальную, живую, природную, рукотворную, т.д. Конструктивность такого подхода ещё и в том, что "отсортировать" по классам одни от других, ориентируясь на исключающее классифицирование, практически невозможно.

Системы представляют собой пересечение (системный параллелизм) различных уровней различных системных иерархий (параллельных систем). Структуры образуют структурные иерархии. Субстанции более высокого уровня иерархии воплощаются в системы низшего уровня. Восприятие относительно и определяется позицией наблюдения: то, что интеллект воспринимает как объект, является предельной нижней границей его восприятия субстанциальных иерархий. Объект- относительное системное воплощение, т.е. наблюдаемое субстанциальное воплощение . Вместо метафизической дихотомии субъект/объект на первый план необходимо вывести метасистемную дихотомию система/объект (субстанция/объект).

Методически из моделей структурных иерархий наблюдатель может быть исключён без объективации и это не ведёт к парадоксу; модели же субстанциональных иерархий должны указывать на логическое исключение позиции наблюдения во избежания парадоксов и ошибок. Исследователь/интеллект не является элементом структуры, которую он рассматривает. Каждый элемент структуры должен соответствовать этой структуре. Поэтому структурную иерархию справедливо назвать также иерархией соответствия. Если же исследуется системная иерархия, то системы в такой иерархии соответствуют субстанциональным атрибутам: это - иерархия параструктур. В ней системы могут быть в какой-то степени сходны либо полностью подобны, т.е. тождественны, и в этом случае они воспринимаются как объекты, экземпляры одной системы, её реализация. Субстанциональную иерархию справедливо назвать иерархией подобия. В это иерархии присутствует наблюдатель, и его неявное исключение ведёт к парадоксу.

Элементы структур должны иметь сходство своих параструктур, которое и определяет их соответствие. Поэтому структурные и субстанциальные иерархии - иерархии разных уровней и позиций относительного восприятия, между ними нет чёткой грани: метасистемная граница размыта. В метасистематике проблемастрелы времени обращается в пустую задачу. Понятие стрела времени замещается понятием стрела моделирования: аксиома об ориентации исследования от параструктуры к структуре и "суммы очевидного".

6. "Динамическое" мышление

Н. Винер считал, что информация не исчезает и не появляется. В современной науке эта светлая мысль заняла место почётного, но неактуального, исторического экспоната. Все научные модели строятся как динамические, а информация не мыслится вне процесса передачи информации. Ценностная ориентация исключительно на модели динамических систем объяснима определённой особенностью человеческого мышления - "динамическим" мышлением, и эта же особенность способствует негласному принятию метафизического ядра как основания мировоззрения.

Для мышления современного человека характерен параллелизм вербально-логических и идеомоторных форм моделирования, поименования и трансляции, и "динамическое"мышление - создание динамических моделей, описание динамических процессов. Как описание динамических процессов даётся и описание систем, к которым понятие время не применимо, например геометрических:

"Конической поверхностью называется поверхность, образуемая движением прямой (AB на фиг. ...), проходящей всё время через неподвижную точку (S) и пересекающей данную линию (MN)" .

В рамках стереотипов создание научной объяснительной модели понимается как описание динамического парадокса, и на это направлены все усилия. Критерием успеха считается только и только разработка динамической схемы (единой и непротиворечивой, раскрывающей причинно-следственные связи и т.п.). Но ценностная ориентация исключительно на динамическое моделирование стала тормозом в решении многих научных проблем и квазипроблем, в создании адекватных и конструктивных объяснительных моделей: в объяснении скачков эволюции, природы генома и наблюдаемого эмбрионального онтогенеза, природы вирусов-оборотней, в эвристике, в реализации автономных, живых (самопрограммирующихся) компьютерных программ и искусственного интеллекта (ИИ). Возникает парадоксальная проблема стрелы времени. Эта проблема "успешно" решается (например, в синергетике), но... остаётся.

7. Сумма очевидного

Можно утверждать, что существуют как системы во времени, так и системы, к которым понятие время не применимо (например, геометрические системы и объекты). Также существуюти внепространственные системы (описываемые квазипространственными метафорами). Только отдельные системы, а не каждая система во Вселенной, могут быть временными (темпоральными), пространственными,разумными, живыми и т.д.

Начавшаяся с работ А.А. Богданова и Л. фон Берталанфи, общая теория систем (ОТС) после появления кибернетики, которая является теорией динамических систем, стала считаться её концептуальной основой. Все естественные науки, кроме математики , рассматривают только динамические системы; в механике статическая система - система с нулевыми скоростями или рассматриваемая в течение малого промежутка времени. Можно обнаружить, что теории ОТС рассматривают динамические или целостные системы, а время в ОТС - категория. Корректно ли в таком случае определение "общая теория"? Решение дилеммы простота/сложность объявлено перспективной целью ОТС. В рамках ОТС эта дилемма никогда не будет решена; ОТС имеет парадигмальное ограничение: табу неявного метафизического ядра.

Если "суммировать" все системы во Вселенной, то какой "получится" сама Вселенная: временнОй ли структурой, разумной или неразумной, и т.д.? При метафизическом моделировании картины мира ожидают, что "сумма" простых моделей окажется тождественной простой категориальной схеме Мира и при этом адекватной самому Миру. Так как для человека характерно квазидинамическое мышление, и частные научные модели - динамические описания, их "сумма" оказывается моделью "развивающейся Вселенной".

Основная идея, положенная в основу метасистематики и метасистемного анализа (метаанализа), может быть сформулирована так: никакая иерархия не может быть всеобщей. Эта формулировка также выражает идею свободы.

Утверждение справедливо и в отношении структурных, и в отношении системных иерархий. Оно объясняет парадоксальность диалектического материализма, который рассматривает весь мир в диалектике, развитии, то есть в рамках всеобщей временной иерархии. Оно объясняет парадоксальность вопроса о "начале" и "конце" мира. Оно же объясняет парадоксальность представлений о Боге, подобному каждой системе во Вселенной, воплощённому в каждую вещь: системная иерархия не может быть всеобщей, и хотя её вершину венчает Бог, неизбежно появляется дополнительное понятие - дьявол. Метафизическая догматика не допускает системы вне времени или пространства, и поэтому используются понятия вечного и бесконечного как заплатки для парадоксов. Вечное как будто связано с понятием время, но не имеет ни начала, ни конца: время как будто бы есть, но его как будто бы и нет.

Простые модели наглядны, очевидны, умозрительно охватываются одним взором. Из истории научной мысли известен кошмар механического детерминизма, когда научная мысль попала в тупик, пытаясь "суммированием" простых схем получить модель адекватную Вселенной. Простые схемы не складываются в единую, целостную и при этом сложную схему: любая схема/интеллектуальная модель - проста. Полученный "итог" можно условно назвать усложнённой простой схемой, но не сложной. Сложное - то, что не едино и не целостно, в сложном - целое не целостно, сложная система - система не иерархическая. Всё ещё господствующее в культуре мировоззренческое метафизическое ядро определяет то, что в науке, как безусловная истина, принята ценностная ориентация на внутреннее единство, непротиворечивость, целостность научных моделей и всего познания в целом , но возникают парадоксы построения картины мира. Вселенная - сверхсложна, не целостна и не едина, и представление о параллельных мирах - более конструктивно, чем о "всеобщей связи" .

Научные теории, удовлетворяющие критериям целостности и непротиворечивости, - простые, т.е. иерархические системы. Адекватное моделирование сложных систем, сложного мира осуществляется не в рамках единой,целостной теории, а путём сосуществования разных, противоречивых или несовместимых теорий, второй путь - неабсолютная целостность любой теории, независимо от ориентации автора на целостность, о чём свидетельствует наличие в любой теории парадоксов и "аномалий" .

8. Целостная личность

Теософские представления о Боге сформировались как результат проекции сознания на картину мира. Сейчас господствующее положение занимают религии, основанные на вере в одного Бога, единобожие. Время современный человек психологически ощущает как единое и однонаправленное. Интеллектуальная организация усреднённого современного человека может быть охарактеризована как целостность личности с единым сознанием. Но известны случаи множественности личности, раздвоения сознания и т.д. Интеллект не может "осознать сознание", позиция наблюдения не наблюдаема; все интеллектуальные модели объективированы: из них исключена позиция восприятия. Исторически целостная личность сложилась не сразу. Единобожию предшествовало многобожие и промежуточный этап, когда среди многих богов выделялось верховное божество (Древний Египет).

9. Метафизическая субтракция: Вселенная минус Время.

Психологическое ощущение "одномерного" однонаправленного времени можно описать как целостность личности, как самоощущение личностью себя структурой, субстанцией, объектом. Как такой интеллект, ощущающий себя как единое целое, воспринимает иные системы и объекты сверхсложной Вселенной?

Условно выполнив логическую операцию вычитания времени из картины мира можно получить метафизический остаток: пространство. Нужно заметить, что метафизическое понятие пространство гораздо шире понятия физического. Можно одинаково легко говорить как о "площадях сельскохозяйственных угодий" и "объёме жидкости в сосуде", так и о "пространстве задач", "аномальных зонах науки" и "объёмах выполненных работ". Поскольку метафизическое пространство включает в себя всё за минусом категориального времени, само понятие пространство является наиболее общей метафорой, а все остальные понятия - нисходящие от него квазипространственные метафоры, т.к. метафизика подразумевает их исключающее классифицирование.

В науке невозможно обойтись без метафор . Феномен квазипространственных метафор легко обнаружить в рассуждениях философов-метафизиков и психологов. Например, работы З. Фрейда изобилуют яркими образными смещениями пространственных понятий. Этот феномен ярко выражен в рассуждениях А. Бергсона о "непроницаемости пространства" . В книге Норберта Винера "Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине" провести различие между "собственно" пространственными и квазипространственными описаниями настолько трудно, что издание его книги , сопровождается пространным комментарием по этому поводу. Автор комментария, по-видимому, не понимая глубину этого феномена и, как будто оправдываясь, объясняет, что книга Н. Винера содержит много неточностей и ошибок, т.к. написана в спешке при неблагоприятных обстоятельствах.

Квазипространственные метафоры в логической структуры мышления соседствует с феноменом квазипространственной реализации времени. Интеллект мыслит простыми "динамическими" (квазидинамическими) описаниями. Каждая простая модель является квазипространственной синтаксической системой, из которой исключено психологическое время, как позиция наблюдателя, и заменено квазипространственной метафорой времени. Психологическое время дополняет квазипространственную схему неявно как синтаксис глагольных форм, что справедливо и для невербальных моделей. Квазипространственная реализация времени и его расслоение в усложнённых схемах присутствует во всех интеллектуальных моделях. Например, учащийся рисует оси координат, одну из которых он обозначает как "расстояние", а другую "время", и рисуетв этих координатах график перемещения физического тела. А что такое пространственно-временной континуум? Этот сложносоставной термин - также квазипространственная метафора.

10. Неопределённость и иерархии

А) Неопределённость присутствует в любых исследованиях: инструментарий исследователя вносит возмущения в процесс исследования, появляются погрешности, внесённые в процесс исследования самим инструментов или методологией исследования, сам объект изменяется в процессе исследования и становится уже "не тем же самым" объектом. Неопределённость свидетельствует о том, что исследуется параструктура субстанции, а не структура. Так как при углублении в параструктуру влияние неопределённости увеличивается, то число уровней, на которое можно спуститься ограничено.

Что моделируют физические теории, структуру или параструктуру? Электронможет состоять из кварков, кварки - из ещё более мелких частиц. А может ли такое исследование бесконечно "спускаться вниз"?

Можно найти аналогию между физикой и психологией. Например, рассмотреть схемы личности, разработанные психологами. В трансакционном анализе личность человека представляется, как состоящая из элементов: "ребёнок", "взрослый", "родитель". Эти элементы являются компонентами параструктуры интеллекта, что совершенно очевидно, т.к. речь идёт о ролевом поведении человека, и эти компоненты имеют подобие со всей личностью как целым (об этом красноречиво свидетельствует сама терминология). Подобие указывает на субстанциальную иерархию, а не на структуру. В трансакционном анализе в схеме есть 2-й иерархический уровень (составляющие типа "ребёнок родителя"). Здравый смысл подсказывает, что эта схема может иметь 2-3 уровня и не более: дальнейшее "углубление" бессмысленно, а терминология звучала бы абсурдно. Так что же моделируют физические теории, структуру или параструктуру? Характерный эпизод: на определённом этапе возникло предположение, что микрочастицы наделены разумом. Позднее появилось направлениев физике, названное психофизикой.

Неопределённость появляется при исследовании параструктур, при "углублении" в иерархию подобия: от параструктуры к параструктуре. Такое паранормальное проходит у метасистемного барьера (структуры исследуемых субстанций уходят из поля зрения, но исследователь может считать, что для исследования доступно всё), тогда как нормальное исследование ориентировано от параструктуры к структуре.

Б) Вопрос в рамках "динамического" мышления: каким образом геном "знает" как создавать организм? Может быть в нём зашифрован некий план будущей структуры? Предварительный метаанализ даёт "неожиданный" ответ: в генах не закодирован никакой план, генный аппарат - не демиург процесса генезиса . Он не имеет ни сходства, ни подобия с вырастающим организмом, но должен емусоответствовать. При изучении ДНК исследуются структуры, а не системная иерархия. Но, быть может, изменение методологии в будущем всё же опровергнет этот вывод, позволит определить неявное сходство набора нуклеотидов с бликом индивида?

11. Метасистемный барьер трансляции

Алгоритм может быть замкнутым. Циклическим. При создании современной алгоритмической программы, в циклическом алгоритме должен быть предусмотрен алгоритмический выход из его цикла, точка выхода. Если алгоритм введён в память компьютера, то при определённых условиях он должен быть исполнен, - современная технология предполагает только это. Ошибочные циклические алгоритмы без точки выхода ведут к ситуации, из которойсам компьютер уже не выйдет. Если сравнить компьютер с человеком, обнаруживается различие: человека не программируют, а обучают. Человек использует в течение своей жизни множество правил, процедурных инструкций, методик и т.п. Многие из этих правил - алгоритмические: они являются описанием последовательных операций. Его "алгоритмы" существенно отличаются от машинных кодов, и также существенно отличается способ трансляции описаний в "исполняемые коды". Каждыйчеловек интерпретирует исходный текст в некий другой, промежуточный, личный код. В связи с широкой интерпретируемостью описаний и инструкций, которыми оперирует человеческий интеллект, они могут рассматриваться как квазиалгоритмические описания, они в большей или меньшей степени трансформируются до исполнения, а во многих случаях не исполняются вовсе. Описания транслируются в простые "очевидные" образы. Транслированные образы тесно связаны с идеомоторикой, каждый такой образ - идеомоторное представление. Однако не всякое описание может быть транслировано. Позиция наблюдения - непреодолимый метасистемный барьер, поэтому инструкция, требующая "наблюдения позиции наблюдения", не исполняется, но попытка интерпретации может многократно повторяться: получается своего рода "короткое замыкание", "короткозамкнутый контур". Интеллект не может наглядно представить многие вещи: бесконечность; собственную смерть, как интроспективный образ исчезновения собственного осознания;своё собственное необъективированное Я (Я-Позицию); не может "осознать сознание".

Зеркало часто пугает, оно всегда было источником суеверий и художественным символом, как например, "Зеркало"Тарковского и "зазеркалье" Л.Кэррола. Льюис Кэрролл имел церковный сан. А как он понимал слова Бога по имени Сущий: "... человек не может увидеть Меня и остаться жив" ? Разум человека не зависает (не считая патологические случаи), т.к. имеет иные, чем компьютерная программа, неалгоритмические точки выхода из цикла. Такие выходы из жёстких циклов могут приводить к насилию. Циклы могут иметь затяжной характер религиозного экстаза.

12. Интроспективный искусственный интеллект

Искусственный интеллект (ИИ) может иметь воплощение в таких формах, которые человеку даже отдалённо не будут напоминать нечто разумное или живое. Носреди многообразия форм воплощения, возможны и такие, которые будут максимально копировать физическое и интеллектуальное воплощение человека.

Н. Винер выдвинул гипотезу, что циклические алгоритмы с большим числом циклов могут быть своего рода динамическими ячейками кратковременной памяти. Действительно, такой алгоритм, обрабатывая многократно и без изменений в теле своего цикла какую-либо информацию, может возвратить её через некоторый промежуток времени. Он предположил, что такой механизм, возможно, используется интеллектом человека, и существование такого алгоритма-ячейки в течение очень малого промежутка времени психологически может определить ощущение момента настоящего.

Более достоверным представляется, что циклические алгоритмы - своего рода пограничные столбы на метасистемной границе между механизмами мышления и интеллектуальными моделями. Они действительно определяют ощущение момента настоящего, но этот момент вовсе не является ни точкой, ни малым промежутком времени. Этот момент - факт реализации Я-Позиции в образ объективированного Я, вневременное скольжение позиции восприятия. Психологически такое скольжение ощущает любой человек в очень многообразных формах, часто оно проявляется в циклах. Они могут быть жёсткими: страх перед смертью, например; но есть и мягкие: дежавю, аутоидентификация, интроспективный взгляд, озарение, запоминание и воспоминание, и др. Ассоциативное мышление всегда возможно только при изменении позиции наблюдения, оно проявляется как динамика структурного копирования образов, и копирование образов исключает позицию восприятия. Таким образом, циклы - не ячейки памяти, как считал Н. Винер, а механизм ассоциативного мышления. Организация памяти у человека не является простой системой, - нельзя извлечь или запомнить данные по "адресу", как в памяти компьютера. Процесс хранения информации, вспоминания и запоминания неоднозначен и осуществляется через механизмы ассоциативного мышления, сознания. Видимо это, ясно не понятое отношение циклов к памяти, и послужило основой мнения Н.Винера. Воплощение квазиалгоритмов в идеомоторные образы проявляется в том, что называют представлением, воображением, логическим мышлением, и такая реализация всегда интроспективна, определяется скольжением позиции восприятия, логическим исключением наблюдателя и замещением его объективированными образами.

З.Фрейду предшествовало парадоксальное утверждение: душа может что-либо присвоить, только утратив это; овладение объектом связано с потерей его. Идея принимается и развивается З.Фрейдом. Он водит понятие "вытеснение". Но он не раскрывает его природу, которая кажется ему поэтому демонической. Он не объясняет, почему психическая жизнь организована именно так, а не как-либо иначе. Понятие исключение наблюдателяи положение о ненаблюдаемости позиции наблюдения (восприятия) является метасистемной объяснительной моделью этого феномена. Скольжение - не демон, а чудо живой души., а Я-Позиция - её Сущий "бог".

Н.М. Амосов описал многие механизмы разума, но эти механизмы есть и у животных. Интроспекция свойственна только человеку. Наличие этого механизма объясняет феномены, свойственные ему: страх смерти, смех и др. В модели Н.М. Амосова отсутствует моделирование интроспекции, поэтому практически ИИ уровня человека по такой схеме не реализуем. Для реализации ИИ, подобного интеллекту человека, - необходимо моделировать метасистемное скольжение: создать ИИИ, - интроспективный искусственный интеллект.

----

Амосов Н.М. Алгоритмы разума, Киев, наукова думка, 1972.

Объяснительная модель – термин Г.С, Альтшуллера. См. Злотин Б.Л., Зусман А.В. Решение изобретательских задач. Кишинёв, Картя Молдавеняскэ: в ч. I. ТРИЗ и наука.

Амосов Н.М. Там же

Там же

Винер Н. Я – математик. М., Наука, 1967.

В кн. Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. М., Наука, 1983.

Бергсон А. Собр. Соч. в 4 т., Моск. клуб, 1992: в ч. I Опыт о непосредственных данных сознания. Материя и память.

Гусев С.С. Наука и метафора. Л., И.Л.У., 1984

Шипов Г. Высокоорганизованная пустота. Витамакс/январь 1998

Гусев С.С. Наука и метафора. Л., И.Л.У., 1984, С. 33

См. в кн. Кун Т. Структура научных революций. М., Прогресс, 1975.

Метасистематика – оригинальная концепция; использован материал из рукописей "Парадигма эксформатики: моделирование самопрограммирующихся и интеллектуальных систем", 1999, и "Сумма очевидного" (первоначальное наименование "Эзотерика творчества"), 2000-2001.

Кун. Т., там же.

Жерарден Л. Бионика. М., Мир, 1971.

Параструктура – слияние от ПАРАметарическая СТРУКТУРА.

См. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм.

Ср. с иллюзией неведения у Е.М. Блаватской.

Выгодский М.Я. Справочник по элементарной математике.

Математика исследует только параструктуры, а результат исследования используется как инструментарий др. исследований. С. Лем в кн. "Сумма технологии" именует математику безумным портным, ср. с Безумным Шляпником у Л. Кэрролла.

А.И. Уемовабстрагируется от временных систем, математезируя концепцию, и при этом категориально объединяясь с диалектическим материализмом; рассматривает только целостные системы.

См. Гусев С.С., там же.

Одно из положений Ф. Энгельса. Сходная идея положена в основу астрологии ("длинная цепочка": связь между положениями звёзд и земными событиями).

Кун Т. Там же.

См. Гусев С.С., там же.

Бергсон А., там же.

Винер Н., там же

Берн Э. Игры в которые играют люди, Л., Лениздат, 1992.

Ср. с идеями академика Т. Лысенко.

Исход. 33:20