Неспроста возникают подозрения. Подозрение о супружеской измене

Поговорим о случаях, когда возникает подозрение о супружеской измене. Когда принимаешься гнать от себя подозрение в том, что у любимого человека связь на стороне, тогда и начинаешь приобретать опыт противоборства романам с третьими лицами. Поскольку сложилось такое мнение, будто в любовной связи виновата пострадавшая сторона, то те, кто подозревает своих супругов во внебрачных отношениях, стремятся избавиться от подозрений и найти логическое объяснение своему беспокойству. В силу упомянутой выше позиции они никому не сообщают о своих подозрениях - ни спутнику или спутнице жизни, ни окружающим.

Я отчетливо помню, как усердно скрывала свой страх все те годы, когда подозревала мужа в супружеском обмане. Для женщины, подозревающей любимого в неверности, такое поведение типично. Мужчины, как правило, еще с большей охотой прилагают немалые усилия, дабы окружающие не проведали, что они подозревают жену в связи на стороне. Для множества людей то обстоятельство, что они скрывают свои подозрения, является главным препятствием, мешающим им выяснить все до конца. Несгибаемая убежденность в том, что в любом случае на сей счет следует хранить молчание,- вот одна из причин, почему путь от первых замеченных вами признаков любовной связи до окончательного выяснения отношений столь долог и мучителен.

Мужчины - по сравнению с женщинами - быстрее преодолевают этот путь. Однако некоторые представители сильного пола откладывают разговор начистоту лишь потому, что не в силах поверить, что у жены есть кто-то на стороне. Женщины более склонны поверить в такую вероятность. Однако они зачастую не пытаются выяснить отношения только из-за того, что не знают, как им быть, если станет известно: связь на стороне действительно быль, а не выдумка. Впрочем, некоторые - как мужчины, так и женщины - стремятся поговорить со своим любимым человекам по душам, как только у них зарождается подозрение, что их обманывают. Однако люди в большинстве случаев лишь после долгих сомнений и колебаний решают покончить с собственными подозрениями.

Первые признаки

Боюсь, что у моей жены роман на стороне. Предчувствие, словно идущее из нутра, разные наводящие на эту мысль мелочи, да и прочее, что неприятно тебя поражает.

Я просто не в состоянии избавиться от ощущения, что он что-то скрывает от меня. Я не могу ответить что именно, но меня постоянно гложет подозрение, а не завел ли он на стороне роман.

Вы нутром чуете: что-то здесь не так - вот и зарождается подозрение. Большинство людей, по их рассказам, испытали это чувство, хотя возникло оно у всех по-разному. У некоторых оно зародилось вдруг, после небрежного замечания или какого-нибудь случая, для других оно выросло из увеличивающегося чувства беспокойства.

Интуиция

След от губной помады на воротнике или странные телефонные звонки - именно подобные вещи впервые наводят нас, как принято думать, на мысль об обмане, но так бывает редко. Первые признаки обычно гораздо более тонкого свойства. Вы на уровне интуиции чувствуете: в поведении вашего мужа или жены произошли перемены. У вас появляется ощущение, что «что-то не так». Ниже приведен перечень некоторых из таких перемен в вашем партнере:

Ваши отношения стали прохладнее.

Его (ее) мысли больше заняты работой, домом или сторонними интересами.

Тщательнее он (она) подходит к выбору одежды и аксессуаров.

Больше внимания уделяет он (она) весу и внешнему виду.

Больше времени, чем необходимо, он (она) пропадает вне дома.

Труднее оторвать его (ее) от телевизионного экрана.

Больше, чем раньше, он (она) интересуется новинками в области секса.

Уделяет меньше внимания вам.

Менее склонен (склонна) к разговору или совместному времяпрепровождению.

В проявлении чувств он (она) становятся сдержаннее.

Он (она) меньше интересуется домашними проблемами.

Он (она) меньше, чем обычно, занимается сексом.

Принимает он (она) меньшее участие в общих мероприятиях.

Так и тянет, взглянув на данный перечень и увидев, что многие из пунктов соответствуют поведению вашего любимого человека, тут же сделать вывод, будто он или она состоят в связи с третьим лицом. Однако не все так просто. При осмыслении того, указывают или нет перемены в поведении на любовную связь, следует учесть, сколько сфер они захватили и насколько они существенны. Так, например, перемены, происшедшие всего в нескольких сферах, по сравнению с теми, что проникли во многие области человеческого общежития, не столь показательны. И поверхностные изменения не будут так показательны, как глубокие.

Однако даже если решительные перемены охватывают сразу множество сфер человеческой жизни, то данное обстоятельство вовсе не свидетельствует о связи на стороне. Изменения в поведении могут быть продиктованы многими причинами, не имеющими к связям с третьими лицами никакого отношения. Одним из таких мотивов, наиболее вероятным, является ухудшение атмосферы на работе. Другие возможные поводы таковы: беспокойство за здоровье свое и близких, страх перед приближающейся старостью, тревога за семью или финансовое положение. К несчастью, люди обычно боятся самой возможности того, что любимый человек заведет роман с посторонним лицом, и потому стараются либо не замечать происшедших перемен, либо логически объяснить их: они носят временный характер или несущественны или порождены проблемой, которая исчезнет сама собой. Вызваны ли эти перемены или нет романом на стороне, они указывают на существование вопроса, требующего обсуждения.

Однако люди обычно не повинуются только интуиции. Нет, им необходимы весомые доказательства. Так, например, одна женщина (назовем ее Кэти), видя, что поведение ее супруга в короткий срок сильно изменилось, решила: виной тому чрезмерная нагрузка на работе. Он не сказал, что работы у него прибавилось. Однако поскольку ее муж стал проводить на работе больше времени и даже нерабочие часы во многих случаях у него были заняты, то она сочла, что причина в его загруженности делами. Кэти не стала проверять свои предположения, так как знала: ее муж не любит обсуждать свою работу. Ей же не хотелось беспокоить его расспросами. (Разумеется, она также не желала огорчать себя: ведь, допусти Кэти возможность того, что у супруга есть связь на стороне, то она бы извелась от страха при одной этой мысли.) Отказ на первых порах поверить в то, что подсказывает интуиция, явление весьма распространенное. Однако, как мы убедимся в дальнейшем, чутье на поверку оказывается первым и весьма надежным звонком.

Подозрение о супружеской измене. Небрежные замечания или поступки

Случайно оброненные фразы или нечаянный поступок тоже могут послужить первым сигналом. На первый взгляд кажется, будто они безобидны. Однако возникает чувство: что-то тут не так. Я сама испытала захлестывающее чувство беспокойства в ситуации, когда, казалось, ничто ее не предвещало. Вот как я описала это ощущение в книге «После связей на стороне»: «Однажды вечером после прихода домой [Джеймса] мы отправились на ужин в дом одной супружеской пары. Муж работал вместе с Джеймсом, и уже некоторое время мы были в дружеских отношениях. Когда мы приехали к ним, Джеймс по-дружески поцеловал супругу своего сослуживца. И в этот момент мною вдруг овладело беспокойство. Я не понимала, что тут не так, но затем на меня словно снизошел свет прозрения. Уже одиннадцать лет мы были женаты, и он впервые за минувшие годы так поцеловал женщину».

Спустя много лет, когда мне стали известны в подробностях его похождения, я выяснила: за несколько дней до того Джеймс в первый раз вступил в связь с другой женщиной. Вот как он позднее объяснял свое поведение: «Когда я тем вечером поцеловал Жанет, то этот поцелуй ничего не значил для нас. Я просто новыми, раскрытыми глазами смотрел на мир вокруг. Я сердечнее стал относиться к окружающим... и более открыто выражать свои чувства, в особенности в отношении друзей-женщин».

Нутром я ощущала: тут что-то неладно. Однако я ни о чем не догадывалась. Хотя этот случай не имел прямого отношения к его любовному роману, он явно был тем первым звонком, который предупреждал: что-то произошло.

В случае с Кэти (которая приписывала перемену в поведении супруга нагрузкам на работе) муж начал делать вскользь замечания, сколь полезна ему секретарша в его делах. Когда он заговорил о работе, Кэти вздохнула с облегчением. Она сочла его слова доказательством того, что перемены в его поведении были вызваны его беспокойством, справится ли он со своими обязанностями. Она вспомнила, как тревога кольнула ей в сердце, когда он похвалил секретаршу. Однако Кэти постаралась избавиться от охватившего ее страха, пытаясь найти разумное объяснение его поведению.

Рационализация

Когда у меня появились опасения, сомнения и подозрения, то я не мог и не поверил бы, что такое может произойти со мной. Я принялся изыскивать всякие мелочи, которые подтвердили бы, что мне все чудится. Я пытался понять, как так случилось, что я перестал доверять собственным инстинктам и совершенно не готов к выяснению отношений с супругой.

Одна из основных причин, почему люди ищут рационалистическое объяснение первым проснувшимся в них подозрениям в обмане со стороны любимого человека, такова: они не желают верить в то, что их страхи не напрасны. Мысль о подобной возможности порождает в них чувство стыда и смущения, и они тщатся изыскать способы, как убедить себя, что их подозрения беспочвенны. Многие пойдут на все, дабы дать логическое объяснение своим опасениям, порожденным мыслью о том, что у любимого человека есть связь на стороне.

Наглядный пример такой рационализации - случай с Кэти. Она сумела на интуитивном уровне подавить свое беспокойство, вызванное изменениями в поведении супруга и его замечаниями насчет секретарши. На следующем этапе ей пришлось подыскивать разумное объяснение, по--чему он стал проводить гораздо больше времени у себя на работе. Муж сказал Кэти, что работает над трудным проектом, требующим, чтобы он не только допоздна задерживался у себя в конторе, но и посвящал ему чуть ли не все выходные. Родители и дети стали проводить значительно меньше времени вместе. Ее тревожило, как это скажется на детях, но ей хотелось верить ему. Поэтому для себя его задержки она объяснила тем, что ему сейчас приходится туго на работе и, следовательно, ей не следует усложнять ему жизнь, докапываясь до подоплеки его слов. Ей было легко прийти к такому решению, поскольку она была убеждена, что он хороший муж и отец, и верила: ее супруг не из тех мужчин, что заводят связи на стороне.

В прошлом номере в публикации мы проанонсировали новую рубрику газеты в которой будем публиковать письма рядовых искателей справедливости, вынужденных защищать свои права в судах без адвокатов, ибо они им не по карману.

Слишком много стало приходить жалоб-свидетельств того, что некоторые ставропольские судьи серьезно злоупотребляют своими полномочиями, пользуясь правовой безграмотностью граждан. Потому что понимают: граждане, не имеющие знаний по юриспруденции, не понимают судебной практики, тонкостей рассматриваемого дела, своих прав и возможностей.

Суды для них большой стресс, они чувствуют себя неуверенно и подавленно: на процессе ими можно вертеть как заблагорассудится, а также и манипулировать законами - замалчивать процессуальные права сторон и просто врать, интепретируя их в нужном ключе. Отсюда пошла известная поговорка: закон что дышло: куда повернул - туда и вышло.

Хотя и в нашей стране незнание рядовыми гражданами процессуальных норм и статей закона ровным счетом не может влиять на вынесение законного и справедливого решения. Вы же не советуете хирургу, лежа на операционном столе, что ему делать в тот или иной момент, - знаете, что он сделает все как надо. На то он и профессионал, а вы медакадемий не кончали.

Опытный хирург вас не «зарежет» (иное - редчайший случай, никогда не остающийся для врача без последствий). А вот во Дворце правосудия совершенно безнаказанно вас запросто, без ножа (то есть без адвоката) «зарежут», приняв решение, которое противоречит закону, выворачивает его наизнанку, интерпретирует так, что судейский интерес в деле лезет, как ржавый гвоздь из рыхлой стены. Короче, неспроста возникают подозрения в продажности местной Фемиды - в сговоре с власть имущими или просто состоятельными людьми, щедрыми на благодарность.

То, что продажность в судейской среде явление не редкое, признают в верхах. Стоит вспомнить знаменитое резюме Дмитрия Медведева еще в пору его президентства: «Что, у нас судьи взятки не берут? Берут!» «Открытая» эти подозрения иллюстрировала во множестве публикаций обилием примеров, которые ясно указывали на то, что манипуляции с законом как формы судебного произвола очень похожи на отработанные мошеннические схемы, поставленные на поток.

Но на равных с коррупционным мотивом можно принять и версию просто катастрофического непрофессионализма многих ставропольских судей. Совсем нередко в судебных решениях встречаются такие ну просто идиотические «перлы», такие безумные «курьезы», которые ясно дают понять: человек, изложивший это на бумаге, на юрфаке «учился» лишь номинально.

Он процессуальных норм не знает, о правоприменительной практике не ведает, заседания ведет как школяр, впервые севший за штурвал правосудия и бросивший эту махину в пике... Этот образ родился из историй кошмарно трагических авиакатастроф, когда пилоты пассажирских авиалайнеров сажали за штурвалы своих детишек, и те, играясь, сваливали машину в пике, завершавшемся взрывом на земле. Вот и в креслах судей оказываются просто случайные люди, профессионально неподготовленные, морально незрелые и даже безнравственные.

Более того, забавляясь со сложным механизмом правосудия и ввергая в жизненную катастрофу неповинных людей, эти затейники, обернутые в мантии, ответственности не боятся. Квалификационная коллегия судей в крае практически никогда не грозила таким безобразникам даже пальчиком, у нас на Ставрополье сама коллегия - мертворожденное дитя. Оттого затейники распоясываются донельзя, да еще и разыгрывают спектакли уязвленной «чести»: ах-ах, журналюги в нашем лице оскорбляют судейский корпус, всю судебную систему...

Даже адвокаты, шалея от судейских выкидонов, не надеются, что «перлы», указанные ими в апелляционных жалобах, пусть не возмутят, но хотя бы смутят их коллег из краевой инстанции. Но нет - корпоративная спайка, прикрытие «своих» безобразников (во всем многообразии их проявлений) здесь посильнее и пострашнее, чем где бы то ни было в госструктурах. И если полагать, что уж в высших-то инстанциях безграмотных дуроломов практически нет, то вывод один - неправосудные схемы выстраиваются (и узакониваются) по вертикали. А это уже совсем другая история, как говорили герои некогда популярного киносериала «Следствие ведут знатоки».

В нашем случае и «знатоками» быть не надо, чтобы заметить, что «светятся» одни и те же судейские персоны, и, по всему, это не случайно. Но что лежит в основе повторяемости их «ошибок», пусть разбираются компетентные органы и квалифицируют деяния в соответствии с Уголовным, Гражданским или Судейским кодексами. Мы не беремся их квалифицировать, потому новая рубрика «Судейский казус?» и содержит в себе знак вопроса. Мы же будем настаивать на следующем.

Людмила ЛЕОНТЬЕВА

Дело зачастую не в безграмотности граждан. А в том, что линия судьи и линия закона даже в бесконечности не пересекаются. Судьи творят что им вздумается.

А чему вы удивляетесь? Уже третий год длится история с ПК Финикс города Пятигорска, руководителем которого господин Песков в период с 1999 года по 2007 год незаконно получас из бюджета Ставропольского края и города Пятигорска субсидии на строительство жилых домов для малоимущих и лиц, нуждающихся в улучшении жилищных условий. Он их и построил по улице Панагюриште города Пятигорска, только малоимущие там не живут. Следствие ГСУ МВД возбудило уголовное дело по ст. 159 ч 4 УК Р Ф, направило дело в суд с обвинительным заключением. Адвокат господина Пескова Ю Я -господин Мирзабекян роберт Христофорович, бывший заместитель прокурора города Минеральных Вод которого уволили за вымогательство взятки с сотрудников ГИБДД, пообещал следователю что дело вернется из суда с указанием о необходимости его прекращения, даже показал на флешке решение суда. Рассказать что было дальше? Дело вернулось в суд слово в слово по тексту который показал адвокат. В суде происходит цирк, и суд происходит по сценарию мирзабекяна. Песков похитил 108 000000 рублей. И никто ничего не может поделать. Следствие вновь направило дело в пятигорский суд, и этот же адвокат пообещал, что будет оправдательный приговор. И вы знаете, он говорит правду, потому что в Пятигорском суде свой закон. Хотя может с приходом нового председателя краевого суда испугаются????? Хотя вряд ли. А вы чему то удивляетесь?

Писать будем обязательно и решения, которые выносятся "судьями", пусть все знают о самом "справедливом" и героев пофамильно.Так же все судейские манипуляции при вынесении решений, которые иначе как преступлением не назовешь. Если власть и председатель краевого суда не может навести порядок в своем ведомстве, то при помощи "Открытой газеты", ее главного редактора, корреспондентов, оболваненный народ расскажет правду о происходящем в судах. НАДОЕЛО, КОГДА ИЗ НАС ИДИОТОВ ДЕЛАЮТ.

Хотя Лемке и был первым, кто приветствовал Гольдринга в его новом, отлично меблированном кабинете коменданта района Кастель ла Фонте, но больше никого так не раздражало новое назначение Генриха, как начальника службы СС.

Ещё бы! Новый командир дивизии, сменивший Эверса, заявил, что штаб будет переведён в Пармо, а в Кастель ла Фонте останутся только госпиталь, склады и служба СС. Итак, полновластным хозяином района стал комендант, в распоряжении которого чуть ли не батальон, в то время как у Лемке нет и полной роты. Это ставило начальника службы СС в полную зависимость от коменданта: с ним надо было согласовывать планы, координировать действия. Часто обращаться за помощью для проведения той или иной операции. И все это придётся делать ему, высшему в чине, человеку, имеющему за плечами немалый опыт, наконец, старшему по возрасту.

Смириться с этим Лемке было особенно трудно и потому, что за время своей работы в гестапо он привык смотреть на всех других людей, непричастных к его ведомству, свысока, с плохо скрытым презрением и разделять их на две резко разграниченные части. По одну сторону стояли осуждённые, по другую - те, кто находился под следствием. К первым он относил всех, кто попал в гестапо, не считаясь с тем, виновен или не виновен человек. Ко вторым относились те, кто ещё пребывал на свободе. После покушения на фюрера в эту последнюю категорию Лемке зачислил и всех военных, независимо от занимаемой должности и звания.

Гольдринг вызывал у Лемке двойственное чувство с одной стороны, он считал его человеком совершенно надёжным - ведь Гольдринг был названным сыном Бертгольда, а к последнему начальник службы СС относился чуть ли не с большим уважением, чем к самому господу богу, поскольку господь бог не носил погон генерал-майора. С другой стороны, Лемке считал Гольдринга недопустимым либералом. Одни его связи чего стоят. Он дружит с неблагонадёжным Матини, за которым пришлось установить наблюдение, он в самых тесных, приятельских отношениях с гауптманом Лютцем - человеком подозрительным, - как-никак адъютант ныне покойного Эверса не мог не знать о крамольных действиях своего генерала! Для Лемке было совершенно непонятно, как может барон, да ещё будущий зять Бертгольда, так запросто держать себя с денщиком, тоже очень сомнительной личностью. В своё время, как это удалось установить, Курт Шмидт отказался вступить в гитлерюгенд. Наконец, почему Гольдринг, который так приветлив со всеми, предубеждённо относится к попыткам Лемке завязать с ним дружеские отношения?

В сейфе своего предшественника начальник службы СС нашёл копии тех писем, которые Миллер в своё время посылал Бертгольду. Из них Лемке узнал о романе фон Гольдринга с какой-то Моникой Тарваль, заподозренной в причастности к движению Сопротивления. Разве все это не заставляет задуматься? И вообще, почему с именем Гольдринга связано несколько в достаточной мере странных происшествий? Довольно часто по вечерам, после очередной встречи с комендантом, всегда вызывавшей в нём раздражение, Лемке запирался у себя в кабинете и в который уже раз вытаскивал заведённую ещё Миллером папку, где хранились все материалы, касавшиеся Генриха фон Гольдринга. Взяв в руки тот или другой документ, Лемке долго и придирчиво вчитывался в него, стараясь понять, почему всё произошло именно так, а не иначе. Почему, например, письмо Левека о двух убитых вблизи Сен-Реми немецких офицерах попало в руки Генриха, а не к кому-либо из службы СС? Ведь Левек предлагал свои услуги гестапо, а человек, желающий стать его агентом, наверняка может отличить форму работника службы СС от формы армейского офицера! Почему в деле, заведённом на какого-то Базеля (кстати, задержал его сам Гольдринг, обвинив в покушении), нет протокола допроса арестованного, а стоит лишь число и отметка «ликвидирован»?

Вот и сегодня снова пришлось припрятать обиду, уступить этому высокомерному барону. Лемке получил приказ всех бывших солдат итальянской армии, не вступивших в отряды добровольцев, немедленно вывезти в Германию, поскольку линия фронта в Италии продвинулась ближе к северу. Операцию надо было провести в течение одной ночи, тайно, чтобы о ней не узнало местное население, а тем паче партизаны. Понятно, вопрос об охране итальянских солдат при таком масштабе операции стоял особенно остро. И Лемке обратился к Гольдрингу с требованием передать в его распоряжение все наличные военные силы. Но Гольдринг по сути дела отказал, выделив начальнику службы СС только роту чернорубашечников.

Мне самому предстоит провести сложную операцию, - пояснил он.

Лемке с негодованием вспоминает недопустимый, даже оскорбительный тон, в котором вёлся этот разговор. Нет, верно, придётся обратиться к самому Бертгольду… А может быть, стоит ещё раз попытаться договориться с этим Гольдрингом, поговорить откровенно, во весь голос?

Лемке подходит к прямому проводу, соединяющему его кабинет с кабинетом коменданта.

Гауптман фон Гольдринг сейчас у синьора Лерро, отвечает переводчица. Лемке с досадой бросает трубку и нажимает на звонок.

К вечеру собрать все сведения об итальянцах, работающих в комендатуре, и особенно о переводчице. Она раньше служила горничной в замке графа Рамони.

Дружба Гольдринга со стариком Лерро тоже раздражает Лемке. После недавней свадьбы, так печально окончившейся, Лемке дважды нанёс визит инженеру, но оба раза его приняли достаточно холодно. Собственно говоря, искать более близкого знакомства с Альфредо Лерро Лемке заставлял не личный интерес к особе инженера, а специальное предписание, хранившееся в сейфе начальника службы СС; в нём значилось, что Лерро надо всячески оберегать и ничем не волновать. Это предписание пришло из штабквартиры - значит инженер был важной персоной. И вот эта важная персона даже не вышла поздороваться с Лемке, когда тот нанёс второй визит и сидел в гостиной вместе с Кубисом и его женой. Для Гольдринга же дверь особняка всегда открыта, комендант там бывает чуть ли не каждый вечер. Откуда такая дружба между молодым офицером и старым инженером? Лемке звонит на квартиру Лерро и просит позвать барона фон Гольдринга.

Ничего особенного. Но я хотел бы повидаться с вами сегодня по одному неотложному делу.

Через полчаса я буду у себя! - коротко бросает Гольдринг. «Даже не спросил, могу ли я в такое время прийти к нему!» - злится Лемке.

Но обстоятельства заставляют начальника службы СС проглотить обиду. Ровно через полчаса он уже в комендатуре.

Не здороваясь с сотрудниками, Лемке проходит через канцелярию и дёргает дверь приёмной, расположенной перед кабинетом коменданта. Она заперта.

Одну минуточку, сейчас, - слышно, как в замке поворачивается ключ, и переводчица, отстранившись, пропускает Лемке в комнату. Он проходит мимо неё, как мимо пустого места. Гольдринг уже пришёл от Лерро и в ожидании Лемке просматривает газеты.

А наши войска в Арденнах здорово насели на англо-американцев! - восклицает Генрих вместо приветствия. Читали сегодняшние газеты?

Не успел. Слишком мною работы.

Думаю, что наши ФАУ-2 заставят Англию выйти из войны… Но я пришёл поговорить о вещах куда более близких, нежели события в Арденнах.

Какие же события могут быть офицеру ближе? Конечно, события на фронте.

Это игра слов, Гольдринг!

Фон Гольдринг! - поправил Генрих.

Фон Гольдринг, если вам так хочется… Но я пришёл не ссориться, а поговорить с вами, как офицер с офицером.

Слушаю вас, герр Лемке.

Мне кажется, что наши с вами отношения, барон, вредят службе.

Моей нисколько!

А моей вредят и очень. Я обращаюсь к вашему чувству ответственности перед фатерландом и фюрером. Мы переживаем слишком тяжёлое время, когда…

Нельзя ли обойтись без проповеди? Я считаю вас квалифицированным офицером гестапо, но проповедник из вас плохой, герр Лемке. Лемке прикусил губу от обиды.

Герр фон Гольдринг, я последний раз советую вам опомниться и делаю последнюю попытку договориться. Если наша сегодняшняя беседа не принесёт результатов - я имею в виду положительные результаты, - я буду вынужден обратиться к начальству с жалобой на вас. Предупреждаю об этом честно.

Это ваше право и обязанность. Но я хотел бы знать, чего вы от меня хотите?

Согласованности в работе.

Я тоже хочу этого!

Не замечал. Ваша личная неприязнь ко мне, хотя я не знаю, что послужило поводом…

Не знаете? Не прикидывайтесь ягнёнком!

Меня удивляет ваш тон и непонятные намёки. Может быть, вы объясните в чём дело?

Даже приведу вещественные доказательства.

Генрих вынул из кармана письмо, полученное от Лорхен неделю назад, и начал читать вслух:

- «Не выдавай меня отцу - я тайком прочитала письмо, которое он прислал маме. Я бы не призналась тебе в этом, если б так не разволновалась. Меня начинает беспокоить эта графиня Мария-Луиза, в замке которой ты живёшь. Отцу пишут, что она молода и красива, тебя видят с нею на прогулках. Должно быть, из-за неё ты так долго не приезжаешь…»

Как по вашему, Лемке, если б такое письмо я написал вашей жене, вы были бы очень признательны мне? Лемке покраснел.

Я писал об этом не вашей невесте, а генералу Бертгольду.

И считаете это достойным офицера?

Герр Бертгольд вменил мне это в обязанность.

Итак, вы считаете, что писать доносы… Согласитесь, что иначе, как доносом, это не назовёшь! Ведь вы же знаете об отношениях между графиней и Штенгелем… Так вот, писать доносы…

Герр Бертгольд, очевидно, неверно понял меня. По-своему расшифровал какую-то неосторожную строчку… И если это приводит к таким недоразумениям, даю слово офицера, что ни слова о вас…

На слово офицера полагаюсь. Мне скрывать нечего, но слежку за каждым шагом я считаю оскорблением своего достоинства.

Я вас отлично понимаю и повторяю…

Полного согласования всех действий и взаимопомощи.

Конкретно?

Сегодня ночью я должен отправить батальон бывших итальянских солдат из Кастель ла Фонте в Иврею.

Когда именно?

В двадцать два тридцать.

Что вам для этого нужно?

Кроме роты чернорубашечников, которую вы обещали, дайте хоть взвод немецких солдат.

Берите парашютистов.

Я не доверяю этим балеринам!

Хорошо, дам взвод немецких егерей.

Правда, барон? Спасибо! Я думаю - это начало наших новых взаимоотношений, надеюсь, что скоро вы измените мнение и обо мне.

Вы знаете, как я вам симпатизировал, и если между нами пробежала чёрная кошка, то повинны в этом лишь ваши письма к моему отцу, тестю, называйте его как хотите! Я не потерплю слежки за собой, предупреждаю заранее.

Обещаю, что её не будет…

Что ж, тогда мир и согласие!

Я счастлив, барон, что начал этот разговор и мы смогли договориться. Лемке крепко пожал руку Генриху.

Командиров я сейчас же пришлю в ваше распоряжение.

Но ничего не говорите им о задании. Они не должны знать об операции до её начала.

Понятно.

А вы не собираетесь принять участие в прогулке на Иврею?

Это не мой район. К тому же я вечером буду занят.

Не заезжая домой, Генрих прямо из комендатуры поехал к Лерро, разговор с которым так неожиданно прервал Лемке.

Послушай, Курт, - предупредил его Генрих по дороге, - я обещал синьору Лерро сегодня заночевать у него, ему нездоровится. Но ночью мне могут позвонить, так что ты ложись в кабинете. Если из Ивреи позвонит Лемке, скажешь ему, где я.

Разве герр Лемке в Ивреи? Я его видел…

Он сегодня вывозит туда итальянских солдат, тех, которых до сих пор держат в казармах.

А они не разбегутся?

Кроме своих эсэсовцев, Лемке выпросил у нас роту чернорубашечников и взвод немецких солдат. - Генрих отвернулся, пряча улыбку. Курт, словно из простого любопытства, несколько раз интересовался судьбой итальянских солдат, и Генрих понимал, что делает он это по поручению Лидии.

Альфредо Лерро уже неделю как симулировал болезнь. Последнее время, ссылаясь на больное сердце, он все чаще оставался дома, забывая об обычной осторожности.

Я вконец устал, измотался так, что когда-нибудь просто свалюсь с ног, как заезженный конь, и больше не поднимусь, - жаловался он Генриху.

Но старик больше притворялся. Даже от дочери и зятя он скрывал причины, заставлявшие его прибегать к таким хитростям. Может быть, впервые на своём веку Альфредо Лерро начал задумываться не над формулами, а над жизнью.

Ещё так недавно старый изобретатель доказывал Генриху, что наука стоит и всегда будет стоять над политикой, над жизнью, учёные, как и художники, должны жить в «башне из слоновой кости», чтобы ничто не мешало полёту их фантазии. Даже завод, на котором он работал, Лерро расценивал как своеобразную башню, за её крепкими стенами он чувствовал себя укрытым от вторжения будничных дел, мешающих полёту мыслей. И вот в башне появились пробоины, её мощные стены зашатались.

Сегодня, перед тем как позвонил Лемке, Лерро начал осторожно наводить разговор на эту волнующую его тему, но Генриха вызвали, и старый инженер снова остался наедине со своими мыслями.

Он начал разбирать материалы, принесённые с завода. Потом их спрятал, - сегодня явно не работалось. Решил проверить все расчёты завтра с утра, на свежую голову.

Раньше такие материалы никогда не оставались у Лерро дома, даже когда он бывал болен. С неумолимой педантичностью Штенгель забирал их вечером, чтобы на ночь спрятать в специальный сейф на заводе. Но Кубис сделал для тестя послабление. Конечно, исходя из своих собственных интересов. Он надеялся, что в один прекрасный день ему всё же удастся добыть нужные чертежи и расчёты. Правда, он ничего не понимает в технике, а особенно в радиотехнике, не имеет представления о высшей математике. Но Пауль Кубис полагается на вдохновение, которое подскажет ему, что именно надо сфотографировать, а что оставить без внимания. И он, конечно, надеялся на Гольдринга. Генрих, с его образованностью, безусловно, сообразит, что к чему! Конечно, Кубис документов из рук не выпустит - не такой он дурак! - просто покажет Гольдрингу и попросит совета.

После замужества дочери Лерро оставил за собой весь первый этаж, но фактически жил в кабинете и выходил в столовую или гостиную, только когда туда спускались молодые или приходили гости. В остальных комнатах нижнего этажа разместилась охрана, слуги.

Сегодня Лерро чувствовал себя в своём кабинете особенно одиноко. И надо же было позвонить этому Лемке! Правда, Гольдринг обещал вернуться. Вот, кажется, и он. Так и есть!

Надеюсь, со всеми делами уже покончено? - осведомился Лерро.

На сегодня со всеми. Могу даже заночевать у вас.

Это прекрасно! - обрадовался Лерро. - Сейчас поужинаем, разопьём бутылочку, чтобы лучше спалось!

О, я сплю, как сурок!

Молодость, молодость! А вот мне не спится!

Вы, вероятно, выбились из колеи. Чтобы войти в норму, надо выпить снотворное.

Не в снотворном дело, спать не дают одолевающие меня мысли.

Такие тревожные?

Лерро ответил не сразу. Он несколько раз затянулся сигаретой, задумчиво глядя в угол комнаты, словно решая, продолжать разговор или нет. Но потребность довериться кому-то, с кем-то посоветоваться была настолько велика, что Лерро не выдержал.

Вы знаете решения Ялтинской конференции? - спросил он, напряжённо вглядываясь в Генриха.

Читал, но подробностей уже не помню.

Но ведь вы не могли позабыть те решения, в которых идёт речь о наказании так называемых военных преступников?

Думаю, что это лишь декларация. Война - есть война, и история не знает примеров…

Да, да, они не имеют права, они не смеют судить, кто виновен, а кто нет!

Вы так об этом говорите, словно решения этой пресловутой конференции могут непосредственно коснуться вас.

Когда они станут действенны, они коснутся и меня. Как это ни бессмысленно и ни странно звучит… Впрочем, возможно, не так уж и бессмысленно если взглянуть на это с другой точки зрения.

Ничего, абсолютно ничего не понимаю!

Видите ли, барон, ваша скромность да, ваша скромность позволила мне никогда не касаться в наших беседах моей работы на заводе, и потому.

Это не скромность, синьор Лерро, а правило: я не хочу знать вещей, которые меня не касаются.

Но они касаются меня! И я должен кое-что вам пояснить. Иначе вы не поймёте. Да и разговор этот, я уверен, останется между нами. Так что…

Я вас слушаю, синьор Лерро.

Начну с того… хотя нет… Лучше скажите, вы читали вчерашнее сообщение о бомбардировке Англии летающими снарядами?

Конечно!

И обратили внимание на количество жертв?

Трудно было не обратить на это внимания. Такого эффекта не давала ни одна бомбёжка.

В этом повинен я! Это я убил их!

Синьор Лерро, вы больны, устали, переволновались. Я уверен вы делаете из мухи слона. Прошу вас, давайте поговорим обо всём этом завтра…

Нет, нет, я совершенно здоров. Вот уже несколько дней, как я выдаю себя за больного… Да, выдаю! Чтобы не идти на завод!

Синьор Лерро!

Повторяю, я совершенно здоров у в полном разуме. В таком полном, что смог изобрести прибор, помогающий управлять летающими снарядами по радио…

Вы? Альфредо Лерро?

Вот видите, вы не верите, вы испугались… Но я не боялся, я до сих пор никогда не боялся! Я сам себя спрашиваю, почему так было? Во-первых, вероятно, потому, что меня интересовала сама идея в чистом виде… Я никогда глубоко не задумывался, как будет применено моё изобретение на практике. Знал, что работаю на военном заводе, знал, что с помощью моего прибора самолёты снаряды полетят туда, куда направит их воля человека. Мы ещё не добились такой точности, чтоб снаряд попадал в намеченный объект, но на конкретный населённый пункт мы могли его направить. Все это я знал. Но знал, как бы это сказать, теоретически. Я отдавал свой мозг, всё остальное - было их делом. Мне было безразлично, кто применит это оружие. И против кого… Но нет, должно быть, не только потому я не боялся, не задумывался. Я чувствовал, что с меня не спросят! Вот это главное! А теперь, когда увидел, что стена, за которой я прятался, рушится, когда понял, что я буду отвечать наравне со всеми… Может быть, даже больше, конечно, больше, ведь у них были только руки, а я давал им мозг. Теперь я начал бояться.

И совершенно правильно, синьор Лерро, - не выдержал Генрих.

О, если вы так думаете, то… Что ж вы посоветуете мне делать?

У вас, по-моему, один выход - Генрих замолчал, внимательно глядя в глаза Лерро.

Война близится к концу, дорог каждый день… Лерро молча кивнул головой

Вам надо бежать в какую-либо нейтральную страну, скажем, в Швейцарию, и опубликовать в прессе протест. Сослаться на то, что вас заставляли работать силой. Протестовать против того, чтобы ваше изобретение использовалось для разрушения населённых пунктов и убийства мирных людей. Если вы заявите об этом сейчас - вам поверят.

Вы правы!

Но нужно, чтобы у вас с собой были чертежи, формулы, вообще всё, что касается вашего изобретения. Я знаю, добыть эти материалы чрезвычайно трудно, все они, верно, хранятся на, заводе, но…

У меня есть фотокопии.

И вы рискуете такие вещи держать дома?

Я их хорошо припрятал. Среди множества книг это не трудно сделать. Никакой черт не догадается, где они, пока я сам не скажу!

Тогда вам нечего долго думать и колебаться! В конце концов вы спасёте не только себя, а и сотни тысяч ни в чём не повинных людей. И это сумеют оценить.

Но как же, как же все это организовать? Ведь вы знаете, как за мной следят!

Обещаю продумать план и сказать вам в ближайшие дни. И, конечно, помогу, насколько это в моих силах.

Я знаю, вы благородный человек! Возможно, впервые за много дней я усну сегодня ночью.

Генриху постелили в смежной с кабинетом комнате. Он долго ворочался в кровати, взволнованный мыслью, что, наконец, приблизился к цели. Даже во сне он продолжал строить планы, как лучше всего добыть необходимые материалы. Часа в три Генриха разбудил полуодетый Кубис.

Только что звонил Курт. К вам посланец от Лемке.

Курт привезёт сейчас его на машине. Генрих начал быстро одеваться.

Чертежи ищите в библиотеке, среди книг. Фотокопии. Возможно, это именно то, что вам нужно. Покажете мне, вместе проверим, они ли это, - шёпотом сказал Генрих Кубису, приводя себя в порядок.

Но я не могу вам их дать, - ревниво прошептал Кубис.

На кой чёрт они мне! Я же забочусь о вас! Чтобы не произошёл конфуз. Ведь может случиться, что эти фотокопии никакого отношения к изобретению не имеют. А если так, нужно искать ещё. Неужели вы не воспользуетесь таким счастливым случаем, чтобы обеспечить себя на всю жизнь? Я уже вижу вас богатым. И готов отсрочить оплату вашего долга ещё на год… если, конечно, я буду убеждён в вашей кредитоспособности.

Через своего посланца Лемке сообщал, что наскочил на партизанскую засаду, ведёт ожесточённый бой и просит немедленно прислать подкрепление.

Вступать в ночной бой да ещё на стороне Лемке, а не на стороне партизан Генриху совсем не хотелось. Но обстановка требовала действий быстрых, решительных, чтобы не могло возникнуть подозрений. Пришлось по тревоге поднять парашютистов и те два взвода немецких егерей, которые оставались в Кастель ла Фонте, а самому одновременно всеми способами задерживать выполнение своих же собственных приказаний.

Генрих заставил командиров взводов провести проверку всего автоматического оружия и выправить все мелкие неполадки, выявленные во время проверки. Когда оружие было готово, Гольдринг приказал взять дополнительное количество патронов, и за ними пришлось бежать на склад. А тем временем выяснилось, что в моторе одного из бронетранспортёров появился подозрительный стук.

Генрих бегал, кричал, угрожал, что отдаст виновных под суд, а в душе был искренно рад, что выезд задерживается.

Отряды на помощь Лемке выехали лишь в начале пятого, а прибыли на место только к шести утра, когда бой уже закончился. Ещё звучали отдельные одиночные выстрелы, но партизан не было видно.

Ещё издали Генрих увидел долговязую фигуру Лемке. Он шагал между убитыми и ранеными итальянскими солдатами и посылал пули из пистолета в тех, кто ещё подавал признаки жизни

Увидав Генриха, Лемке быстро подошёл к нему и коротко рассказал, что именно произошло.

По выезде из Кастель ла Фонте он выслал вперёд несколько мотоциклистов, приказав им ехать так, чтобы каждый задний видел машину переднего. Шофёр бронетранспортёра тоже должен был ориентироваться на последнего мотоциклиста. Километрах в тридцати от Кастель ла Фонте, когда Лемке был уверен, что спокойно прибудет в Иврею, по колонне с правого боку застрочили партизанские пулемёты и автоматы. Их трассирующие пули ложились широкой полосой. Партизаны, пропустив дозор мотоциклистов, атаковали колонну с фланга. Пришлось принять ночной бой. Итальянские солдаты, воспользовавшись неожиданным нападением, начали разбегаться - эти убитые, которых видит сейчас Генрих, - всё, что осталось от нескольких сот итальянцев.

Выходит, вы очень успешно стреляли по безоружным, вместо того, чтобы драться с гарибальдийцами! - язвительно произнёс Генрих. Он почувствовал, как его охватывает бешеная злоба. С каким наслаждением он разрядил бы свой пистолет в это чудовище, спокойна попыхивающее сигареткой. Но надо было сдерживаться, и уже совершенно спокойным тоном Генрих спросил:- Организуем погоню?

Сейчас это чересчур рискованно. Подождём, когда туман рассеется.

Ждать пришлось долго. День выдался туманный, и только часа через два Лемке и Гольдринг в сопровождении автоматчиков смогли осмотреть позиции партизанского отряда, учинившего нападение на колонну.

Обратите внимание, - зло говорил Лемке - их позиции хорошо замаскированы и, очевидно, заранее подготовлены. Они ждали нашу колонну.

Похоже, что кто-то их предупредил, - спокойно констатировал Генрих.

О погоне нечего было и думать. Туман ограничивал видимость, а при этих условиях углубляться в горы было опасно: несколько десятков автоматчиков партизан могли сдерживать весь большой отряд Лемке и Генриха.

Но кто мог предупредить партизан? - то ли про себя, то ли Генриха спросил Лемке, когда, сидя в комендантской машине, они возвращались в Кастель ла Фонте - Вы кому-нибудь говорили об отправке итальянцев этой ночью?

Ни единой душе!

Тогда кто же?

А почему вы думаете, что партизан мог предупредить кто-либо из моего окружения, а не из вашего?

Моё окружение все состоит из немцев, а среди вашего имеются итальянцы.

После покушения на фюрера нельзя доверять и немцам, - бросил Генрих. - Гарантирует верность не национальность, а взгляды.

Лемке замолчал. Он был зол на весь мир, а больше всего на себя самого. Надо было настоять, чтобы Гольдринг тоже сопровождал итальянцев, а Лемке всю ответственность взял на себя. И вот получил… Придётся оправдываться перед начальством, а Гольдринг останется в стороне, ведь нападение произошло за границами его района.

Генрих тоже молчал. Перед его глазами неотступно стояла картина, которую он застал на месте боя: несколько десятков убитых и раненых итальянцев, а среди них Лемке с пистолетом в руке…

Скажите, вы доверяете своей переводчице? - неожиданно спросил Лемке, когда они уже въехали в Кастель ла Фонте.

Я проверял её несколько раз, и до того, как взял на работу в комендатуру, и на самой работе. Она целиком оправдывает характеристику, данную графом Рамони. Кстати, очень хорошую.

А у меня эта девушка вызывает подозрения.

Чтобы успокоить вас, я проверю ещё раз, даже специально спровоцирую, оставив на столе какой-либо секретный документ, - равнодушно бросил Генрих.

Он взглянул на Курта, тот с окаменевшим лицом сидел за рулём, и Генрих понял, что этот разговор через несколько минут станет известен Лидии.

Вечером к Генриху буквально влетел весёлый, возбуждённый Кубис. Сердце Генриха бешено заколотилось. Неужели свершилось то, что по временам казалось неосуществимым, то, к чему были прикованы все его усилия, помыслы, то, чему он подчинил все свои действия и даже жизнь? И внешний вид Кубиса, и его поведение подтверждали, что это так.

Заглянув в смежную с кабинетом спальню, Кубис плотно притворил дверь, потом выглянул в коридор, из которого только-только вошёл, и спустил язычок автоматического замка. Генрих, овладев собой, с улыбкой на губах наблюдал за ним.

Я не узнаю вас сегодня, Пауль! У вас вид заговорщика! Произошло что-нибудь сверхъестественное?

Кубис поднял правую руку, как это делают боксёры победители на ринге, и, обхватив её возле запястья пальцами левой руки, потряс ею в воздухе. Потом также молча похлопал себя по карману мундира.

Да что с вами? Вы утратили дар речи? Смеясь, Кубис упал в кресло.

Они здесь, дорогой барон, все до единого здесь, - он снова похлопал по карману и откинулся на спинку кресла с видом победителя.

Кто это - они?

Фотокопии! Что вы теперь скажете о моих способностях?

Скажу, что всегда был о них очень высокого мнения. Неужели вам удалось…

Все до единой! Но почему вы меня не поздравляете?

Ещё не знаю, с чем поздравлять. Ведь вы профан в вопросах техники! А у стариков бывают странные причуды: Лерро мог сберечь как память о своём первом изобретении какие-нибудь чертежи, совсем не представляющие ценности. Или задумать какую-либо новую работу…

От одного такого предположения Кубис побледнел. Он уже освоился с мыслью, что владеет огромным состоянием, и теперь ему казалось, что это богатство у него вырывают из рук.

Не… не… может быть! - запинаясь, пробормотал он. Но выражение тревоги, смешанной со страхом, все яснее проступало на его лице.

Давайте проглядим и разберёмся.

Кубис вытащил из бокового кармана мундира завёрнутую в бумагу пачку и с опаской взглянул на Генриха. Теперь в его глазах, кроме страха и тревоги, светилось ещё и недоверие. Расхохотавшись, Генрих пожал плечами.

Я бы мог обидеться, Пауль, и выставить вас вон вместе с вашими фотокопиями. Они меня интересуют, как прошлогодний снег. Разве только с точки зрения того, сможете ли вы в конце концов расплатиться со мной? Так вот я бы мог выставить вас отсюда. Но я понимаю, что вы сейчас не в себе. Черт с вами, давайте взгляну.

Кубис начал одну за другой подавать фотокопии. Генрих брал их левой рукой, отодвигал от себя, а правой не снимал с пуговицы мундира. Иногда, взяв очередную фотокопию, он нарочно задерживал на ней взгляд, словно изучал чертёж или отдельную формулу.

Это то, что нужно! Разработка отдельной детали! Он, конечно, пригодится, хотя не имеет решающего значении. Главное - в той фотокопии, которую я рассматривал только что. Её особенно берегите. Я ведь не профессионал, да и разобраться с первого взгляда трудно, но, безусловно, главная идея изобретения заключена в той бумажке. Наконец все фотокопии были рассмотрены.

Вот теперь я могу вас поздравить! Вы даже не представляете чем вы владеете! - Генрих крепко пожал руку Кубису, впервые с момента их знакомства с искренней радостью.

Кубис снова сиял от счастья. Спрятав своё сокровище в карман и убедившись, что Генрих на него не посягает, Пауль проникся к нему чувством самой искренней благодарности и даже расчувствовался:

Я не верил в дружбу, Генрих, я разуверился во всём на свете, но того, что вы для меня сделали, я не забуду никогда. Это ведь вы посоветовали мне жениться на Софье! И фортуна сразу словно повернулась ко мне лицом! Если б я не стал мужем сеньориты Лерро, между вами и мной никогда не возник бы тот разговор, помните? Неужели забыли? Ну, когда вы впервые намекнули мне на возможность устроить своё будущее! Нет, вы просто мой добрый гений! Я уже не говорю о деньгах, которыми вы меня безотказно ссужали. Кстати, вы не забыли своего обещания отсрочить платёж ещё на год?

Разве я давал такое обещание?

А как же! Вы сказали, что когда убедитесь в моей кредитоспособности… Если хотите, верну вам долг с процентами - теперь я могу себе это позволить, но через год, ведь вы знаете, что с наличными у меня плохо. Надеюсь, что с меня, как с друга, вы не возьмёте много?

Генрихом на миг овладело искушение продолжить игру и «поторговаться» с Кубисом из-за процентов. Но он преодолел его - надо было быстрее выпроводить гостя.

Ах, да, припоминаю! Никогда не думал, что вам удастся поймать меня на слове! Но раз обещание дано надо его выполнять! Кубис написал новую расписку и порвал старую.

Что же вы собираетесь делать с фотокопиями? - спросил Генрих, когда гость собрался уходить.

Получше спрятать. Пока…

Вы с ума сошли! Их надо немедленно положить на то место, где вы их взяли. Сегодня же!

Ни за что на свете!

Тогда распрощайтесь с ними, забудьте, что вы держали их в руках! Допустим, сегодня или завтра Альфредо Лерро обнаружит, что эти документы пропали. Он смертельно перепугается и вызовет Штенгеля. И знаете, кто головой ответит за пропажу? Пауль Кубис! Зять Альфредо Лерро и по совместительству помощник начальника внутренней охраны завода. Человек, которому, кроме этого, поручено охранять личность Лерро и его дом…

Так какого дьявола вы советовали мне искать эти документы?

Во-первых, чтобы убедиться в их существовании, во-вторых, чтобы снять с них, на всякий случай, копии, в-третьих, чтобы вы знали, где они лежат, и следили, чтобы они не попали ни в какие другие руки… Кубис вытер вспотевший лоб.

Вы меня ужасно испугали. Фу, даже дыханье спёрло! Конечно, вы правы… А если так, мне надо спешить…

Когда Кубис ушёл, Генрих снова запер дверь на ключ. Наконец он остался один со своей радостью.

Он выполнил, он сумел выполнить то, что ему поручили! Сегодня ночью он отрапортует об этом кому следует, и завтра микрофотопленка будет уже далеко! Ни высокие стены, ощерившиеся дулами пулемётов, ни двойное кольцо продуманной до мельчайших деталей охраны не устояли против воли одного человека!

Выключив свет, Генрих поднял тяжёлую штору и распахнул окно. Широким потоком в комнату полилась ночная прохлада. Казалось, в неё можно погрузить руки и пылающую голову, как в горный поток, что сейчас зальёт всю комнату и внесёт в неё и тоненький серпик луны, отражающийся на его поверхности, и отблеск далёких звёзд, мерцающий в его волнах.

Ещё одна звёздная ночь вспомнилась ему, и это воспоминание кольнуло сердце острой болью. Вот так же он стоял у раскрытого окна в Сен-Реми, стоял вместе с Моникой. И тогда на них тоже наплывала ночь со всеми своими звёздами, напоённая тонким ароматом горных трав и цветов, обещая вечность для их любви. Воспоминание было настолько живо, что Генрих почти физически ощутил прикосновение плеча девушки, и уже не боль, а печальная нежность и радость пронизали все его существо, он постиг неразрывную связь всего доброго и прекрасного в мире, ту бессмертную силу, что ведёт разных людей в различных уголках земли на борьбу за справедливость и правду.

А в это же самое время, пока Генрих стоял у раскрытого окна, на первом этаже замка в одной из комнат, занимаемой теперь Штенгелем, происходил любопытный разговор, непосредственно касавшийся Гольдринга.

Он сам не мог до этого додуматься, - убеждал Штенгеля Лемке. - Уверяю вас, что это хитро задуманный план, и отнюдь не самого Лерро, а все того же фон Гольдринга. Сейчас просить отпуск! Да вы знаете, что это значит? Готовится к побегу! Да, да! Ваш незаменимый Альфредо Лерро, которого вам поручено беречь как зеницу ока, хочет всех вас надуть. Вы думаете, это случайное совпадение обстоятельств, что местом отдыха он выбрал городок почти на самой границе Швейцарии?

Вы напрасно так разволновались, герр Лемке! Штенгель насмешливо взглянул на своего собеседника. Без санкции штаб-квартиры никто не позволит Лерро и шагу ступить из Кастель ла Фонте. А штаб-квартира своего согласия, конечно, не даст. И не потому, что этот Лерро, как вы говорите, незаменим. Если б это было так, к его требованиям, возможно, прислушались бы. Но мы взяли от него уже все! Выжали, как сок из лимона. И нас больше не волнует ни его здоровье, ни его самочувствие. Пока он минимально полезен, мы его держим, мне приказано не прибегать к решительной акции, а ждать специального предупреждения… Что касается того, кто подал ему мысль об отпуске, - для меня не имеет значения.

Барон, вас ослепляет чувство благодарности Гольдрингу, который дважды спас вас. Но он вас дважды и погубит. В плане служебном и в плане личном.

Любопытно…- Штенгель презрительно улыбнулся. Меня, опытного разведчика, может погубить этот молодчик, у которого молоко на губах не обсохло?

Я не рискую сказать, что вы переоцениваете себя, но его вы явно недооцениваете. Он значительно умнее, чем вам кажется, и значительно опаснее. И я сейчас вам это докажу.

Ваш первый тезис, что он меня погубит в плане служебном, - с иронией напомнил Штенгель. По лицу Лемке пошли красные пятна.

Да, и поводом будет этот самый Альфредо Лерро. Для меня сейчас не важно, отпустит его штаб-квартира или нет. Это вопрос второстепенный. Важно то, что Гольдринг подал ему мысль о побеге. А раз такая мысль зародилась, осуществить её можно различными путями, особенно когда человек пользуется относительной свободой. Вы же не можете его арестовать! А Гольдринг, даже из спортивного интереса - у него есть этакая авантюристическая жилка, может от советов перейти к делу, к конкретной помощи. Ведь они с Лерро близкие друзья! К тому же Гольдринг не имеет представления ни о заводе, ни о том, что он изготовляет, иначе он не стал бы, конечно, шутить с огнём… Ну, представьте на минуточку, что этот Лерро вдруг сбежит! Что тогда будет с вами? Штенгель в раздумье потёр пальцами переносицу.

Теперь в плане личном. Не кажется ли вам, что Мария-Луиза изменила своё отношение к вам?

Видите ли, я сам долго тянул с помолвкой. А теперь графиня, убедившись в серьёзности моих намерений, мстит мне за некоторую нерешительность.

Вы думаете - только это? А если я вам скажу, что Гольдринг сам читал мне письмо своей невесты, дочери Бертгольда, в котором она упрекает его за связь с Марией-Луизой? Не забывайте одного: молодая очаровательная женщина, вдова, и красивый молодой человек долго живут под одной крышей, их комнаты рядом. Уже одно то, что она поселила его на своей половине, отвела ему комнаты покойного мужа… Как хотите, но это очень и очень подозрительно! И я думаю, что Лора Бертгольд права, выражая недовольство поведением своего жениха.

Лицо майора побагровело, Лемке понял - он попал в самое уязвимое место в сердце барона Штенгеля, задел его мужскую гордость. Воспользовавшись моментом, Лемке рассказал обо всём, что у него самого накипело против Гольдринга, о его странном по временам поведении, о неразборчивости в выборе друзей.

И майор Штенгель, который ещё так недавно защищал Генриха, теперь внимательно прислушивался к словам Лемке и в конце концов согласился, что поведение барона фон Гольдринга действительно подозрительно.

Что же вы думаете делать? - спросил майор, когда Лемке закончил свой рассказ.

К сожалению, я бессилен, никаких прямых улик у меня нет! К тому же неизвестно, как к этому отнесётся Бертгольд. Мне кажется, у нас с вами один путь - написать генерал-майору, который, к слову сказать, сам приказал мне наблюдать за его будущим зятем. Пусть решает сам.

Когда поздно ночью Лемке и Штенгель закончили беседу, радио сообщило о неожиданном наступлении советских войск по всему тысячекилометровому Восточному фронту.

Весной 1931 года, поработав в напряженном режиме несколько месяцев, я решил провести короткий отпуск в Европе; «выйти ненадолго», как иностранцы в России обычно описывают такую поездку. Я запросил разрешение у Серебровского, и тот спросил, не смогу ли я совместить отдых с работой. Он сообщил мне, что в Берлин отправляется большая закупочная комиссия, под руководством Юрия Пятакова, который, как читатель помнит, был тогда заместителем наркома тяжелой промышленности. Предполагаемые закупки включали кое-какое дорогое горное оборудование, и он предложил мне консультировать комиссию при этих закупках.

Я согласился и прибыл в Берлин почти одновременно с комиссией. Оказалось, в ней около пятидесяти человек, во главе находилось несколько известных коммунистических политиков, председателем был Пятаков, а остальные — секретари, чиновники и технические советники. Было еще два американских инженера, для консультаций по другим закупкам, не горного оборудования.

Русские члены комиссии, казалось, были не в восторге от моего появления; такое отношение напомнило мне слухи о враждебности между Пятаковым и Серебровским, и я решил, будто их холодность связана с тем, что меня сочли человеком Серебровского. Я сказал, что Серебровский просил меня утверждать каждую покупку горного оборудования, и они согласились на мои консультации.

Помимо всего прочего, комиссия подала наши заявки на несколько десятков шахтных подъемников, от сотни до тысячи лошадиных сил. Обычно подъемники состоят из барабана, трансмиссионной передачи, подшипников, тормозов и прочего, смонтированы на балке двутаврового сечения или широкополочной балке двутаврового сечения.

Комиссия затребовала оценку на основе количества пфеннигов за килограмм. С предложениями выступило несколько концернов, но наблюдалось заметное различие — порядка пяти или шести пфеннигов за килограмм — между большинством предложений и двумя, которые запросили минимальную цену. Из-за таких различий я стал внимательно просматривать спецификации и обнаружил, что фирмы, предложившие самую низкую цену, заменили легкие стальные основания, указанные в исходных спецификациях, на чугунные, так что будь их предложения приняты, русским пришлось бы в действительности заплатить больше, потому что чугунные основания значительно тяжелее легких стальных, но при оценке в пфеннигах за килограмм казалось, что плата меньше.

Мне это показалось очевидным трюком, и я был, естественно, рад такому разоблачению. Я сообщил сведения русским членам комиссии не без самодовольства. К моему изумлению, русские остались недовольны. Они даже оказали немалое давление, чтобы я одобрил сделку, якобы я не понял, что требовалось.

Я-то знал, что ошибки не было, и не мог понять, откуда такое отношение. Наконец, я им сказал, пусть покупают эти подъемники под свою ответственность, а я прослежу, чтобы мое противоположное мнение было записано в протоколе.

Только после угрозы они прекратили свои предложения.

От этого инцидента у меня остался неприятный привкус. Либо русские были слишком горды, чтобы признать, что просмотрели очевидную подмену в спецификациях, либо не обошлось без каких-то личных причин. Может быть, мошенничество, думал я. Если бы я не обнаружил подмену чугуном в спецификациях, комиссия бы вернулась в Москву и продемонстрировала, как успешно она торговалась и сбила цены на шахтные подъемники. В то же время они бы заплатили деньги за бесполезный чугун, и не исключено, что немецкие концерны могли тайно передать кому-то значительные суммы из этой переплаты.

Но я выполнил свой долг, и сделка не состоялась. Комиссия в конце концов закупила подходящие подъемники, и все обошлось благополучно. Я решил никому не рассказывать.

Эпизод уже забылся, и я не вспоминал о нем, пока не поехал домой лечиться весной 1932 года. Вскоре после возвращения в Москву мне сообщили, что медные рудники в Калате находятся в очень плохом состоянии, выработка упала ниже, чем была до реорганизации рудников в прошлом году. Сообщение меня ошеломило; я понять не мог, как за такое короткое время положение могло настолько испортиться, когда при моем отъезде все шло хорошо.

Серебровский попросил меня вернуться в Калату, посмотреть, что можно сделать. Приехав туда, я столкнулся с печальной картиной. Американцы завершили свой двухлетний контракт, который не был возобновлен, и им пришлось уехать домой.

За несколько месяцев до моего прибытия управляющий-коммунист, который учился у меня горному делу, был уволен комиссией, присланной из Свердловска, главного штаба коммунистов на Урале. В докладе комиссии он был назван невежественным и неумелым, безо всяких доказательств, и председатель комиссии по расследованию был назначен его преемником — образ действий весьма подозрительный.

За время прошлого пребывания на руднике мы увеличили производительность шахтных печей до семидесяти восьми тонн на квадратный метр в день; теперь она вновь упала до прежнего выпуска сорок — сорок пять тонн. Хуже, тысячи тонн высококачественной руды были безвозвратно потеряны после введения на двух рудниках методов, против которых я специально предостерегал.

Американские инженеры разработали для некоторых рудников в Калате более производительную систему очистной выемки руды, и внедрили ее, несмотря на постоянное противодействие русских инженеров. Мы знали, однако, что этот метод нельзя без риска применять на остальных рудниках, причем я объяснил, почему, тщательно и подробно, и прежнему управляющему-коммунисту, и инженерам. Для полной уверенности я оставил письменные инструкции, когда уезжал, предупреждая, что данный метод распространять не следует.

И вот я узнаю, что практически сразу после того, как американских инженеров отправили домой, те же русские инженеры, которых я предостерегал от опасности, применили этот метод на остальных рудниках, в результате шахты обрушились, и много руды было утрачено безвозвратно.

В большом расстройстве я принялся за работу, пытаясь восстановить хоть часть. Атмосфера вокруг показалась мне неприятной и нездоровой. Новый управляющий и его инженеры ходили мрачными, и ясно показывали, что не хотят иметь со мной дело. Дефицит продуктов тогда на Урале был наихудший, рабочие в скверном настроении, я их такими никогда не видел. Жизненные условия также ухудшились, наряду с производительностью.

Я работал, как мог, чтобы снова сдвинуть дело с мертвой точки, но со мной не было семи американских инженеров и дружелюбного управляющего, чтобы помогать мне, как раньше. Однажды я обнаружил, что новый управляющий втайне отменяет почти каждое мое распоряжение. Я понял, что оставаться дольше не имеет смысла, и отправился первым же поездом в Москву. Тогда я был настолько обескуражен, что готов был подать в отставку и навсегда уехать из России.

Приехав в Москву, я рассказал Серебровскому все обнаруженное в Калате, в точности. Он не принял отставки и сказал мне, что я здесь нужен больше, чем когда-либо, чтобы и не думал уезжать. Я возразил, что не вижу смысла работать в России, если люди с рудников отказываются со мной сотрудничать. «Не беспокойтесь об этих людях, — сказал он. — Ими займутся».

Он сразу приступил к расследованию, и вскоре управляющего рудником и нескольких инженеров судили за саботаж. Управляющий получил десять лет, максимальный тюремный срок в России, а инженеры — меньшие сроки.

Свидетельства показали, что они намеренно устранили прежнего управляющего, чтобы вывести рудники из строя.

Я был убежден, что дело здесь в чем-то более серьезном, не просто в маленькой калатской группке, но нельзя же было мне предостерегать Серебровского от видных деятелей его собственной коммунистической партии. В политику я старался никогда не вмешиваться. Однако был настолько уверен, что проблема на самых верхах политической администрации Уральского региона, что согласился остаться в России только после того, как Серебровский пообещал больше не посылать меня на медные рудники Урала.

Была и другая веская причина, по которой я не хотел возвращаться на Урал. Однажды, еще при первом посещении Калаты, шли мы с американским инженером с одного рудника на другой. Несколько минут постояли у штабеля руды вблизи рудника, там силуэты резко вырисовывались на фоне неба. Внезапно рядом засвистели пули, и я бросился искать укрытие. То был бурный период, в советских должностных лиц нередко стреляли, и даже убивали. Честно говоря, я подозревал, что пули предназначались не мне, но, поразмыслив над последующими событиями, засомневался.

Я изучил всю информацию, какую мог достать, про суд над управляющим и инженерами в Калате. Мне сразу стало ясно, что выбор комиссии и их поведение в Калате указывает прямиком на коммунистическое руководство в Свердловске, которое можно было обвинить либо в преступной халатности, либо в активном участии в последующих событиях на рудниках.

Однако секретарь Уральской организации Коммунистической партии, по фамилии Кабаков, занимал этот пост с 1922 года, в течение всего периода развития горного дела и промышленности Урала. По каким-то причинам, не вполне ясным для меня, он всегда располагал полным доверием Кремля, и считался настолько влиятельным, что за глаза его называли «большевистский вице-король Урала».

Если посмотреть на его достижения, очевидно, что он ничем не заслужил свою репутацию. При его долгом правлении уральский регион, один из богатейших минеральными ресурсами в России, в который поступал почти неограниченный капитал для его эксплуатации, никогда не производил столько, сколько мог бы.

Та комиссия в Калате, члены который позже признались, что прибыли туда с вредительскими намерениями, была послана непосредственно из главного штаба Кабакова, и все же, когда это свидетельство прозвучало на суде, на нем самом это никак не отразилось. Я сказал тогда некоторым русским знакомым, что, как мне кажется, на Урале происходит куда больше, чем представляется, и идет откуда-то с самого верха.

Подобные эпизоды прояснились, для меня по крайней мере, после процесса в январе 1937 года, когда Пятаков и его сообщники признали на открытом судебном заседании, что занимались организованным саботажем рудников, железных дорог и других промышленных предприятий с начала 1931 года. Через несколько недель после окончания процесса, на котором Пятакова приговорили к расстрелу, секретарь партийной организации Урала Кабаков, близкий союзник Пятакова, был арестован по обвинению в соучастии в том же заговоре.

Я особенно заинтересовался той частью признаний Пятакова, где описывались его действия в Берлине в 1931 году, когда он возглавлял закупочную комиссию, в которую я был приписан в качестве технического консультанта. И тогда мне стало ясно, почему русские в окружении Пятакова не обрадовались, когда я обнаружил, что немецкие концерны поменяли легкую сталь на чугун в спецификациях на шахтные подъемники.

Пятаков признался, что антисталинским заговорщикам, во главе со Львом Троцким, бывшим военным комиссаром, отправленным в ссылку, требовалась иностранная валюта, финансировать их деятельность за рубежом. Внутри России, где многие заговорщики занимали важные посты, сказал он, добыть деньги не было проблемой, но советские бумажные деньги не котировались за границей. Сын Троцкого, Седов, по словам Пятакова, разработал план, как получить иностранную валюту, не вызывая подозрений.

На вопрос прокурора Пятаков ответил, что от него не требовали украсть или конвертировать советские деньги, а только разместить как можно больше заказов в названных фирмах. Он сказал, что никаких личных контактов ни с кем в этих фирмах не поддерживал, все устраивали другие, а от него ничего другого не требовалось, только заказы.

Пятаков показал: «Все получилось очень просто, особенно учитывая мои возможности, и значительное число заказов ушло в эти фирмы». Он добавил, что было легко действовать, не вызывая подозрений, в случае одной из фирм, потому что она пользовалась отличной репутацией, и вопрос был лишь в том, чтобы платить немного большую цену, чем необходимо.

Затем в суде прозвучал такой диалог:

Пятаков : Но что касается другой фирмы, требовалось убеждать и давить, чтобы разместить там заказы.

Прокурор : Следовательно, вы также переплачивали той фирме, в ущерб советскому правительству?

Пятаков : Да.

Затем Пятаков заявил, что Седов не сказал ему точно, на каких условиях он договаривался, каким способом переводились деньги, только заверил его, что если Пятаков направит заказы в эти фирмы, Седов получит деньги для специального фонда.

Эта часть признания Пятакова — правдоподобное объяснение, на мой взгляд, того, что происходило в Берлине в 1931 году, когда у меня возникли подозрения, почему русские, работающие с Пятаковым, стремились убедить меня одобрить покупку шахтных подъемников, которые были не только слишком дороги, но и бесполезны. Мне было трудно поверить, что те люди — обычные мошенники, потому что они явно не относились к тем типам, которым важнее всего набить свой карман. Но они были закаленными политическими заговорщиками до революции и часто рисковали не меньше ради своей главной цели.

Конечно, у меня не было возможности узнать, был ли политический заговор, упомянутый во всех признаниях на процессе, организован именно так, как те утверждали. Я не пытался следить за деталями политических диспутов в России, и не понял бы, о чем говорят антиправительственные заговорщики, если бы они попробовали втянуть меня в свои дела; впрочем, никогда и не пытались.

Однако я абсолютно уверен: в 1931 году в Берлине происходило что-то непонятное, и именно этот период называл Пятаков на процессе. Я уже сказал, что происходящее тогда озадачило меня на несколько лет, и мне не пришло в голову никакого разумного объяснения, пока я не прочел свидетельство Пятакова в московской газете, во время суда над ним.

Другая часть свидетельства, которой московские журналисты верили с трудом, состояла в том, что немецкие фирмы заплатят комиссионные Седову. Но раньше я уже рассказывал, как русские эмигранты постоянно собирали комиссионные с немецких фирм, якобы используя свое влияние для размещения советских заказов. Управляющие тех немецких фирм, возможно, считали, что Седов — такой же русский эмигрант, и заключили с ним такую же сделку, какие много лет заключали с другими эмигрантами, что мне доподлинно известно.

В таких ситуациях немецкие фирмы обычно включали обещанные комиссионные в свои цены, и если русские принимали указанные цены, ничего другого и не требовалось. Но в случае тех шахтных подъемников, видимо, комиссионные оказались настолько большими, что фирме, чтобы самой получить прибыль, пришлось изменить спецификации. Это и привлекло мое внимание, сделка сорвалась.

Пятаков показал, что ему пришлось прибегнуть к давлению, чтобы некоторые заказы прошли, и я помню, как пытались давить на меня.

Свидетельства на этом процессе вызвали немало скептицизма за границей и среди иностранных дипломатов в Москве. Я разговаривал с американцами, которые были убеждены, что все это — фальсификация от начала до конца. Что ж, на процессе я не присутствовал, но читал протоколы внимательно, а их печатали дословно на нескольких языках. Немалая часть свидетельства про саботаж в промышленности казалась мне куда более достоверной, чем некоторым московским дипломатам и корреспондентам. Я по собственному опыту знаю, как широко был распространен саботаж на советских рудниках, и едва ли он мог совершаться без соучастия коммунистических управляющих на высоких постах.

Мой рассказ важен для оценки этого процесса только в том, что касается берлинского эпизода. Я описал, что и как происходило со мной, признание Пятакова прояснило происходящее.

Любовь – это прекрасное и очень нежное чувство, и губительным для него может оказаться патологическая ревность. Она порождает страдания, боль, недоверие и, в конце концов, способна разъединить даже любящие сердца.

В небольших дозах чувство подозрительности схоже с полезной прививкой – немного накаляет страсти, может повысить оценку избранника в глазах партнера, но даже небольшой перегиб, чрезмерные сомнения в возлюбленном могут навсегда оттолкнуть его.

Для ревнивцев характерно мучить и себя, и другого, поэтому нужно уметь вовремя остановиться и понять, как справиться с ревностью. Ошибочно считать, что опасения мужчин по поводу верности женщины – это признак любви.

Зря многие девушки нарочно флиртуют с другими на глазах у кавалера. Спровоцировать любимого очень легко, особенно если у него пылкий темперамент. Достаточно жеста или слова.

Заигрывая с мужчинами, можно добиться необоснованной ревности в будущем, проверок телефона, нездоровых фантазий партнера. Впоследствии ему будет сложно погасить в себе ревность – как с ней бороться, если картинки измены продолжают крутиться в голове?

Отчего возникают подозрения?

Для того чтоб сохранить длительные теплые отношения, крайне важно доверять партнеру. Не нужно провоцировать любимого, но также важно и не быть ревнивицей самой. Девушки, к сожалению, не всегда знают, как убить в себе ревность к возлюбленному.

Если она предполагает наличие соперницы, сомневается, порвал ли он прошлые отношения или нет, если панически боится потерять дорогого человека, то бури эмоций не избежать. Страсти могут быть нешуточными, поэтому, чтоб не разрушить тонкую нить связи влюбленных, важно вовремя взять себя в руки и ответить для себя на вопрос, как избавиться от ревности здесь и сейчас.

Такие внешние проявления симпатии, как поцелуй в щечку на прощание, помощь при надевании пальто, смс-общение могут быть абсолютно невинными, поэтому не нужно озвучивать необоснованные обвинения без веских аргументов.

Надуманные подозрения могут усилиться от того, что партнер начинает оправдываться, сердиться, расстраиваться. Не всем удается хладнокровно отвечать на обвинения. В результате могут возникать неприятные ссоры, обиды, вплоть до охлаждения чувств и расставания.

О чем говорит тот факт, что женщина стала более подозрительной и ревнивой? В чем корень проблемы?

Психологи утверждают, что патологическая ревность возникает на фоне ряда возможных внутренних причин.

Главные среди них:

• заниженная самооценка;
• острый страх потери возлюбленного;
• обостренный эгоизм и честолюбие.

Для того чтобы понять, как справиться с ревностью, нужно определить, какой внутренний фактор сопутствовал ее возникновению.

Задача – повысить самооценку

Одним из самых распространенных способов, как убить в себе ревность, является повышение
самооценки, которая и явилась основной причиной подозрений в неверности. Происходит следующее: женщина считает, что недостойна такого замечательного, умного, веселого мужчины. Он ей кажется идеалом, в то время как она на его фоне просто «серая мышка». По ее мнению, к возлюбленному просто не могут не липнуть коварные соблазнительницы – красивые, эффектные, умеющие флиртовать, более заслуживающие теплого отношения.

На этом фоне возникают регулярные конфликты. Ежедневные истерики, просьбы не оставлять ее, уличения в измене могут быть изматывающими. Если женщина чувствует себя невзрачной и недостойной любви, то проблема в первую очередь именно в ней, как бы ни вел себя кавалер.

Для того чтоб мужчина хотел быть рядом и не испугался вечных подозрений, необходимо:

• переосмыслить свои таланты и способности – помочь в этом могут родственники и друзья;
• поработать над своей внешностью – не помешает сменить образ, сделать новую стрижку, побаловать свое тело косметическими процедурами, сбросить пару лишних килограмм;
• заняться аутотренингом – психологический настрой крайне важен;
• совершенствовать имеющиеся навыки – обновить знания иностранных языков, вспомнить любимые хобби;
• чаще выходить из дому, не замыкаться на любимом мужчине;
• поменять свое поведение по отношению к возлюбленному – отказаться от постоянных проверок, забыть обвинительные речи, максимально открыться ему и довериться.

Нет ничего хуже для обоих партнеров, чем ежедневные придирки, ссоры и взаимные обвинения. Если женщина хочет, чтоб ее любили, придется полюбить себя. Ничто не дается без усилий, и работа над собой тоже требует эмоциональных, физических и временных затрат.

Однако результат не оставит себя ждать. От уверенной, успешной, красивой женщины ни один мужчина не захочет уходить. Даже если жизнь сложится так, что пара расстанется, уверенная девушка с легкостью перешагнет через горечь расставания и с легкой душой начнет новую жизненную главу.

Излишняя привязанность

Если в жизни появилась разрушающая ревность, как с ней бороться, нужно спрашивать в первую очередь себя.

Нужно задуматься, не слишком ли велик страх потери возлюбленного, не чрезмерна ли привязанность? Как избавиться от ревности, если пугает возможное одиночество?

Безусловно, этот мотив также связан с уверенностью в себе, поскольку знающая себе цену женщина будет меньше опасаться будущего наедине с собой.

Однако же, даже самые внешне стойкие и сильные могут настолько войти в зависимость от своего спутника жизни, что страх потери кажется подобным смерти. Существование без возлюбленного воображение рисует в черных красках.

Патологическая ревность может сыграть с женщиной злую шутку, так как мужчина, чувствуя, что его личное пространство уменьшается, на его свободу посягают, защищаясь, легко может отдалиться как психологически, так и физически – уйти из дома, найти другую, менее подозрительную барышню.

Стоит вспомнить те времена, когда пара еще не была вместе. Раньше женщина спокойно жила самостоятельно, поэтому воспоминания должны укрепить ее веру в себя и свою самодостаточность. Нужно напоминать себе о том ценном, что есть в «жизни без него».

Всякие чувства рано или поздно утрачивают накал страстей. Важно внушить себе, что, даже если расставание произойдет, то новая яркая любовь обязательно еще встретиться.

Борьба с эгоизмом

Обостренный эгоизм часто становится причиной деспотичного поведения. Любящий человек попадает в заложники ситуации, становится жертвой тирана, пытающегося всецело присвоить его себе, контролировать каждый шаг и вздох.

Нелегко поддерживать отношения в обстановке психологического давления. Когда эгоист осознает, что любим, он начинает манипулировать партнером. Жертве приходится постоянно оправдываться, зачастую испытывать чувство вины за несовершенные грехи. Терпеть постоянные оскорбления и упреки нелегко.

Регулярные унижения могут привести к тяжелой депрессии или, если влюбленной половинке хватить душевных сил, к разрыву отношений.

Как справиться с ревностью эгоисту? Нужно взглянуть по-новому на партнера, позволить ему быть собой, иначе из живого интересного человека он рано или поздно превратится в безвольную куклу.

Осознайте в партнере личность с большой буквы, его право самому принимать решения в жизни. Если эгоистическое чувство крайне велико, лучше обратиться за квалифицированной помощью к психотерапевту. Патологическая ревность способна уничтожить любовь, поэтому важно вовремя остановиться.

Какими бы ни были мотивы ревнивца, нужно остановить поток бесконечных ссор и подозрений, осознать, что обвинения непродуктивны и без доверия у пары не будет будущего.

Стоит разобраться в себе и поработать над причинами своего непродуктивного поведения, будь то низкая самооценка, страх одиночества или эгоизм – с ними можно и нужно бороться ради сохранения любви.